о Ляо (926-1122) уже в XI в., печатало книги[497]. Есть сведения о том, что между 1031 и 1064 гг. кидани отпечатали на тонкой бумаге «Трипитаку». Все издание составляло не менее тысячи томов, из которых до нас не дошел ни один [498].
При раскопках в Турфане были найдены уйгурские печатные книги, а также подвижной шрифт. Умели печатать и чжурчжэни, основавшие в 1126 г. империю Цзинь. A. II. Терептьев-Катапский недавно изучил книжное дело в государстве тангутов, расцвет которого приходится на X–XIII вв. Оказалось, что и здесь использовали ксилографию, хотя одна из книг Тангутского фонда Института востоковедения АН СССР, по словам ученого, «кажется набранной»[499].
Ксилографическим способом начиная со второй половины XIII в. печатали свои книги и монголы[500].
Никаких сведений о книгопечатании у арабских на-, родов в нашем распоряжении нет. Правда, в свое время в египетском селении Эль-Фаюме был найден архив коптских и арабских документов, частично напечатанных ксилографическим способом. Древнейший из них относится к X в.[501] Видимо, в этом случае следует говорить о самостоятельном изобретении, не связанном с дальневосточными источниками. Какую-то полиграфическую технику в коптской среде освоил полулегендарный русский лекарь Иван Смерд Половец, посланный киевским князем Владимиром для испытания вер и попавший в Египет. Отсюда он написал князю письмо, заканчивавшееся следующими словами: «Писал я это железными буквами на двенадцати медных досках» [502]. Некоторые историки считают письмо подделкой, сфабрикованной в XVI в.[503], другие же объявляли Ивана Смерда изобретателем книгопечатания [504].
Резюмируя, надо сказать, что если путь изобретения Би Шэна на восток ясно виден, то продвижение его на запад пока не прослеживается.
Справедливости ради надо отметить, что факт заимствования книгопечатания европейскими народами был очевиден для многих старых писателей. Николай Гаврилович Спафарий-Милеску (1636–1708), побывавший с русским посольством в Китае в 1676 г., писал: «…пушки лити, и ходити по морю матицами навыкли, такожде и книги печатати от китайцов во Европе научились. Понеже когда калмыки и татары взяли Китай, и с ними пришли в Китай патер Одерик, и Антон армянин, и Марко Павел венецыанин, и подлинно они во Европу из Китая те художества принесли»[505].
Так оно было или нет, бесспорно одно: дальневосточные опыты ни в коей мере не умаляют заслуг Иоганна Гутенберга. Очень точно об этом сказал Альберт Капр: «…если сведения о печатании подвижными литерами доходили до Гутенберга и даже если он видел отпечатанный там оттиск, мы не можем отказать ему в поисках и работе изобретателя. И о другом не следует забывать: книгопечатание начало свой победный путь по миру не из Кореи, а из Майнца»[506].
Ксилография в Европе
Об изобретении ксилографии в Европе говорить не приходится. И дело здесь совсем не в том, что она ранее была известна на Дальнем Востоке. Воспроизведение красочных оттисков на ткани с гравированной на дереве формы бытовало повсюду. С технической точки зрения то, что сейчас именуется ксилографией, полностью идентично печати по ткани. Различие здесь скорее функциональное. И вместе с тем это различие сыграло значительную роль в истории человеческого общества. Печатание по ткани преследовало эстетические цели. Когда печатать стали на бумаге, ксилография приобрела новый, сугубо информационный аспект. Она стала орудием фиксирования и распространения информации. Гравюра на дереве, по сути дела, стоит у истоков массовых способов коммуникации. Степень воздействия последних на политическую ориентацию народных масс, их умонастроения переоценить трудно. Именно массовость в этом случае была решающим фактором. Поэтому распространение гравюры стало возможным лишь с появлением в Европе дешевого писчего материала. Рубежным был 1390 г., когда Ульман Штромер основал в Нюрнберге бумажную мельницу.
Простейшим, впрочем уже полиграфическим, средством размножения изобразительной информации была раскраска по трафарету. Ремесленники, осуществлявшие эту несложную операцию, именовались немецким словом «Briefmaler», что дословно переводится как «художник писем». С переходом к ксилографии «Briefmaler» постепенно уступает место мастеру, именовавшемуся «Briefdrucker», т. е. «печатник писем». Появляется и новая профессия — «Formschneider» — «резчик форм», или, попросту говоря, гравер. Уже в 1398 г. в актовых книгах Ульма упоминается Ульрих Формшнайдер. В 1417 г. в Нордлингене жил и трудился Вильгельм Кеглер Брифдрукер, в 1423 г. — Ганс Пёмер Формшнайдер[507].
Древнейшие дошедшие до нас оттиски ученые относят к первым десятилетиям XV в. Среди них «Св. Доротея» и «Св. Себастиан», извлеченные из рукописи 1418 г., хранившейся в монастыре св. Зенона в Рейхепхалле[508]. Автору этих гравюр уже нельзя отказать в образности мышления, своеобразном изяществе. Правда, в них переданы лишь контуры рисунка, моделировать объемы штриховкой мастер еще не умеет. Предназначались гравюры для ручной раскраски.
Старейшая дата, которую можно встретить на гравированных листах, — «1418». Это число имеется на изображении Мадонны, которое ныне хранится в Королевской библиотеке в Брюсселе. Датировка оспаривается. Некоторые ученые считают, что на гравюру, исполненную около 1440 г., перенесена дата с произведения живописи, которая послужила оригиналом для ксилографии[509].
Большинство исследователей признают подлинность даты «1423», проставленной на гравюре «Св. Христофор». Этот лист, который ныне репродуцируется во всех трудах по истории гравюры, еще в 60-х годах XVIII в. отыскал в монастыре Буксгейм неподалеку от Меммингена страстный коллекционер Карл Генрих фон Хейнекен[510]. Гравюра была вплетена в рукопись — вместе с другим недатированным, но не менее древним оттиском, изображавшим Благовещение. В дальнейшем эти два листа попали в собрание лорда Спенсера, а впоследствии — в библиотеку Джона Райландса в Манчестере[511]. Св. Христофор, переносящий через реку младенца Иисуса, изображен на фоне средневекового немецкого пейзажа с водяной мельницей, с крестьянкой, которая привезла зерно на осле, с крестьянином, взбирающимся в гору с мешком на плечах, с кроликом, выглядывающим из норы. Под изображением — две строки текста. Текстовой материал отныне будет сопровождать иллюстрацию. Пока еще он играет второстепенную роль. В печатной книге он станет ядром и основой заложенной в ней информации.
Раскрашенные гравюры на дереве в первой половине XV в. продавались на ярмарках по всей Германии. Гутенберг, конечно, и сам покупал эти листы, служившие скромным украшением строгого средневекового интерьера. Был он знаком и с техникой ксилографии, ставшей одной из материальных предпосылок типографского искусства.
Техника оттискивания была простейшей. Гравированную доску покрывали слоем краски и осторожно, чтобы не смазать, накладывали сверху лист бумаги. К доске его притирали ребром ладони или плоским рейбером. Можно было пристукивать бумагу щеткой. Никаких механических приспособлений, даже простейших, для получения оттиска не существовало.
Со временем возникла идея серийности гравюр. Несколько листов, несущих изображения и надписи, позволяли развертывать сюжет во времени и пространстве. Когда такие гравюры собирали вместе и скрепляли между собой, возникала книга. Но прежде чем продолжить рассказ о книгопечатании, познакомимся с одной из наиболее популярных областей применения ксилографии.
Игральные карты
Известный китайский писатель Лy Синь (1881–1936), большой любитель гравюры, писал: «По мнейию многих исследователей, европейцы учились гравюре на дереве у китайцев. Это произошло в начале XIV века, точнее, в 1320 году. Первыми такими образцами гравюры на дереве, вероятно, были грубо сделанные игральные карты… Эти предметы азартной игры, появившись на европейском континенте, положили начало печатному искусству — этому острому оружию современной цивилизации» [512]. Указанная здесь дата, конечно, гипотетична. Но суть вопроса изложена правильно. Игральные карты, действительно, пришли в Европу из Азии примерно тем же путем, что и бумага. В Индии они были известны еще во II тысячелетии до н. э.
Старейшее в Европе упоминание об игральных картах можно найти в решении городского совета Флоренции от 23 марта 1377 г.[513] В этом же году о них с осуждением писал в Базеле доминиканец Иоганн фон Райнфельден. Игральные колоды, которые священнослужители именовали «молитвенниками дьявола», распространяются в европейских странах подобно эпидемии. В 1377 г. зарегистрировано их бытование в Париже, в 1378 г. — в Констанце и Регенсбурге, в 1379 г. — в Санкт-Галлене и Брабанте, в 1380 г. — в Нюрнберге и Барселоне, в 1381 г. — в Марселе, в 1391 г. — в Аугсбурге, в 1392 г. — во Франкфурте-на-Майне.