Так наш исполненный отеческих чувств полководец Иоанн, могучий воин, выстроил фланги войска к битве и вознес знамена в его середине. Организуя всю армию и уравновешивая ряды каждого подразделения, он ехал посередине, как и следует полководцу, чтобы руководить ходом битвы, командуя всем войском в целом, и в то же время, как пристало дерзкому стратегу, приводить в движение те или иные [отдельные] подразделения [по мере надобности]. Так бык, когда его дразнят, внимательно приглядывается, [водя глазами из стороны в сторону], высматривая, в какое место поразить недруга. Наваливаясь на одну сторону, он откатывается вправо и затем тут же угрожает [тому, что] слева, умножая таким образом наносимые им своими рогами раны. Его рога колют, подчиняясь указанию глаз. Так же и наш главнокомандующий, оперируя равными подразделениями войска, посылает сотоварищей в бой. Так же искусные пальцы музыканта ударяют по клавишам органа[90]. Когда он нажимает их, трубы звучат под давлением воздуха, и ни высокие ноты, ни басы не начнут звучать, пока музыкант не выберет мелодию и не начнет нажимать клавиши. Так же точно, по приказу главнокомандующего, вся боевая линия пришла в движение и создала [нужный] строй под отдельными знаменами.
(ст. 583—644)
Рядом с ним был Рицинарий, блистая оружием, и развертывал свои подразделения с той же заботой. Он выполнял планы, которые выпестовал до совершенства в уме, но всегда был скромен. Он был великодушен, вежлив, мудр, храбр, ни в чем не виновен и могуч в оружии, победитель на войне и служитель мира. Он действительно был смиренен в сердце, что так любит Христос, благороден в преданности и достоин быстро исполнять команды своего полководца. Ибо не природа, наш общий родитель, соединяет столь многое в теле при единственной жизни души, но [это суть] знаки величайшей благодати и милости: целомудренная любовь, преданность, доброта, мудрость и доблесть. Преисполненный такой благодати и сверкая доспехами, Рицинарий ехал меж рядов [воинов] в середине войска, спокойно говорил с товарищами и давал им инструкции.
Вражеская армия изумилась, глядя, как храбрый герой Иоанн расставлял в порядок знамена, уже осененные везением просто в силу выгодности занятой ими позиции. Но в ночное время Иерна, большой вождь в этой войне, почувствовал беспокойство и окружил свой лагерь восемью рядами верблюдов. Затем он связал меж собой весь скот, искусно привязывая рог к рогу шестью петлями. Затем коварный хитрый негодяй приготовил петли-ловушки везде по бездорожному пространству, так, чтобы мавры могли безопасно проскользнуть по полю битвы и сокрушить подходящие к [их] лагерю прямо среди их ловушек ничего не подозревающие ряды их врагов. Даже сам Минос не делал в потайных углах своего лабиринта столь искусно петляющих двойных кругов, как эти, превратившие их пути в [такой вот] лабиринт. Только умный сын Эгея вышел из них, следуя, как он был наставлен, за путеводной нитью. Затем он пронзил мечом грудь, что была смешана из двух природ[91], и тварь изрыгнула кровь и упала на темную землю с хрустом ломающихся рогов. Далее мавр выстроил третью линию обороны перед тем защитным кольцом, которое образовал [ранее]. Он распределил повсюду более мелких животных, связал их меж собой и держал стреноженными. Таким образом он искусно сузил пространство, связав вместе ослов жестокими недоуздками крепко-накрепко. Наконец, он выставил ловушки и двурогие вилы вокруг лагеря, вместе с заостренными кольями и большими камнями в качестве своего последнего защитного вала.
Антала избрал стратегию с подобным [Иоанну] искусством и выдвинулся вперед в сопровождении двух флангов войска. Уверенный в своей лошади, он бросился вперед в сражение после того, как приготовил фаланги для встречи пехоты, соединив большие шишки щитов. Он держал свои ряды близко к лагерным укреплениям, не имея желания подвергать лишенных удачи пехотинцев опасности боя на открытом поле, ибо не раз уже изведал, какой ужас может охватить [воинов] в сражении и на что была способна мощь римлян. Тем не менее войска мавров шли в бой в четком строю под двумя знаменами. Вырвавшись вперед, их лошади носились по всему полю, и быстрые лагуатанские воины последовали за ними, пока не заполнили собой поля и близрасположенные холмы, пустые долины, леса и потоки. Дикарь Иерна, их второй начальник, был с ними, как и высокомерный Брутен. За этими двумя следовал Камал, ярясь на наступающего противника и [ведя] много тысяч людей. Затем следовали Идреазан, яростный Иалда и Синдзира, горячий до битвы, и все те, чьи имена никто и выговорить-то не сможет, даже если захочет оставить памяти ради все эти многочисленные дикие племена. Посреди них стоял яростный Сидифан, подстрекатель и руководитель этой войны, который командовал кавалерией и держал свои знамена на правом фланге. На левом фланге Карказан присоединил свои отряды к общим и, подстрекая ифураков к бою, выпустил плотные ряды своих [воинов] по всей долине. Рядом с ним подняли знамена Меланг, Гантал, Гуентан, Алакандза и вселяющий ужас Ютунгун, быстрый Афтилиен, храбрый Катубар и все тысячи командиров, которых послал на битву Сирт.
Песнь V
(ст. 1—98)
И вот враг шел рядом с врагом, знамя [развевалось] рядом с другим добротно установленным знаменем. Они схватили свои луки, достали оперенные стрелы из колчанов и потрясали копьями с железными наконечниками. Когда первые ряды преодолели расстояние между армиями, чужие воины прекратили дальнейшее наступление наших. Стоя твердо, они заставили остановиться наступающего врага, и в итоге наши ряды встали, натянув удила. Смотря на наше войско, наш враг Антала, сын Гуенфана, увидел полководца Иоанна среди его знамен и узнал его еще издалека. Он тогда проехал сквозь ряды своих вооруженных людей на башнеподобном коне и предстал перед глазами нашего великого полководца. Храбрый командующий, [считая, что его] вызывают [на поединок] этой демонстрацией оружия, выехал навстречу врагу. Его же противник немедленно повернул назад, потянув удила послушного коня. Тогда наш командующий воззвал к нему: «Куда ты бежишь, Антала? Вот к чему привели твои угрозы? Смотри, Иоанн на хилой лошадке выехал принять твой вызов. Почему ж ты так быстро поворотил? Пусть нас рассудит Тот, Кто движет небо и землю, Кто мечет молнию». Пока Иоанн подобными насмешками принуждал его к единоборству, мавр устыдился и в своем горе исчез в толпе воинов. Тогда внезапно, [при помощи] какого-то колдовского искусства, из центра линии войск мавров вырвался бык, которого Иерна, жрец и могучий предводитель вождей племен, намеревался принести в жертву Гурзилу Аммонийскому, и он стал первым предзнаменованием для его людей. Он метался меж двух армий с задранными длинными рогами в неуверенности, где он сможет пробить вражескую линию. Пока наши ряды в страхе попятились назад, он вломился в сиртские ряды и дико помчался к своему лагерю. Римский всадник последовал за ним, всадил под плечо трепещущее копье и уложил его на песок. Тогда грубым звуком затрубили сигнал к бою рога, и к небу вознесся внезапный шум смешавшихся голосов. Ярость нарастала по мере усиления воплей. Весь стоявший по округе лес эхом отразил шум [боя], посылая племенам обратно подражания разным языкам. Вот отряд мавров призвал Синифера и выкрикнул имя дикого Мастимана. «Мастиман», – ответило эхо. Там они призвали Гурзила – и «Гурзил» отразилось от пустот скал. С нашей стороны, римская армия привела небо в смущение своими голосами, подобными грому, и горы ответили грохотом сотрясенных колчанов. Где-то почтенный голос пропел и выкрикнул: «Пусть храбрые бьются во [славу] твоего оружия, Юстиниан, вдохновленные божественной силой Христа. Храни, Всемогущий Отец, правление нашего императора!» При звуке этого имени небеса содрогнулись, и земля сотряслась, леса застонали по горным хребтам, сотрясясь до самих макушек. Горы и озера издали нестройный стон. Земля, расшатав основы, затрепетала, и элементы всяк по-своему воздали хвалу Творцу.
Ко всему этому была добавлена сама ярость, и души людей разгорячились к войне. Они понукали своих лошадей и с силой метали один [вид] оружия за другим. Воистину даже солнечный свет померк от обилия копий, и темная ночь настала от [полета] их дротиков, и металлические [метательные] снаряды с обеих сторон отделили яркое небо над оружием от темени поля боя. Лязгающим мечам и щитам мешали стрелы, посылаемые поочередно то с одной, то с другой стороны. Наконец все небо, мрачное и темное, ощутило на себе вес могучих копий, и каждый раз, когда [такое] оружие металось, человек с той или иной стороны падал от полученной раны, ибо все прилетавшие [метательные] снаряды несли смерть. Но нежданная Фортуна правит битвой. Часто, когда оружие брошено [во врага], оно сталкивается с брошенным дротиком противника и, соединенное с подобным собственному весом, падает на равнину, так что Марсу приходится расплачиваться двумя ранами за случайный уход от одной. Некоторых бойцов сама смерть уже окрасила красным, и земля стала влажной от пролитой [на нее] крови. Воздух звенел от брошенных копий. Битва разгоралась, и кони страдали от людской бойни, барахтаясь [по земле]. Собравшись, сила нечестивцев мощно ударила с двух сторон, и [наши] люди, ослепленные суматохой и сумасшествием, подставляли груди под вражеское оружие. Так что порой воины, готовившиеся напасть на других, [сами] чувствовали сталь в собственных телах и испускали милую жизнь сквозь [полученные] раны.
Яростный Рицинарий бросился вперед, пробившись сквозь давящие массы врага. Он обратил в бегство вражеские ряды и знамена, убив Эйлимара, одного из первых, начавших бой, человека, который, будучи уверен в своем коне и полагаясь на своих воинов, храбро искал столкновения с римской армией. Великий герой столкнулся с ним и пронзил его хрустнувшую грудь сталью. Ломая ребра, он [буквально] вскрыл его тело и [давил] с такой силой, что копье вышло у [Эйлимара] из спины.