Ганс, друг Иоганна Буша, был очень высокий, светло-волосый, уже начинал толстеть, в общем, такая громадина с острой бородкой и голубыми глазами. Ганс любил играть на виолончели (чего только не бывает в природе, думал всегда Иоганн Буш: чистокровный немец, живущий в Мексике, играющий на виолончели!), любил литературу (одним из его самых любимых авторов был Иоганн Буш), прекрасно знал классическую музыку, античную мифологию и вообще всю античность, был вдовцом и имел бар под названием «Ганновер». Первое, о чем спросил Ганс, когда познакомился с Иоганном Бушем, это — сколько тот выпивает перед тем, как сесть писать свои вещи, ибо он был уверен, что так, как пишет Иоганн Буш, писать можно только тогда, когда основательно выпьешь. Иоганн Буш и Ганс Гейнек подружились сразу, и Иоганн Буш, когда приезжал месяц раз в город, всегда приходил в бар Ганса Гейнека, и они вместе пили. Ганс Гейнек предлагал Иоганну Бушу провести в его дом телефон. Иоганн Буш не соглашался, говоря, что это безумие и что не для этого он бежал от цивилизации, чтоб быть связанным с ним через телефон. Ганс смеялся тогда и говорил ему, что существуют такие девушки, которые по телефону сделают с ним все, что он только ни пожелает. Иоганн Буш посылал тогда Ганса Гейнека подальше, и они опять пили.
Теперь, в то летнее утро, сидя в машине, Иоганн Буш подумал, что ему об очень многом нужно будет поговорить с Гансом. Я скажу обо всем, что сегодня надумал, и уверен, что Ганс поймет. Конечно, поймет, думал писатель, Ганс всегда понимает…
— Берг, нужно все поскорее закупить и поехать к Гансу, — сказал он вслух. — Сегодня будет большой пир…
А потом машина выехала из леса, и Иоганн Буш увидел далеко внизу раскинувшуюся в бело-сероватой дымке долину и город.
— Черт возми! Какой восход! — сказал Иоганн Буш. — Напрасно ты спишь, Берг! Посмотри! Когда видишь такой восход, хочется жить…
3
Он пил пиво с таким чувством, как будто это что-то могло дать, но пиво ничего не давало (да и что может дать пиво?), разве что голове делалось чуть тяжелее, и он начинал потеть и знал, что скоро ему захочется в кабинет по маленькой. Он все пил пиво и в конце концов решил напиться. Не просто выпить нечто покрепче пива, а по-настоящему напиться, и он позвал официанта.
— Принесите, пожалуйста, водки. Сразу бутылку, пожалуйста.
— Водка только в розлив.
— Жаль. В таком случае вам придется очень часто подходить к этому столику.
— Мне за это платят, — сказал официант, чистенький такой, с напомаженными гелем волосами, тщательно выбритый и очень-очень молодой.
— Ну, раз вы согласны побегать…
— Согласен. К тому же могу еще посоветовать пересесть к стойке, и вас тогда будет обслуживать бармен, он же, кстати, и хозяин этого заведения.
— Пожалуй, это выход.
— Вот видите. Выход всегда можно найти, — важно сказал официант.
— Вы слишком молоды, чтобы знать о выходах и входах. — Писатель встал, взял с собой кружку пива и направился к стойке. Берг последовал за ним. — У вас найдется водки? — спросил он бармена.
— Какой именно?
Писатель назвал, какой ему именно хотелось.
— Такой у нас найдется, — сказал бармен, он же и хозяин, и показал бутылку.
— Прекрасно, налейте мне рюмочку, пожалуйста.
— Чем будете закусывать?
— Вот этим. — Он показал кружку пива.
— Неплохая закуска, — сказал хозяин бара.
— В самый раз…
Так ты хочешь напиться? — спросил он самого себя. Хочу, ответил он. Какого черта? Не твое собачье дело. Нельзя ли без грубостей? Заткнись! Ты — моя вторая половина, и, скажу тебе, не самая молчаливая половина, так что заткнись, а я буду напиваться. С каких это пор ты пьешь так рано? Заткнись, я тебя очень прошу, и не задавай сложных вопросов…
— Ваше здоровье, — сказал он хозяину бара и выпил.
— Всегда пожалуйста. — Хозяин бара был одних с ним лет, уже седел и имел почему-то очень короткие руки.
— Как вас зовут? — спросил он хозяина.
— Это имеет какое-либо значение?
— Не скромничайте. Меня, например, зовут Иоганн Буш, а вот этого господина — Берг.
— Хороший пес.
— О да! Он самый воспитанный пес на всем земном шаре.
— Охотно верю, раз вас зовут Иоганн Буш.
— Вы меня знаете?
— А кто вас не знает? Вы живете в белом доме, что на вершине холма посредине равнины. Вы очень известный писатель, вы приезжаете в город месяц раз, только, если мне не изменяет память, вы любите посидеть в другом баре.
— Все правильно. Но Ганс Гейнек умер (мне сегодня так сказали в "Ганновере"), и мне не хочется больше заходить в его бар, раз его нет…
— Тогда добро пожаловать в «Нормандию». Меня зовут Виктор, с ударением на последний слог.
— Француз, значит?
— Нет. Еврей, если ничего не имеете против.
— Я не фашист. Налейте еще, Виктор.
— Пожалуйста.
— За Ганса Гейнека.
— Пожалуй, я выпью с вами вместе.
И они выпили.
— Вы читали мои книги, Виктор? — спросил Иоганн Буш.
— Да. Все до единой.
— Ну и что скажете? Только не врите.
— Мне они нравятся.
— Налейте еще.
— Решили напиться?
— А вам это не нравится?
— Я не жадный. Мне не жалко. Спросил просто так.
