Леони Бэрроу наблюдала за ним самим. Кабал облокотился на перила и с деланным спокойствием скользил взглядом по гостиной, но она прекрасно знала – он просто не хочет, чтобы еще кто-то подкрался к ним незаметно, особенно когда они заведут разговор о том, что обязаны были обсудить. Леони ждала. Наконец, Кабал подобрал слова.
– Почему вы меня не выдали? – спросил он, не глядя на нее.
Она улыбнулась, притворяясь, будто ведет светскую беседу, но, когда заговорила, тон ее был холоден.
– Тогда бы вас доставили обратно в Кренц и вздернули на виселице. Или выбросили за борт здесь и сейчас. Люди вашей профессии не слишком популярны у миркарвианцев…
Взгляд Кабала скользнул по Леони.
– …как, впрочем, и везде.
Его глаза сузились.
– То есть вы сохранили мне жизнь исключительно из человеколюбия. Как мило с вашей стороны. Я как будто уже получил прощение.
Во власти Леони было отправить его на смерть, но почему-то Кабалу такой поворот событий казался предпочтительнее ее снисхождения.
– Приберегите сарказм для других, Кабал. Когда мы прибудем в Сенцу, я лично прослежу, чтобы вас арестовали. У них людей вроде вас не приговаривают к смертной казни. Вам дадут пожизненный срок, но большего вы и не заслуживаете, – она вещала с холодной уверенностью.
Кабал уже жалел, что отказался от бокала – по крайней мере, так у него хотя бы были заняты руки. Сейчас они чесались привести в исполнение план А, и плевать на последствия.
– Вы вся в отца, – наконец, промолвил Кабал. – Кстати, как он?
– Сносно, учитывая, через что вы заставили его пройти.
– Полагаю, ваше мнение обо мне не изменится, если…
– Нет.
– …если я скажу, что действовал не по собственной воле. – Он взглянул на нее. – Да, едва ли это что-то меняет. Только не в вашем мире непоколебимых моральных стандартов.
– Вы действительно считаете, что вы выше всех?
– Не говорите глупостей, – возразил он, тщетно пытаясь вспомнить, кого считал образцом для себя. Но на ум никто не приходил.
Какое-то время они стояли в неловком молчании.
– Итак, – начал Кабал; звучание слов раздражало его чуть меньше, чем их отсутствие. – Что привело вас в эту дыру, Миркарвию?
– Степень, – сурово ответила Леони, не вдаваясь в детали.
– Степень? О какой именно степени идет речь?
– По криминальной психологии, – пояснила она и посмотрела ему прямо в глаза.
Кабал вздохнул.
– Вы и правда вся в отца. И кем вы собираетесь стать? Трудолюбивым полицейским или владелицей психиатрической лечебницы для невменяемых преступников? Я бы рекомендовал второе – там рабочий день короче.
В ответ она лишь склонила голову набок и посмотрела на него пристальнее. Кабал вдруг понял, что этот взгляд напоминал его собственный, когда по пути ему попадался подходящий мертвяк. Как правило, это случалось в три часа утра и труп покоился под брезентом на тележке.
– Пфф, – фыркнул он. – Вы считаете меня преступником, верно? Мелким правонарушителем из проблемной семьи, который вершит бесчинства, потому что в детстве кузина сказала, будто у лошадей пять ног, чем напугала его на всю оставшуюся жизнь. Так ведь?
– Вы – преступник, Кабал. Но совершенно необычный. Знаете ли вы, что я решилась стать криминальным психологом именно после встречи с вами?
Кабал нахмурился.
– Если вы намерены завоевать мое расположение, то выбрали для этого странный способ.
– Вы поступаете как преступник, но ваши мотивы… Их я абсолютно не понимаю. Большинство ваших коллег…
– У меня нет коллег. В нашей профессии не организуют профсоюзы и клубы.
– …недалекие людишки, страдающие манией величия. Я запросто подмечаю этих психов, жаждущих власти и оживляющих трупы…
– А теперь вы пытаетесь привлечь меня жаргоном.
– Прекратите уже перебивать меня. Короче, я за версту чую этих жалких созданий.
– Похоже, вам пришлось много их повидать, – пробормотал Кабал.
– Доводилось, – ответила Леони.
Кабал удивленно взглянул на нее. Завладев его вниманием на какое-то время, Леони продолжила:
– Так уж получилось, что было это в психиатрической лечебнице для невменяемых преступников. Эти одинокие несчастные люди брались за некромантию, как сумасшедшие хватаются за нож, чтобы отомстить обществу, которого они не понимают и которое не пытается понять их. Но вы. Вы можете вписаться. Непросто сойти за одного из своих. – Она кивнула в сторону миркарвианцев. – Не представляю вас во главе армии зомби, что идет в бой.
– Зомби такая древность.
– Не шутите со мной, Кабал. Ваша жизнь в моих руках. Я хочу поступить правильно, но, боже мой, достаточно будет одной мелочи.
Кабал нахмурился.
– Это что, принудительный психоанализ? «Расскажите мне о вашем детстве» и тому подобное? Я и не знал, что психиатрия стала агрессивной. – Он улыбнулся ей для виду, но смотрел пристально и грозно. – Не думайте, будто сумеете проанализировать меня и включить в свою диссертацию. Приходили ко мне как-то в рамках переписи населения и пытались провернуть подобное. Я отдал их на съедение своему саду.
– Вашему саду?
Кабал наморщил нос.
– Вы же не думаете, что я буду лично проделывать грязную работу?
Глаза мисс Бэрроу стрельнули в сторону – внезапно она широко улыбнулась и стала сама веселость.
– Ах, вы сказали садовнику, что он может это съесть! Ох! Как трогательно! – Она рассмеялась во весь голос.
На мгновение Кабал растерялся. Он глянул в сторону и притворился, будто только заметил, что у них появилась компания.
– Ну что ж, – сказал он, разыгрывая радость. – В наше время невозможно найти достойных работников.
Пара, к которой он обратился, позволила себе на миг замешкаться, после чего оба вежливо рассмеялись.
– Да-да, вы правы, – произнес мужчина, гадая, с чем именно он соглашался.
Затем повисла натянутая пауза, во время которой Кабал все думал, почему же они не уходят, а пара отчаянно пыталась сообразить, как убраться и не показаться невежливыми.
– Роборовски, – представился мужчина, так ничего и не придумав. – Линус Роборовски. А это моя жена, Элизабет.
Они не слишком-то подходили друг другу. Ему было около сорока, а может больше. Изможденный, лысеющий потихоньку мужчина производил впечатление человека, которому постоянно что-то угрожает. На нем был добротный, но не слишком костюм, пошитый на заказ из зелено-коричневой саржи. Сидел костюм по плечам, но все равно казалось, что Роборовски насильно упихнули в него. Кабал решил, что тот, скорее всего, малый предприниматель, который внезапно преуспел и теперь не представлял, что делать с появившимися деньгами.
Его жена была на полголовы выше и значительно моложе – больше тридцати не дашь. Кожа ее была не просто бледной, а скорее тусклой, пшеничные кудри спускались по плечам, и явно докучали ей. Отвратительное платье горчичного цвета висело, ни капли не подчеркивая фигуру. Она стояла чуть позади супруга; оба выглядели так, будто их слепили из грязи. Они напомнили Кабалу – как будто ему вообще требовалось напоминание, – почему он не стремился к обществу: люди были кошмарными созданиями, на них не стоило тратить силы.
– Майсснер, – сказал он, пожимая руку Роборовски. – Герхард Майсснер.
Он еще не успел отпустить руку Роборовски, а его супруга уже протягивала свою ладонь. В надежде, что ему удалось подавить раздражительность, которая непременно прокралась бы в голос, не контролируй он себя, Кабал щелкнул каблуками и поцеловал ей руку.
– Enchanté, мадам, – добавил он, дабы придать себе солидности. Опыт подсказывал, что можно произнести любую чушь на иностранном языке и ты тут же становишься утонченным джентльменом.
Он уловил в ее взгляде блеск, который ему совершенно не понравился. Уж слишком расчетливый. А учитывая, что Кабал не представлял, что именно она просчитывает, включился инстинкт самосохранения. Однако блеск тут же пропал, и Роборовски вновь смотрела на него с пустым выражением, присущим мещанским домохозяйкам, ну или скотине.
Герр Роборовски тем временем испытующе разглядывал мисс Бэрроу.
– А ваша спутница?.. – спросил он Кабала.
Однако мисс Бэрроу предпочитала говорить сама за себя, чего бы там ни требовал миркарвианский этикет.
– Леони Бэрроу, – представилась она и протянула руку. Оба Роборовски не обратили внимания, что ладонь она при этом держала большим пальцем вверх, с улыбками ответили на рукопожатие, а фрау Роборовски даже сделала книксен.
– Вы из Англии, верно? – спросила она у мисс Бэрроу. – Всегда хотела там побывать, но Линус вечно занят – похоже, у нас никогда не выдастся возможность съездить в отпуск.
– Оу? И чем же вы занимаетесь? – Леони адресовала вопрос напрямую герру Роборовски, но тот уставился на нее пустым взглядом, как актер театра, который вместо того, чтобы следить за репликами, думает о том, что будет есть на ужин. Спустя мгновение ответила фрау Роборовски:
– Он столяр-краснодеревщик.
Ее супруг слегка подпрыгнул, как актер, который, наконец, определился, что на ужин у него будут гренки с сыром по-валлийски, и вернулся на сцену, где все коллеги, оказывается, мечут молнии и готовы убить взглядами.
– Ах, да, – сказал он так, будто сей факт был столь шокирующим, что нуждался в подтверждении. – Я столяр.
– И у вас очень много работы? – уточнил Кабал, пытаясь увязать столярное дело, ужасную занятость и вояжи на роскошных аэросудах.
– Эм, угу. Да?
– Линус, – встряла его жена, добавив немного едких интонаций, как человек, который подозревает, что его высмеивают, но до конца не уверен в этом, – очень успешен. У него одна из самых уважаемых мастерских в стране! – В конце фразы миссис Роборовски резко кивнула, как бы напоминая: «И не забудьте, что он работает по красному дереву».
– Так значит, вы владеете столярной мастерской. – Кабал задействовал мышцы, которые, согласно его тщательным исследованиям, должны были выдать на лице улыбку превосходства. – Как захватывающе.