Астрики, к которым принадлежало это племя, с незапамятных времен имели там убогие жилища. Они были народом, сильным в войне и чрезвычайно многочисленным, и много лет их никто не беспокоил. Когда они узнали, что Иоанн в своем продвижении внес знамена на их земли, они были напуганы его первым приближением и поторопились выслать сговорчивых послов, чтобы молить о мире. Полководец принял их спокойно в центре шатров, и они, прося прощения, мира и безопасности для своих племен, униженно излили такие просьбы: «Великий полководец, слово о твоей могучей репутации, живости ума, доблести и о том, что ты заслуживаешь полного доверия, прилетело впереди тебя, сразу устрашив наши племена, воздающие благодарность твоему правлению. Склонив головы, знаменитый народ астриков подчиняется, храбрый герой, твоим распоряжениям. Наши старейшины одобряют и ищут договора с тобой, поскольку они хотят служить и приготовили свои шеи для твоего ярма. Пощади же их, великий полководец, о чем они и просят.
(ст. 407—436)
Мы просим ни о чем больше, как о мире и ненарушаемом спокойствии после того, как ты завершишь свою войну».
Даже пока еще этот посланец говорил, невежественная толпа воинов начала роптать прямо в ставке главнокомандующего: «Как долго голод будет истреблять наше войско, [лишая его даже] возможности отомстить? Нет теперь надежды, нет спасения, и наш несчастный отряд изнемог от истощения». Когда этот звук дошел до ушей командующего, он был очень обеспокоен и шепнул Рицинарию: «Немедленно положи конец этим несчастным жалобам негодных вояк. Что за сумасшествие в их сердцах, какое смешение в умах сломя голову влечет эти несчастные отряды к катастрофе? Они видят послов. Эти люди просят о мире со мной. Они стоят здесь, униженные, и молят нас – эти же открывают наши собственные [нехорошие] дела и нашу тайную болезнь. Горе этим ничтожным шайкам, заботящимся [только] о своем желудке, подобно скоту или диким зверям». Рицинарий немедленно вышел и, повторив речь командующего, быстро пресек ропот спокойными словами. Затем, когда тишина вполне восстановилась, полководец не замедлил с ответом послам: «Вы слышали, каким ропотом охвачено наше войско. Наши воины рвутся к горькой схватке и готовы проложить путь через земли вашего народа. Наша империя, однако, всегда щадит тех, кто подчинен нам. Мы сокрушаем людей, которые вовлекаются в войну, но смиренных мы принимаем как друзей. Идите, уважаемые, и если вы просите от меня этот договор с непоколебимой верностью [по отношению] к нам, отправьте ваших детей заложниками в мой лагерь и соблюдайте со мной мир. Весь народ астриков останется в безопасности и будет могучим под [эгидой] нашего императора». Сказав им много такого, он нагрузил их дарами. В ответ они заверили, что будут служить Римской империи, и обещали привести своих детей как заложников мира. Они провозгласили приверженность латинянам за их доблесть и верность, и они хвалили силу и верность обоих – и императора, и полководца. Затем, когда мир был заключен, они удалились.
(ст. 437—504)
На небольшом расстоянии от них, изможденные и жаждущие, странствовали по непаханым полям илагуаны, будучи не в силах уже выносить великие страдания и смертельный голод. Нет пути-дороги к спасению. За ними стоял Иоанн, перед ними – несусветный жар солнца. Смерть со всех сторон вставала перед глазами племени. Они уже не могли двигаться ни взад, ни вперед. И обеспокоенная масса людей, приведенная в смешение окружающими ее опасностями, громко стонала и молила о смерти. Тогда Фортуна вообще отвернулась от них и убедила возвратиться, сменив ужасный путь народа на еще более худший. Итак, по жребию войны, нечестивый сиртский отряд вернулся, не столько для вооруженного столкновения, но просто ради попытки невесть куда побега. Римские всадники-разведчики ездили вокруг них, и вместе с латинскими отрядами ездили верные мазаки, выискивая по сторонам, где может быть враждебный народ. Они не получали никаких известий и не видели рядом врага, когда вдруг они заметили отблески огня среди темной ночи и пребывали в сомнении, развели ли его астрики или илагуаны, повернувшие в их направлении.
Угрюмая заря, подняв свои лучи над океанскими волнами, прогнала тьму в то утро. С собой она несла гибельное солнце,на колеснице которого ехала злая судьба. Облака попрятались, и Феб осветил своим мрачным светом темное небо. Но смотрите, гонец, едущий с трудом, докладывает, что он видел бесчисленные костры, мерцавшие тихой ночью на широком пространстве, на [определенном] расстоянии от его собственного отряда. В докладе не было четко сказано, то ли это изнуренные илагуаны повернули и возвращаются, то ли астрики передвинули свое становище ближе к римскому лагерю. Итак, ощутив себя в затруднительном положении, наш полководец, как всегда находчивый, обратился к своему сердцу за объяснением [происходящего]. Пока он стоял в тишине и сомнении, к нему внезапно подошел верный Куцина, прибыв с большим отрядом сторонников. Восхищенный и счастливый, он так сказал командиру: «Беглецы-илагуаны, усталые и невооруженные, двинули свои медленные войска в движение, и готовятся украдкой пересечь этот путь. Время подходящее – подними знамена, могучий командующий – [повторю,] время подходящее, чтобы уничтожить это слабое и измотанное племя. Более того, работа сейчас для наших воинов будет легкая. Темная река омывает заросшие тенистые берега. Ее окружают деревья различных видов и темный тростник. Народ [илагуанов] направляется к этому месту. Пусти нас добраться до реки первыми и овладеть всем потоком». Его слова были хорошо приняты людьми, когда он говорил, но полководец, который еще хранил в обеспокоенном сердце ропот усталых воинов, сначала воспретил им выступать. Но кто может противиться или противостоять непоколебимой воле Бога? Итак, приведя армию в движение, полководец приказал пехотинцам строиться среди конных отрядов. Пыль собралась в облака над ними, и воздух смешался с песком, когда Иоанн начал этот проклятый марш, и Галлика открыла [перед римлянами] зловещие холмы и мрачные проклятые поля. Солнце сияло в небе и жгло высокий Олимп огненосной колесницей, когда оба войска дошли до речного потока. Сиртская армия в ужасе прекратила продвижение и, повернув, покинула берега и оставила реку, к которой так стремилась.
