– И вы приземлились на движущееся аэросудно с первой попытки?
– По правде, мне это едва удалось, – признался Кабал. – На подлете у меня кончалось топливо, я сомневался, что мне хватит на вторую попытку. Линии на крыше…
– Стопоры на взлетно-посадочной палубе, – раздраженно поправил его Марша́л, будучи сторонником точных терминов.
– Именно. Очень милое нововведение, но, полагаю, чтобы их можно было полноценно использовать, на энтомоптере должен быть крюк. Тренажер, который я одолжил, не был им оснащен. А если и был, я не знал, какой рычаг его выдвигает. Ничего страшного. Я довольно легко приземлился, а падение с носа аэросудна предотвратило удачное расположение второго энтомоптера, припаркованного там. Полагаю, это ваш?
Марша́л замер, так и не закончив затяжку, сигарета задрожала между губ – другого ответа Кабалу и не требовалось.
– На вашем месте, я бы попросил осмотреть его, прежде чем вы снова им воспользуетесь. Я довольно сильно в него врезался.
– Все, с меня довольно, Кабал, – заявил Марша́л не так апатично, как собирался. Он потянулся за револьвером.
– Не стоит, – с легким укором остановил его Кабал. – Я еще не дошел до самой сути, включая то, почему вернулся.
– Мы уже это знаем. Чтобы разыграть из себя героя, – сказал граф. Хотя рука его замерла, мясистая часть большого пальца лежала на рукояти.
– