в королевстве Франции» [196].
В 1458 г. в Майнце уже работала типография Фуста и Шеффера, которые в колофоне прославленной «Псалтыри», выпущенной за год перед этим, возвестили миру о великом изобретении, связав его со своими именами. Что делал Гутенберг в это время, мы не знаем. Известно лишь, что изобретатель из года в год начиная с 1458 г. не платил проценты по своему долгу братству св. Фомы в Страсбурге. В конце 50-х — начале 60-х годов увидело свет немало изданий, но имени Гутенберга на них нет.
Поэтому-то столь важен для нас ордонанс Карла VII, который прямо называет Иоганна Гутенберга изобретателем книгопечатания. Дальше, однако, опять начинаются загадки, которых в гутенберговедении много. Начать с того, что первую типографию во Франции основал не Никола Жансон, а немецкие печатники Ульрих Геринг, Михаель Фрибургер и Мартин Кранц. Эти мастера, которые, видимо, учились также, у Гутенберга, прибыли в Париж в конце 1469 или в начале 1470 г. по приглашению профессоров Сорбонны Гийома Фише и Жана Хейнлена. Показательно, что и этим профессорам было известно имя Гутенберга. В 1471 г. первая парижская типография выпустила в свет книгу Гаспарино Барцицци «Об орфографии». В начале ее напечатано письмо, которое профессор теологии Гийом Фише направил своему бывшему ученику Роберу Гогену, ставшему профессором риторики. В письме имеются следующие строки: «Рассказывают, что неподалеку от Майнца некий Иоанн по прозвищу Бонемонтано первым среди всех изобрел искусство книгопечатания, благодаря которому можно изготовлять книги не с помощью писчей трубки (как это делали древние) и не с помощью пера (как это делается сейчас), а посредством изготовленных из меди букв, причем делать это значительно скорее, привлекательнее и прекраснее»[197]. Письмо написано по-латыни. «Бонемонтано» — это буквальный перевод прозвища «Гутенберг», что по-русски звучало бы как «Хорошегорский».
Ну а что же произошло с Жансоном? Да и кто он был, этот человек, которого французский король послал в Майнц изучать новое искусство?
Есть сведения о том, что Никола Жансон происходил из Соммвуара в Шампани. Выучившись искусству гравирования, он работал на монетных дворах в Туре, а затем в Париже. На протяжении 1458–1470 гг. о нем нет решительно никаких упоминаний. Не будет большой натяжкой предположить, что все это время он находился в Майнце и работал в мастерской Иоганна Гутенберга. После смерти изобретателя Жансон отправился не в Париж, а в Венецию. Здесь в то время уже работала типография, основанная в 1469 г. другим учеником Гутенберга, Иоганном из Шпейера. Не исключено, что Жансон приехал в Венецию вместе со Шпейером и первое время работал в его типографии.
После смерти Иоганна в 1470 г. дело продолжил его родной брат Венделин из Шпейера. Другой компаньон — Иоганн из Кельна — вместе с Никола Жансоном основал собственную мастерскую. Жансон работал в Венеции до своей смерти в сентябре 1481 г. и выпустил много превосходных книг. Он издавал произведения классиков античной литературы, гуманистов. В историю книгопечатания Жансон вошел как один из создателей прекрасного латинского шрифта антиква.
В трудах по истории книжного дела Жансона именуют германизированным именем «Иенсон». Однако есть все основания отождествлять венецианского типографа с человеком, о котором шла речь в ордонансе Карла VII. Одну из своих книг, выпущенную в 1471 г., — «Об итальянской войне» Леонардо Бруии Аретино — он подписал: «Nic Ienson Gallicus», т. е. «Никола Жансон, француз»[198]. В другой напечатанной в том же году книге, а именно в трудах древнеримского оратора Марка Фабия Квинтилиана (ок. 35 — ок. 96), подготовивший их к печати Омнибонус Леоницензий в своем послесловии объявил Жансона «вторым Дедалом и изобретателем чудесного искусства книгопечатания»[199]. Жансон не возразил против этого. Не очень приличный по отношению к своему учителю поступок интересен тем, что он лишний раз подтверждает пребывание Жансона в Майнце и его причастность к истокам нового искусства. В Венеции, как говорилось, его типография не была первой. Поэтому Жансон не мог связывать изобретение книгопечатания с всемирно известным городом на островах венецианской лагуны.
Утверждения Леоницензия современники не принимали всерьез. Ни в одном другом издании Жансона это утверждение больше не встречается. Правда, один итальянский хронист — Якопо Филиппо Форести из Бергамо — в книге, увидевшей свет в Венеции 23 августа 1483 г., вскоре после смерти Жансона, записал под 1459 г.: «В Германии впервые изобретено книгопечатание, по мнению некоторых, Иоганном Гутенбергом из Страсбурга, по мнению других, неким Фустом или Никола Жансоном»[200]. Во втором издании хроники, вышедшем в Венеции 15 декабря 1486 г., имя Жансона уже не упоминалось.
Еще один отклик на утверждение Омнибонуса Леоницензия в уже известной читателям «Хронике святого города Кёльна» (1499): «Один человек по имени Омнебонус написал в предисловии к книге, именуемой Квинтилианом, и в других книгах: некий валлонец из Франции, называемый Николай Иенсон, изобрел это мастерское искусство. Но это очевидная ложь, ибо еще живы те, кто печатали в Венеции до Николая Иенсона и начали там резать шрифты и изготовлять их»[201].
Ордонанс Карла VII, дошедший до нас в поздней копии, — важное свидетельство в пользу приоритета Иоганна Гутенберга в изобретении книгопечатания. В нашем распоряжении нет подлинного документа, однако это никто не использовал для того, чтобы отрицать подлинность королевского указа 1458 г. Оно и понятно, ибо французам во второй половине XVI в., когда составлялась копия, было ни к чему подделывать документ, утверждающий приоритет немца Гутенберга.
Последние годы жизни
В литературе бытуют различные, чаще всего исключающие друг друга версии относительно судьбы Иоганна Гутенберга после процесса 1455 г. По мнению одних исследователей, Иоганн Фуст, выиграв процесс, отобрал у изобретателя и типографию, и весь уже подготовленный к распространению тираж 42-строчной Библии. Гутенберг был морально подавлен, полностью разорен и больше до конца жизни ничего не печатал. Ученики его разбрелись по городам и странам Европы и основали там собственные типографии.
Другие исследователи полагают, что изобретатель, потеряв право на тираж 42-строчной Библии, вышедшей в свет без его имени, а также на устроенное совместно с Фустом крупное предприятие, сохранил сравнительно небольшую собственную мастерскую, в которой печатал то ли издания в старейшем шрифте DK, то ли «Католикон» 1460 г. и издания, набранные шрифтом этой книги.
Кое-кто из ученых отправляет Гутенберга в Бамберг, где он будто бы напечатал 36-строчную Библию, или в Эльтвилль, где он должен был выпустить в свет «Католикон».
Нам представляется, что мнения о финансовом крахе и моральной подавленности изобретателя сильно преувеличены. Традиционный облик новатора, вступающего в непримиримые противоречия с обществом, которое видит в нем то ли колдуна, то ли неудачника, должен быть пересмотрен. Ошибочны и мнения о Гутенберге как об оторванном от практической жизни идеалисте, далеком от меркантильной стороны вопроса. К людям XV в., к их делам и поступкам нужно подходить с мерками того времени. То, что нам кажется предосудительным, в XV в. было нормой поведения. Документы свидетельствуют, что Гутенберг умел считать деньги и знал немало способов зарабатывать их.
Из Хельмаспергеровского нотариального акта явствует, что Фуст требовал от Гутенберга уплаты 2020 гульденов. Изобретатель признал, что долг его составлял лишь 800 гульденов. Решение суда в нотариальном акте изложено туманно. Из текста вовсе не следует, что суд удовлетворил требования заимодавца в полном размере. Если же это все же случилось, то Гутенберг, выплатив Фусту долг, оставался собственником и типографии и всего тиража 42-строчной Библии. Выплатив же Фусту лишь часть суммы, он, следуя своим показаниям на процессе, признавал, что типография является совместным предприятием. В этом случае оборудование и тираж 42-строчной Библии следовало поделить пополам.
Как в первом, так и во втором случае Гутенберг оставался собственником имущества, стоимость которого значительно превышала величину долга. Рудольф Тиль и Пауль Швенке еще в 30-х годах XX в., определяя стоимость 150 бумажных и 35 пергаменных экземпляров Библии в 6570 гульденов, утверждали, что большая часть этих денег перешла к Гутенбергу[202]. К этому следует добавить по крайней мере 200 гульденов, полученных изобретателем в 1454–1455 гг. за печатание одной из кипрских индульгенций. Немалый доход он имел от распространения Донатов, календарей и других «рыночных» изданий, большинство из которых до нас не дошли.
Вспомним, что еще в Страсбурге, проводя самые первые опыты книгопечатания, Гутенберг получал большие суммы от учеников, которых он обучал различным прикладным искусствам. Вступая в товарищество, Дритцен и Хейльман заплатили изобретателю каждый по 80 гульденов. В дальнейшем, когда объем соглашения был расширен, каждый из них довел свой пай до 500 гульденов. Если так было в Страсбурге, то что же сказать про Майнц, когда изобретение Гутенберга было завершено и начало приносить обильные плоды? Ведь знание и умение оставались при мастере. Если он столь успешно реализовал их в Страсбурге, почему он не мог делать это и в Майнце?
Нет никакого сомнения, что в мастерской Гутенберга и после процесса 1455 г. было немало учеников. Приезжали они и из-за границы; вспомним Никола Жансона.
Сторонники традиционной версии о финансовом крахе Гутенберга в качестве доказательства приводят тот факт, что изобретатель, исправно выплачивавший долг Братству св. Фомы в Страсбурге, в 1457 г. неожиданно прекращает это делать. Записи о неуплате долга, сохранившиеся в расчетных книгах монастыря, были в 1841 г. обнаружены и частично опубликованы Шарлем Шмидтом