Sorgenloch означает «уйма забот», но глагол sorgen несет еще и такой смысл, как «заботиться о», так же как и «быть обремененным заботами», что соответствует английскому care (заботиться). Возможно, здесь мы имеем дело с изображением, которое несет следующие значения: святой Христофор, видоизмененный до собирательного образа святого в заостренном колпаке простолюдина, по сей день встречающегося на празднествах в Майнце, и святой, помогающий людям в несении тягот мира сего. Кстати, все эти гипотезы не подкреплены доказательствами, но они все же менее сумасбродны да и более привлекательны, чем некоторые другие теории. Мне бы хотелось верить, что подобным образом Генсфляйш (и Зоргенлох) решили заявить о своей приверженности таким христианским добродетелям, как смирение и сила духа.
Но есть и еще одна загадка, оставленная Фрило: почему он не добавил «Гутенберг» к набору своих фамилий? Возможно, потому, что его семья была высокого мнения о своем положении в обществе, поскольку ей принадлежало несколько владений, да и герб их на тот момент прочно укоренился в обществе Майнца. Но мне кажется, что это лишь частичный ответ. В конце концов, следуя обычаю, было бы вполне естественным называть себя по имени нового семейного дома – ведь это вполне могла быть и середина XIV века. Однако в этот период произошло нечто настолько ужасное, что мысли обо всем остальном просто отошли на задний план.
Герб, используемый Фрило, – настоящая загадка для историков.
Чтобы объяснить, что случилось, давайте отвлечемся и рассмотрим ситуацию с сурками в Монголии. Из этих симпатичных существ, часто встречающихся на равнинах Центральной Азии, выходит отличное жаркое, но все-таки лучше держаться от них подальше, поскольку сурки очень привлекают блох, которые могут быть носителями опасной бациллы, убивающей как блох, так и сурков. При определенных обстоятельствах, когда сурков мало, блохи могут переходить и на животных других видов: кроликов, крыс и, в конце концов, на людей. Попав в кровь, бацилла вызывает реакцию, которая обычно (хотя и не всегда) является смертельной. Она поражает легкие (90 процентов со смертельным исходом), кровь (100 процентов со смертельным исходом) или, чаще всего, лимфатические узлы, которые, будучи не в состоянии вывести токсины, раздуваются, превращаясь в твердые темные, размером с орех опухоли – бубоны, откуда, собственно, и пошло название «бубонная чума», более известная как «черная смерть».
В 1340-х годах численность сурков в Монголии стала снижаться. Бациллы Pasteurella Pestis (чумная палочка) стали искать других хозяев и нашли их в виде тех, кто без труда перемещался по дорогам, созданным монголами за предшествовавшие 150 лет в ходе молниеносных завоевательных кампаний. Через несколько лет после этого блохи, зараженные Pasteurella Pestis, добрались до Крыма. Находившиеся там монголы осаждали древний порт Феодосию, переименованный в Кафу активно торговавшими там итальянскими купцами из Генуи. Заразившиеся чумой монголы ушли, но не просто ушли, а с прощальным выстрелом. В декабре 1347 года они с помощью катапульт через стены забросили в город тела умерших от чумы монголов, чтобы заразить итальянцев. Следующий корабль, направлявшийся к Средиземному морю, перенес чуму с корабельными крысами, вещами, заселенными блохами, и с инфицированными членами команды. Из Италии и Южной Франции чума распространялась на север со средней скоростью 15 километров в неделю. Это была величайшая катастрофа за всю историю Европы. За три года умерло около 25 миллионов человек, а возможно, и больше. Папское расследование привело цифру в 40 миллионов. Это треть населения Европы. В некоторых областях число погибших превысило 60 процентов от числа местных жителей. Ужасающие последствия страшной болезни повергли в ужас опустошенные города, надолго оставив свой след в культуре и умах людей.
Причиной чумы, которая впоследствии пришла в Европу, стали монгольские сурки, очень привлекающие блох – носителей опасной бациллы.
Что касается причин, тогда о них ничего не было известно и это сеяло среди людей настоящий ужас. Последствия эпидемии чумы сравнимы с холокостом, бомбардировками Хиросимы и Нагасаки и СПИДом, но ни одна из названных катастроф не сопоставима с чумой по масштабам. Именно отсутствие объяснений вносит сумятицу в умы людей. Им проще справиться со страхом и страданиями, когда они понимают (или думают, что понимают), что происходит. Коммунисты в нацистских концентрационных лагерях, а также свидетели Иего вы сохранили свое здравомыслие в сумасшедшем мире, будучи уверенными в том, что они являлись лишь действующими лицами в драматической пьесе, написанной либо законами истории, либо законом Бога. Христианская Европа видела только мир, перевернувшийся с ног на голову. Библейский Бог обещал как спасение в следующей жизни, так и поддержку в этой. Но в тот момент он, казалось, вдруг стал бессильным или даже враждебным к людям. Незнание послужило причиной настоящей истерии, когда люди отчаянно стремились найти объяснение происходившему. Бог, должно быть, гневается на людей из-за совершенных ими грехов и само собой разумеется, что он вынужден назначить наказание, поэтому, если люди сами себя накажут, Бог, возможно, смилостивится. По всей Европе группы сумасшедших фанатиков шли маршем по городам, избивая себя ремнями с железными наконечниками и крича о милости Бога, а зрители в это время стенали, обмакивая одежду в кровь, чтобы обеспечить себе исцеление.
Чума – величайшая катастрофа за всю историю Европы.
А кто или что являлось причиной гнева Божьего? Ответ был очевиден – евреи. В Женеве они подвергались пыткам до тех пор, пока не признавались в том, что отравляли колодцы. Для разума, исковерканного невежеством и страхом, все это звучало вполне правдоподобно. В сознании людей евреи представляли собой мучителей Христа и убийц младенцев. По всей Германии распространился слух о том, что евреи, кроме того, были и отравителями колодцев. Здесь тоже понадобился козел отпущения, чтобы успокоить разгневанного Бога. Месть была скорой. В 1348 году в День святого Валентина, как зафиксировал летописец Якоб Твингер фон Кёнигсхофен, евреев сожгли в Страсбурге на кладбище, где был установлен деревянный эшафот. Все, что задолжали евреям, посчитали выплаченным. Все принадлежавшие им денежные средства перешли в руки городского совета и были розданы ремесленникам. Причем в том же году евреев сжигали и в Страсбурге, и во всех городах вдоль Рейна. В каждом следующем городе жажда новой крови подпитывала безумие истязателей и их банды направлялись в еврейские кварталы, чтобы «искоренить зло». В Антверпене и Брюсселе уничтожена вся еврейская община. В Эрфурте убито 3 тысячи человек. В Вормсе и Франкфурте евреи, находвшиеся перед лицом неминуемой смерти, прибегли к традициям Масады и совершили массовое самоубийство.
В 1348—1349 годах чума поразила Майнц. Погибло около 10 тысяч человек – почти половина жителей города. Оставшиеся в живых начали искать виновных. Ими, как всегда, оказались евреи. Но в этот раз, наверное, впервые за много лет, они дали приблизившейся толпе отпор. Оборонявшиеся убили 200 человек и смогли отстоять свои дома. Но все было напрасно: в День святого Варфоломея, 24 августа, 100 евреев были сожжены за пределами церкви Святого Квентина.
Творившееся безумие переполнило чашу терпения Церкви и правителей-временщиков. Флагелланты присвоили себе роль священников, утверждая, что у них прямая связь с Богом. Но если убьют всех евреев, кто будет финансировать предприятия и оплачивать военные расходы? Папа напомнил о традиции терпимости и запретил флагеллантство. Короли и князья последовали его примеру. Флагелланты исчезли, как говорили очевидцы, «будто призраки в ночи или словно привидения», а оставшиеся в живых евреи вернулись к прежнему укладу жизни.
Тяжелые последствия страшной болезни повергли в ужас опустошенные города, надолго оставив след в культуре и умах людей.
В Майнце, как и везде, не так-то легко было уйти от этих страшных событий, поскольку в последующие десятилетия чума возвращалась еще два раза, напоминая людям об их беспомощности перед Божьей карой. Население города уменьшилось с 20 до 6 тысяч человек, количество гильдий снизилось с 50 до 34, а с «золотого» Майнца заметно осыпалась позолота. Воспоминания об этой ужасной эпидемии продолжали жить в городских историях, песнях, танцах, живописи и скульптуре. От изображений, навевавших душевное спокойствие, художники перешли к изображению червей и гниения. Майнц, так же как сотни городов и деревень по всей Европе, располагал своей «Пляской смерти» (термин спорного происхождения, в письменном виде впервые встречающийся в 1376 году), напоминающей участникам об исходе судьбы, который придет ко всем – как к знатным, так и к беднякам. «Вперед – и вы увидите себя в нас, – распевают скелеты на фреске XIV века „Пляска смерти“ в Церкви Невинных в Париже, – мертвыми, нагими, сгнившими и зловонными. Такими вы станете… Власть, почитание, богатство – ничто, в час смерти учитываются только добрые дела». Смерть, великий уравнитель, начала этот танец, собирая людей с площадей, домов и ведя их на кладбище. Там, под хриплые мелодии, скелеты – помощники смерти – призывали папу, короля, королеву и кардинала на ритуальное окончание, после чего обычные горожане и крестьяне, передразнивая их и совершая различные телодвижения с коровьим колокольчиком, привязанным между ногами, и пивной кружкой, передаваемой по кругу, укладывали сильных мира сего лежать до Судного дня, в который их призовут встать. После этого люди, шатаясь, расходились по домам, чтобы прийти в себя после похмелья.
Воспоминания об ужасной эпидемии продолжали жить в городских историях, песнях, танцах, живописи и скульптуре.
И вот в такое мрачное время – страшная чума, зверские акты антисемитизма – семья Генсфляйш все-таки решилась связать себя с Еврейским Холмом. Возможно, живя поблизости от церкви Святого Христофора, они понимали, что новая фамилия Гутенберг – это, пожалуй, не самый удачный выбор на данный момент и лучше какое-то время подождать, пока воспоминания не начнут стираться из людской памяти.