Командующий отдал распоряжение вырыть там рвы и разбить лагерь, а битву отложить, ибо он намеревался вступить в бой на следующий день и посему приказал браться за оружие только для защиты потока и водоснабжения. Его совет был мудрым, если б только римское войско исполнило данные ему инструкции. Но скорбная судьба предопределила этих людей быть своевольными и самоуверенными. Воины бегали повсюду, разбредаясь все дальше и глубже по равнинам. Первые из них спровоцировали передовую линию врага, и в беспорядке, не создав строя, эти отряды латинян сошлись с врагом, выкрикивая свой обычный боевой клич. И ни рог [трубящий] по приказу командира не провозгласил эту внезапно возникшую стычку, ни высокие боевые знамена, воздвигнутые на позициях.
(ст. 505—637)
Увы, не объединенные в отряды, слишком самоуверенные, наши бегали среди врагов, движимые злой судьбой. В первом столкновении ряды мармаридов в ужасе отступили, а римские воины преследовали их, вступив в горячий бой. На равнине латинские всадники нанизывали на копья тех, кто бежал от схватки. Они рубили врагов и крепко теснили их, в то время как страх вел разбитых мавров назад средь их верблюдов.
На некотором расстоянии Иоанн, могучий оружием, выставлял в порядке все свои знамена на защитной позиции и инструктировал людей, где расположит лагерь и вырыть рвы. Он повторил приказ атаковать противника, только защищая речную воду. И вот они двинули ряды. Куцина возглавлял правый фланг и был окружен и [верными] массилами, и латинянами. Рядом с ним был Фронимут, храбрый в римском оружии, и тот могучий командир Иоанн, облагодетельствованный [тем же] счастливым именем, что и его главнокомандующий, но не с такой же счастливой судьбой. Грузный Пуцинтул [также] был на левом фланге с лучниками, Гейзирит и Синдуит [стояли, словно] облаченные в доспехи башни. Среди них стоял великий вождь вождей, и хоть и осознавал, что тяжкая судьба уже нависла над [его воинами], давал командирам напрасные слова совета. Перед ним Тарасий выстроил кольцом плотную фалангу пехоты вместе с щитоносной кавалерией, и, скача галопом на своей быстрой лошади, готовил подразделения [к возможному бою].
Теперь смотрите – пока все это происходило, быстрый посланник прибыл к полководцу с новостями о том, что противник смят и поворачивает свои побежденные спины к бегству через поля. Воин, однако, не мог своим сообщением заставить Иоанна отменить его мудрое решение. Мнение полководца осталось неизменным. Но с ним не была согласна воля Бога в Его наводящем страх величии, и тогда командующий, колеблясь, был переубежден начать военные действия своими телохранителями – Ариаритом, в прошлом храбрым воином, и славным Дзипером. Оба они были могучими молниями войны, которых боялись фаланги массилов, и схожими они оказались не только в доблести, но и в судьбе. Дзипер начал: «Помоги латинянам, могучий полководец. Твои союзники [тоже] вовлечены в горячий бой на равнинах, но, поскольку их мало, их теснят сомкнутые ряды врага[104]. Их превосходят числом. Последуем же за нашими союзниками к войне. Возьми оружие и окажи помощь своим людям». Так, храбрый Ариарит воспламенел любовью к битве и убедил упрямого полководца двинуть знамена. Слова его верного помощника убедили полководца, и ужасный боевой рог выкрикнул смертельную песню и вывел отряды на бой. Таково было Твое удовлетворение, Всемогущий Отец, коль скоро Ты хотел покарать грешных людей Ливии. Их вины были причиной грядущего великого зла. Вина же не падает на нашего правителя.
Когда, с расстояния, Карказан увидел поднявшиеся облака пыли, он не терял времени и взбудоражил армию насамонов, укрепляя их боящиеся сердца следующими словами: «Непобедимые народы, ваша хорошо известная доблесть убедила меня испытать эти римские силы в бою. Вот [и настал тот] день, в который рогатый Аммон обещал отдать предназначенную вам землю. Выступайте же и бесстрашно встретьте врага оружием, выказав даже сейчас ваши наследственные притязания на славу. Пусть каждый из вас сражается яростно в рукопашной схватке и поверит в нашу общую судьбу. Великие божества даруют свою помощь, и, положившись на нее, вы обрящете полную победу. Товарищи, отложите прочь малодушный страх и возьмите с собой на бой привычные вам силу и дух». Карказан едва успел сказать это, как ужасающий крик пронесся по сиртскому лагерю, и, поскольку шум этого дикого смятения все более увеличивался, войско мармаридов разъярилось. Их собственный тяжкий жребий разжигал их ярость, и дух войны двинул их дикие отряды, подгоняя варваров ударами кровавого кнута по спинам. Затем, поскольку их дикие сердца были охвачены безумием, их бесчисленная конница начала выступать из лагеря и направилась к равнинам.