— Да, решил напиться, — сказал писатель. — Еще будут вопросы?
— Напрасно обижаетесь.
— Я не обижаюсь. Можно еще рюмочку?
— Хоть две!
Бедный, бедный Ганс, подумал Иоганн Буш. И какого черта? Инсульт… Какого черта, я спрашиваю!
— Какого черта! — сказал он вслух. Хозяин бара «Нормандия» ничего не сказал. Иоганн Буш нагнулся и почесал за ухом Берга; Берг вяло завилял хвостом, но продолжал лежать, положив голову на передние лапы.
— Ганс был единственным, с кем можно было поговорить на немецком, — сказал Иоганн Буш.
Бармен опять ничего не сказал. Он молодец, подумал Иоганн Буш о хозяине. Конечно, тут ничего не скажешь. Ганс Гейнек умер от исульта и все…
— Предложить вашей собаке пирожное? — спросил хозяин.
— Откуда вы знаете, что Берг обожает пирожное?
— Ганс рассказывал. Мы вообше-то с ним были друзья.
— Берг, хочешь пирожное? — спросил Иоганн Буш собаку; Берг оживился. — Он хочет, — сказал писатель бармену. — Можете дать ему кусочек, но небольшой.
Виктор положил в тарелочку кусок пирожного, вышел за стойку, обогнул ее, подошел к собаке и положил тарелку перед его носом. Берг активнее завилял хвостом, но не притронулся к пирожному и посмотрел на Иоганна Буша.
— Поешь пирожного, Берг, — сказал писатель. — Мосье Виктор угощает. — И потом бармену:- Спасибо.
— Не стоит. — И хозяин бара вернулся на свое место за стойкой.
— Налейте еще, Виктор, и выпейте со мной.
— Ну, разве что еще по рюмочке.
И они опять выпили.
А потом Иоганн Буш спросил:
— Какого черта вы торчите в этой стране, Виктор? И именно в этой стране, да еще среди мексиканцев?
— Наверное, потому торчу, почему торчите вы и торчал Ганс Гейнек. А вам не нравятся мексиканцы?
— Нравятся, — ответил Иоганн Буш. — Я живу среди мексиканцев уже 7 лет.
— Я бы не сказал, что вы живете среди мексиканцев, — сказал хозяин бара. — Скорее вы живете в полном одиночестве. Но я рад, что вам нрявятся мексиканцы.
— Очень нрявятся! — с чувством сказал Иоганн Буш, и они рассмеялись.
А Ганс Гейнек вот уже теперь никогда не будет смеяться, подумал Иоганн Буш. Бедный Ганс!..
— Ганс мне о вас очень много рассказывал, — сказал бармен. — Мы часто говорили о вас и о том, что вас привело в эту страну.
— Могу себе представить, — хмыкнул писатель. — Зато о вас мне Ганс ничего не говорил.
— Это не так уж и важно.
— Вы опять скромничаете, Виктор.
— Бросьте, Иоганн Буш.
— Тогда можно я спрошу вас кое о чем?
— Валяйте, только помните, что я очень скромный человек.
— Ну так вот. Я приезжаю в город один раз в месяц, знаете ли. Так, ничего особенного: купить чего-нибудь для дома, для Берга, послать письма и все такое… Вы разрешите мне, когда я буду приезжать в город, заглянуть к вам на часок другой.
— Давайте выпьем еще по одной, Иоганн Буш. И перестаньте пороть чушь!
— Спасибо, Виктор. Давайте опять выпьем.
— За что будем пить?
— За Ганса.
— Принято. За Ганса Гейнека.
— А это ничего, что вы пьете? — спросил Иоганн Буш. — Я имею ввиду вашу работу.
— Не беспокойтесь, — сказал Виктор. — Если я напьюсь, меня заменит один из официантов. Кстати, официант, работающий у стойки за место бармена, получает добавку к зарплате. Так что каждый из них ждет не дождется, когда я напьюсь или заболею, и кто-то из них заменит меня.
— Виктор. Давайте сегодня сделайте доброе дело. Ради Ганса.
— Что вы имеете ввиду?
— Напейтесь, и пусть кто-то заменит вас.
— Вы решили подорвать дисциплину в моем баре, сеньор Хуан, — сказал бармен, рассмеявшись. — А еще немец!
— Да, немец! — почему-то сказал Иоганн Буш. Ему почему-то вдруг очень нужно было в это время быть именно немцем (может, из-за Ганса?), но потом ему стало стыдно. Кончай ты это дело, Иоганн Буш, сказал он сам себе. Ведь тебе так часто бывало стыдно, что ты немец. Бывало, согласился он, и даже чаще, чем хотелось бы. Но вот теперь ему почему-то приятно было осознавать себя немцем.
— Я немец, Виктор, а вы вот француз, — сказал он.
— Можно быть и французом, — сказал хозяин "Нормандии", — если вам так уж не нравится, что я еврей.
О черт! — подумал Иоганн Буш. Вслух он сказал:
— Да я не это имел ввиду, совсем нет… я просто… Вы простите, если это так прозвучало. Я тоже иногда не в восторге от того, что я немец. Вспоминаешь свое арийское прошлое, и тебе становится стыдно.
— Давайте выпьем, Иоханн. Так будет лучше.
— Давайте, Виктор, за что?
— За Ганса Гейнека, Иоханн: он тоже был немцем.
— Спасибо, Виктор.
И он выпил опять. Иоганн Буш посмотрел туда, где была дверь. Она была открыта, и чувствовалось, как жара на улице вместе с движущимся солнцем пытается проникнуть в бар. В этой приближающейся, движущейся жаре чувствовалось приближение какой-то катастрофы, Иоганн Буш спросил вдруг бармена, резко повернувшись к нему: