Леди Нинука не удостоила компаньонку даже взглядом и откинулась на стуле.
– У нее нет выбора. Она не просто путешествует вместе со мной – она меня сопровождает. Отец нанял мисс Амберслей, чтобы она за мной следила. – Леди Нинука взглянула на Кабала поверх чашки и сделала глоток. – Она добросовестно относится к своему делу.
Внезапно Кабал сообразил, что леди Нинуку интересовал не столько ход расследования, сколько сам следователь. Ощущение при этом было такое, словно он последним в театре понял шутку.
Бисквит во рту превратился в золу. Только очередных сложностей ему в жизни не хватало – она и так уже вся состояла исключительно из них. Вдобавок к некромантии, путешествию под чужим именем, таинственному исчезновению, покушению на убийство и миркарвианскому графу, который охотился за его головой, теперь еще одна миркарвианская светлость жаждала заполучить другую, а то и несколько частей его тела.
Или, быть может, он ошибался? Кабал знал, что вполне презентабелен, но его тщеславие никогда не основывалось на внешности. Да и прежде он не замечал, чтобы женщины при виде него обмирали. Возможно, леди Нинука была одной из тех странных личностей, которые испытывают нездоровое удовольствие, чувство искупления, когда речь заходит о преступлениях и смерти. Может, она посещала публичные казни, пока он пытался дать взятку и заполучить свежий труп для дальнейших экспериментов. Эта мысль принесла ему облегчение. То, что леди Нинука могла просто испытывать извращенное удовольствие, слушая рассказы о жестоких преступлениях и страшных смертях, а не влюбилась в него, вселял уверенность. Хоть на одну проблему меньше, за что Кабал был чрезвычайно благодарен судьбе.
Со своей стороны, леди Нинука разочаровалась, когда глаза герра Майсснера округлились, стоило ей довольно непрозрачно намекнуть, – так, что даже чурбан сообразил бы; но затем он расслабился, и она поняла, что они пришли к взаимопониманию. Леди Нинука не совсем представляла, чем именно он ее привлекал: внешне он был недурен, даже необычен. Возможно, все дело было в его глазах – серо-голубых, интеллигентных. За ними читался серьезный, пусть и инертный ум, размышлявший о чем бы там ни размышляли госслужащие. Но он нарушил все ожидания, когда посреди ночи отправился исследовать корабль, на него напали и он сумел успешно себя защитить. За фасадом герра Майсснера скрывалось куда больше, и леди Орфилия Нинука собиралась вскрыть его, как устрицу, и обнаружить, что лежит внутри.
Вот так, прочертив линии на совершенно различных полях боевых действий, они продолжили беседу.
– Правда, что прошлой ночью вас пытались убить? – спросила она, глаза ее были широко раскрыты в ожидании.
Кабал мысленно скривился. Вероятно, не стоило надеяться, что хотя бы некоторые факты останутся нераскрытыми, особенно после большой суматохи, которую устроили утром. И все же он не терял надежды.
– Кто вам сказал?
– На борту корабля с несколькими пассажирами? Вот если бы я не узнала, тогда это было бы чудо. Так все правда?
– Да, – признал Кабал, чувствуя, что дальнейшие попытки выкрутиться бесполезны, да и ниже его достоинства; поэтому он пересказал историю, умолчав лишь о ране на запястье нападавшего.
Леди Нинука ловила каждое слово, и Кабал истолковал ее реакцию, как жажду чего-то зловещего. Поначалу. Однако по мере того, как история близилась к завершению, он вдруг осознал, что единственным человеком (за исключением капитана Штена, поскольку для него это входило в обязанности), который проявил столь пристальный интерес к его маленькому происшествию, был Кэкон. В тот раз Кабал мгновенно заподозрил в раздражающем маленьком человечке тайного агента. Тогда что мешало ему заподозрить в том же Орфилию Нинуку? Ничего. Ни пол, ни титул не противоречили теории. Правда, у него имелись лишь неявные причины считать Кэкона агентом. Было ли разумно подозревать и Нинуку, или его постепенно начинала охватывать паранойя?
Среди некромантов паранойя – издержки профессии. Когда за вами гоняется весь мир, приходится придумывать тьму ничем не обоснованных страхов. Некроманты уже на раннем этапе своей карьеры (если им вообще удается выжить в самом-самом начале) обнаруживают, что на угрозы, какими бы призрачными и туманными они ни казались, необходимо реагировать. Что заведомо непрактично там, где много людей, ибо каждый человек, приближающийся к некроманту ближе, чем на милю, может желать ему вреда. Поэтому некроманты уезжают из больших и маленьких городов, даже из деревень, и селятся на голых горных вершинах, или занимают хтонические подземные убежища. Или, как в случае Кабала, милый трехэтажный таунхаус, который особыми методами – о них мы не будем распространяться на этих страницах – был перенесен из респектабельного пригородного района на покрытый травой холм в милях от других жилищ, да так, что ни сад, ни задний дворик не пострадали. Там Кабал вдали от любопытных глаз с удовольствием ставил эксперименты, на которые косо взглянул бы даже Виктор Франкенштейн. Как же он мечтал оказаться сейчас дома, сидеть у открытого камина, вытянув ноги, пить чай и читать «Принципы некромантии». Его очень расстраивало, что сейчас он занимался совсем другим, ну, за исключением чая. Еще его огорчало, что взращенная до умеренности паранойя теперь оказалась столь чувствительной, что ею практически невозможно было пользоваться.
Подводя свой рассказ к финалу, Кабал потянулся за чайником. Леди Нинука трепетала.
– Вы – смелый человек, – сказала она, на лице читалось благоговение перед героем. Она подалась вперед, и Кабал поразился тому, как умно сшит ее наряд. Короткий жакет скрывал модный вырез на платье, создавая впечатление невинной чувственности. Кабал понятия не имел, в каких отношениях они с леди Нинукой – он был целиком в ее власти. Для человека, который чувствовал себя куда счастливее, склоняясь над трупом перед вскрытием, чем на званом вечере, вся ситуация казалась очень неловкой.
– Да что вы, ничего такого.
Он имел в виду, что нет ничего храброго в том, чтобы бороться за свою жизнь, и лишь с запозданием понял, как по-геройски скромно прозвучали его слова. А то, что сказал он их без притворства, неизбежно усилило эффект.
– Еще как, – запротестовала Нинука. – Меня бы на вашем месте парализовало от страха. Вы способны на гораздо большее, чем я, герр Майсснер.
Кабал подумывал сказать ей, что парализовало бы ее от холодного потока воздуха, но тут представил себе, как леди Нинука висит на одной руке в жутком майсснеровском шелковом халатике, который на ней, кстати, смотрится гораздо лучше, следом – как этот халатик распахнулся. Начало предложения застопорилось у него на устах, и он застыл с раскрытым ртом, как будто только что вспомнил нечто важное.
– Вы вспомнили нечто важное? – спросила она.
Ему вдруг стало стыдно, как будто леди Нинука могла прочесть его мысли.
– Нет. Нет, я просто… вновь переживал события той ночи. Было…
– Захватывающе?
– Травмирующе – вот что я собирался сказать. Захватывающе? Да, полагаю, что и так.
Леди Нинука откинулась на стуле и оглядела его. Она не стала, поддавшись порыву, бросаться на него и по-звериному тяжело дышать, но чувствовалось в ее сдержанной позе что-то эдакое. Случайному зрителю леди Нинука показалась бы идеалом учтивости и благовоспитанности. Кабал не представлял, как ей это удается, но не сомневался, что она что-то все же предпринимает. Для него это было абсолютно неизведанное поле человеческих свершений.
Однако он вполне определенно наслаждался происходящим. Он ощущал тепло и собственную значимость, чего прежде с ним не случалось. Он уже собирался окольными способами рассказать, что на самом деле проявил смелость и приключение оказалось захватывающим, но тут подле него возникла Леони Бэрроу со словами: «Леди Нинука! Как замечательно!»
Леони, не спрашивая разрешения, села и завела разговор о театре в Кренце. До сих пор говорил в основном Кабал, и появление мисс Бэрроу выбило леди Нинуку из колеи. Она вежливо улыбалась, но едва ли произнесла несколько реплик на новую тему. Вскоре ее вежливая улыбка стала вымученной, словно она пыталась скрыть за ней рвущиеся наружу эмоции. Наконец, она с удивлением воскликнула «Ах, который час!», извинилась и покинула салон в сопровождении несчастной мисс Амберслей, семенящей следом за своей подопечной.
Как только они скрылись, Леони прервала монолог, и широко улыбнулась, не скрывая некоторого злорадства.
– Что происходит? – слегка раздраженно поинтересовался Кабал. – Что вы тут устроили?
– Она интересовалась, что произошло прошлой ночью?
– Да, и не она одна.
– Ага, но она задавала вам вопросы или просто внимательно слушала?
– Просто слушала. К чему вы клоните?
– Она поздравила вас с тем, как вы справились с ситуацией?
Кабал кивнул, все еще не понимая, что происходит.
– Она часто наклонялась к вам? Вот так? – Леони продемонстрировала, и Кабалу пришлось признать, что получилось весьма похоже. – Касалась легонько вашего колена? Нет? Ну, к этому все шло.
Кабал посмотрел на мисс Бэрроу, изумление отступало.
– Ведьма? – спросил он, понизив голос.
Если подумать, это не удивляло. Высшее общество ревностно оберегало свои тайны и иные представители дворянства занимались практиками, за которые обывателя утопили бы в пруду соседи.
– Она ведьма? Ей нужен прямой контакт, чтобы наложить заклятье? Но почему я? Что ей от меня нужно?
Он заметил, как плечи мисс Бэрроу затряслись от едва сдерживаемого смеха, что ничуть не улучшило его настроения.
Наконец, ей удалось совладать с собой.
– Для умного человека вы порой ведете себя как полный идиот. Она не ведьма. Не в том смысле, какой вы вкладываете в это слово. – Леони подалась вперед и поманила его жестом. – Она вас соблазняла, тупица, – прошептала она, после чего откинулась назад, не в состоянии сдержать смех.
– Она. – Кабал не был уверен, что правильно расслышал. Он ведь логически отбросил подобную возможность, не так ли? – Она что?