Гутенберг знал правила, знал, что закон не на его стороне и что ему некого винить, кроме самого себя.
Являлся ли этот поступок местью? Я бы сказал, что он был продиктован прагматизмом. Это, в конце концов, бизнес, а бизнес не подразумевает мести. Фуст мог потребовать большего и попытаться завладеть всем бизнесом. Но они, очевидно, достигли соглашения: Гутенберг сохранил за собой Гутенбергхоф с его единственным прессом и трудовыми контрактами (и, возможно, литерами 42-строчной Библии, судьба которых все еще остается загадкой), а Фуст, по доброте душевной, вернув свои деньги, позволил Гутенбергу получить его долю от продаж Библии. Таким образом, Фуст не был законченным мерзавцем.
Так на волне успеха Гутенберг утратил контроль над своим творением, а Фуст стал главным книгопечатником Майнца.
Гутенберг сохранил за собой Гутенбергхоф с его единственным прессом и трудовыми контрактами.
Глава 8Колофон
Фуст покинул рефекторий монастыря Босоногих Братьев, став единоличным собственником цеха в Гумбрехтхофе и получив все права на детище Гутенберга – 42-строчную Библию. Он также мог столкнуться со следующей проблемой: производство принадлежало ему – вместе со всеми прессами, пергаментом, чернилами и бумагой, – но какая от него польза без команды специалистов, которая бы им управляла? Но в действительности такой проблемы не возникло, так как судебный процесс длился несколько месяцев и у Фуста было время, чтобы все спланировать. Во время слушаний он завербовал самого ценного помощника Гутенберга, Петера Шёффера, сделав ему предложение, заключавшееся, по сути, в следующем: у твоего шефа проблемы – он задолжал денег и не может заплатить. Ты понимаешь, чем закончится этот судебный процесс и не хочешь остаться без работы, а я не хочу остаться без специалиста-книгопечатника, поэтому, если решение суда оправдает наши ожидания, цех в Гумбрехтхофе твой, мой мальчик. Что-нибудь подобное должно было иметь место, так как Петер Шёффер присутствовал на последнем слушании дела в качестве независимого наблюдателя, а не свидетеля со стороны Гутенберга.
Шёффера не нужно было долго убеждать, так как он был больше близок к Фусту, чем к Гутенбергу. Когда умер отец, Петер был еще совсем юным и Фуст усыновил его. Фуст воспитывал Петера, помог ему окончить Эрфуртский университет (где, возможно, учился и Гутенберг) и отправил его в Париж, где тот стал писцом, возможно, планируя сделать карьеру в Церкви. Около 1452 года Петер вернулся в Майнц или же его привез туда Фуст, чтобы сделать помощником Гутенберга, – ведь, будучи каллиграфом, гравировщиком и рисовальщиком, он являлся отличной кандидатурой на эту должность. Талантливый, амбициозный, но склонный к жестокости, он великолепно дополнял мастерство и технические навыки Гутенберга, а также коммерческую хватку Фуста. Все эти качества во многом помогли Петеру. Впоследствии он женится на дочери Фуста Кристине, унаследует дело и станет первым международным книгопечатником и торговцем книгами.
Фуст стал единоличным собственником цеха в Гумбрехтхофе и получил все права на 42-строчную Библию.
Его карьера полна парадоксов. Кто-то может сказать, что Петер подложил свинью своему наставнику, уйдя от него к Фусту, но благодаря этому он смог продолжить дело своего учителя и представить изобретение миру. Петер осознанно пытался присвоить все права на изобретение себе и своему приемному отцу (и тестю), причем настолько успешно, что 60 лет спустя известный историк писал о том, что именно Иоганн Фуст был первым, кто «придумал и разработал книгопечатное искусство», а о Гутенберге упоминал лишь бегло. Людям, встречавшим Шёффера в середине 1450-х годов, следовало восхищаться его талантом, но при этом быть бдительными.
Практически нет сомнений в том, что автором идеи о следующем большом книгопечатном проекте, не менее грандиозном, чем Библия, – Майнцском псалтыре – был Гутенберг. Этот проект наверняка был задуман Гутенбергом ранее, и, возможно, о нем также думал Николай Кузанский. Кроме псалмов, Майнцкий псалтырь содержал хвалебные песни, молитвы, отрывки из Старого и Нового Заветов, коллекты, литании, заупокойные молитвы и собрание стихов для религиозных праздников.
Петер Шёффер осознанно пытался присвоить все права на изобретение себе и своему приемному отцу.
Это настолько впечатляющий проект, что Гутенберг вряд ли мог работать над ним, когда Библия все еще находилась в печати, с чем ученые в основном согласны. Эта 350-страничная книга привнесла в историю книгопечатания и дизайна книг новые отличительные элементы: две новые гарнитуры шрифта, вычурные заглавные буквы в каждой из 288 строф, украшенные филигранным орнаментом из тонкого, как нить, металла, причем иногда внутри букв находились рисунки (например, внутри главной вертикальной линии буквы B была выгравирована собака, охотящаяся на птицу), а для печати прописных букв использовалось два цвета – красный и синий. (Недавние исследования показали, что Гутенберг заложил основы печатной рубрикации еще в 42-строчной Библии, где встречались некоторые прописные буквы, которые практически невозможно было отличить от нарисованных вручную.) Фразы и предложения тоже начинались с красных прописных букв, подражая обычаю писцов отмечать начальные буквы красным цветом для того, чтобы было легче читать текст. Первая буква каждой строфы содержала как красный, так и синий цвет в чередующейся последовательности: если буква красная, то орнамент синий, и наоборот. Эта двухцветная печать (трехцветная, если считать черный цвет) могла быть выполнена только посредством отдельного закрашивания текста (черным), прописных букв (красным), инициалов (красным/синим) и орнаментов (синим/красным) с аккуратной заменой элементов формы и печатью до того, как высохнет краска.
Создание этого удивительного творения должно быть начато под руководством Гутенберга, но из-за разрыва с Фустом, когда книга вышла из печати, он уже не участвовал в деле. Вследствие этого мы имеем еще одну инновацию, еще одно неприятное выражение эго Фуста и Шёффера – Псалтырь стал первой книгой, содержавшей выходные данные издателя.
Настоящий текст Псалтыря, украшенный благородными прописными буквами и разделенный на соответствующие рубрики, стал возможным благодаря гениальному открытию печатания и формирования букв без использования пера и был завершен с прилежным почтением перед великолепием Господа Иоганном Фустом, гражданином Майнца, и Петером Шёффером из Гернсхайма в 1457 году, в канун Успения Богородицы [то есть 14 августа].
Сохранившаяся (в Вене) копия также содержит эмблему Фуста и Шёффера – два висящих на ветке щита.
Это был первый печатный колофон – пометка, в которой средневековые писцы записывали данные о копии. Лишь позже словом «колофон» стали называть в первую очередь выходные данные. Тогда этот термин еще практически не использовался. Он вошел в обиход лишь в следующем веке, когда Эразм применил его для обозначения заключительных слов книги. Он заимствовал это слово из названия ионического города, который в классические времена настолько эффективно использовал свои конные войска, что те подводили черту буквально в любой битве. Эразм обычно завершал книгу заключительными словами Colophonem addidi (лат. – выходные данные добавлены), и вскоре этот термин стал использоваться другими авторами.
Фуст и Шёффер продолжили начатую Гутенбергом традицию, напечатав целую серию удивительных книг: миссал, содержавший сложнейшие орнаментированные прописные буквы; псалтырь, изготовленный для бенедиктинцев и включавший изменения, принятые в соответствии с бурсфельдскими реформами; руководство по совершению литургии, составленное французским специалистом XIII века по каноническому праву Гийомом Дюраном (чье имя обычно латинизировалось как Дурандус). Книга Дурандуса пользовалась поразительным успехом, и после первого издания Фуста и Шёффера в 1459 году последовало еще больше сорока. Были также выпущены некоторые книги по каноническому праву. Одним словом, Шёффер сделал то, о чем мечтал Гутенберг, – обеспечил жаждущую Церковь необходимыми книгами.
Теперь Гутенберг рисковал быть вычеркнутым из истории своего собственного творения. В некотором смысле он так и не оправился после разрыва с Фустом. Гутенберг прекратил выплачивать проценты с 80 динаров, взятых в долг у страсбургской церкви Святого Фомы. На него подавали исковые заявления, угрожали арестом. Будучи гражданином Майнца, не признававшим страсбургское правосудие, он мог это игнорировать, но подобные претензии способны вызвать хроническую депрессию у любого нормального 60-летнего человека.
Фуст и Шёффер продолжили начатую Гутенбергом традицию, напечатав целую серию удивительных книг.
Тем не менее Гутенберг никогда не изображал из себя жертву. Он выступал в роли свидетеля при продаже недвижимости в 1457 году вместе со своими «благородными и благоразумными» сотоварищами, а это доказывает, что он оставался в Майнце. Он также удерживал Гутенбергхоф (с чем теперь, после многолетних споров, согласны почти все ученые). Последовали другие издания, напечатанные шрифтом Д-К, в каждом из которых присутствовали доказательства причастности к ним Гутенберга: другие «Донаты», еще три календаря, призыв папы к крестовому походу против турок (который был проанализирован Нидхэмом), список архиепископств, одностраничная молитва (сохранился лишь один ее экземпляр, в верхней части которого есть отверстие от гвоздя, свидетельствующее о том, что набожный владелец повесил ее в своем доме). В этих работах наблюдается определенная последовательность, что является еще одним доказательством того, что Гутенберг продолжал работать в Гутенбергхофе.
Это было лишь началом его боевого возвращения. По мо ему мнению, Иоганн переживал об утраченном и решил вернуть себе все, что мог. Его 42-строчная Библия продавалась, недостатка спроса не было, а ученики Гутенберга стали открывать собственные производства. Око