иалистов.
Впрочем, недовольными мероприятием остались и кардиналы из римской курии. Ватиканские чиновники говорили, что подобные зрелища превращают католичество в синкретическую религию. Поначалу они даже хотели воздержаться от участия в нем, но затем передумали. Однако и здесь должны были испить чашу унижения, потому что устроитель действа, собрат Войтылы по Ангеликуму епископ Хорхе Мехия отказался сажать их на обычные места, чтобы не обижать гостей, среди которых были, например, далай-лама и архиепископ Кентерберийский. «Они не пришли от этого в восторг», — вспоминал Мехия. Но особенно сильно бушевал непокорный архиепископ Лефевр, возмущенный тем, что на алтаре одной из часовен буддисты поставили изваяние основателя своей религии.
Двадцать седьмого октября 1986 года в Ассизи, обители великого святого, впервые в истории собрались католики, индуисты, буддисты, шииты, сунниты, иудеи, православные, протестанты, джайны, сикхи, синтоисты, африканские колдуны и индейские шаманы. Были и представители Московского патриархата: митрополит киевский Филарет (главный борец с униатством в русском клире) и епископ солнечногорский Сергий (представитель РПЦ при Всемирном совете церквей). Разумеется, они приехали с позволения партийной верхушки, которая рассчитывала на то, что архиереям удастся вовлечь какие-нибудь религиозные организации в «антивоенное движение» (то есть заручиться их поддержкой против США — типичный пример советского новояза)[895].
Гости сидели прямоугольником вдоль арочных стен базилики святого Франциска, каждый по очереди подходил к пюпитру и произносил молитву на своем языке, ибо «всякая искренняя молитва пробуждает Святой Дух, загадочно присутствующий в сердцах людей», разъяснил Иоанн Павел II в речи перед римской курией 22 декабря 1986 года. Святой Дух в его восприятии стоял у истоков любого чистого устремления, Он направлял историю и вдохновлял народы; без Него не возникло бы ни культуры, ни религии[896]. Святой Дух не только оплодотворил Деву Марию, но породил все вероисповедания, какие только есть на Земле. Откуда понтифик набрался таких идей? Из «Короля-Духа», конечно. Словацкий говорил в нем в тот момент.
Римский папа загодя начал подводить паству к такому мировосприятию. Восемнадцатого мая 1986 года он издал энциклику «Dominum et Vivificantem» («Господа Животворящего»), где подробно рассмотрел роль третьего лица Троицы. Поскольку именно проблема исхождения Святого Духа в свое время рассорила восточное и западное христианство, Войтыла постарался избежать этой темы. Зато он подробнейшим образом остановился на его месте в священной истории, проведя мысль, что посредством Святого Духа Господь открывает людям глаза на их греховность, а стало быть — на необходимость спасения.
Именно в этой энциклике Войтыла наконец во всеуслышание заявил то, что ранее мелькало в его речах и работах, не будучи сформулировано четко: марксизм как крайняя разновидность материализма враждебен вере, и их сосуществование немыслимо. Однако марксизм, оговаривался автор, — не единственная форма материализма. Напротив, земная цивилизация вообще ударилась в материализм и живет так, точно после нас не будет никого. Оно и понятно, продолжал понтифик: если считать, что смерть — это полное прекращение существования, то поневоле будешь ей поклоняться. Угроза ядерной войны, громадное социальное неравенство, аборты, эвтаназия и терроризм — все это проявления знаков смерти, которые распространились с укреплением материализма. Церковь же стремится построить цивилизацию любви, где будет торжествовать жизнь[897].
О цивилизации любви понтифик упомянул и в письме национальному евхаристическому конгрессу Никарагуа, отправленном 12 ноября того же года. Ввиду развернувшихся тогда гонений на католических иерархов, о чем громко сигнализировали тамошние епископы, Иоанн Павел II призывал к примирению и согласию — как с Богом, так и друг с другом. Именно это, по его словам, должно было заложить основу цивилизации любви[898].
Он мечтал, чтобы день молитвы в Ассизи стал днем Божьего мира. Такого не произошло (например, кипели бои на ирано-иракской границе), однако само событие показало людям, сколько среди них поборников мира, а заодно дало этим поборникам чувство локтя. Да и не сказать, чтоб его призыв к миру был вовсе проигнорирован. К нему прислушались, например, никарагуанские «контрас», коммунистические боевики в Чили, тамильские террористы на Шри-Ланке, бойцы УНИТА в Анголе и другие[899].
Если бы не энергия Войтылы и не его вера в слово Божье, ничего этого не произошло бы. Другой понтифик сначала выставил бы эту идею на обсуждение в курии, где она благополучно утонула бы под спудом предложений и протестов. Но этот первосвященник решил действовать самостоятельно и не прогадал.
Однако совместная молитва римского папы с лидерами других конфессий породила новые споры о евангелизации и экуменизме. Большая часть мира по-прежнему, как и тысячу лет назад, не знала Евангелия. Разве что в Африке учение Христа имело успех: число христиан там увеличилось с двух миллионов в начале XX века почти до ста миллионов в конце. Однако в отношении к общему числу живущих на планете количество христиан даже уменьшилось — с 34,4 до 33,2% за тот же промежуток времени[900]. Язычники, мусульмане, индуисты, буддисты, даосы, конфуцианцы и атеисты размножались быстрее.
Следовало ли по-прежнему ратовать за христианизацию народов и не будет ли это выглядеть новым колониализмом? Быть может, достаточно было ограничиться межконфессиональным диалогом, а Христа признать лишь одним из Спасителей, наравне с прочими основателями великих религий?
Решать эти вопросы приходилось Конгрегации по делам евангелизации народов, которую ватиканские чиновники по привычке, как и встарь, именовали «Пропагандой» в честь ее прежнего названия — Propaganda Fide (Конгрегация распространения веры). Глава этого ведомства кардинал Йозеф Томко в начале 1988 года собрал в Папском Урбанианском университете (где готовили миссионеров) международный конгресс «Спасение сегодня», где выступил с громкой речью. В ней он поставил ряд вопросов, от ответов на которые зависела судьба не только христианизации, но и самой церкви. Есть ли смысл исповедовать учение Христа, если полагать Его не Искупителем мира? К чему нести благую весть, если считать ее лишь одной из форм Божественного вмешательства? Как вести диалог с другими религиями, не будучи убежденным в окончательной истине Евангелия? И если христианизацию сводить к борьбе за справедливость, кому тогда нужна церковь?[901]
Дискуссия о евангелизации заставила Иоанна Павла II издать по этому поводу новую энциклику — «Redemptoris missio» («Миссия Искупителя»). Она была представлена кардиналом Томко журналистам 22 января 1991 года (хотя датирована 7 декабря 1990 года, чтобы приурочить ее к 25‐й годовщине декрета Второго Ватиканского собора о миссионерской деятельности церкви «Ad gentes»)[902]. В энциклике римский папа заявил, что цель церкви — привести людей к Богу-Отцу, Который через посредство Святого Духа хоть и породил все истинное и благое, что есть в других религиях как приготовление к принятию Христа, но полноценное спасение души даровал лишь благодаря учению Иисуса. Ведь Спаситель сам говорил (а апостолы подтверждали), что прийти к Отцу можно только вместе с Ним, воплощенным Словом, сотворившим мир, поскольку лишь Он был распят и воскрес ради искупления грехов человечества. А следовательно, привести к Господу может лишь церковь, созданная Христом для миссии спасения человечества. Третье тысячелетие будет весной христианства, пророчил Войтыла. Он призывал обратить особое внимание на Азию, где христиане составляют подавляющее меньшинство. Туда должны были направить основные усилия миссионеры. Причем нести свет истинной веры может всякий, даже мирянин[903].
Но прежде чем пришла весна христианизации, как водится, наступила осень. Осень народов. Двенадцатого марта 1985 года, спустя две недели после разговора Иоанна Павла II с Громыко, был запланирован очередной раунд советско-американских переговоров по вопросу ограничения стратегических вооружений. Однако за два дня до этого скончался Константин Черненко. Политбюро при участии Громыко избрало главой партии самого молодого своего члена — Михаила Горбачева. СССР оставалось жить всего шесть лет.
Осень народов
Европа в своей истории пережила две волны революций. Первая случилась в 1848–1849 годах и получила название «Весны народов». От Лондона до Бухареста прокатились тогда выступления сторонников всеобщего избирательного права, национального самоопределения и отмены сословий. Именно тогда сложились нации в полном смысле слова, то есть бессословные сообщества граждан, говорящих на одном языке.
Вторая волна пронеслась в 1989–1991 годах: она смела советский блок и подвела черту под холодной войной. На этот раз события развернулись в Центральной и Восточной Европе. И если предыдущему цунами предшествовали революционные вспышки в Италии, Испании, Франции, Бельгии и Польше, то свержение коммунизма вызревало в берлинском и будапештском восстаниях, Пражской весне и движении «Солидарность».
Крах начинался исподволь, с безобидной вроде бы исторической годовщины. В марте 1984 года пражский кардинал Томашек отправил главе римско-католической церкви приглашение принять участие в памятных мероприятиях в честь 1100‐й годовщины со дня кончины святого Мефодия, одного из двух братьев, составивших славянскую азбуку для христианизации чехов, моравов и родственных им народов. Однако чехословацкие власти после долгого размышления отказали Войтыле в приезде — и не случайно! Религиозное торжество неожиданно вылилось в студенческие манифестации, которые предвосхищали то, что случится в Праге пятью годами позже. Понтифик хоть и не смог присутствовать, но откликнулся на юбилей энцикликой «Slavorum Apostoli» («Апостолы славян»), которая увидела свет 2 июня 1985 года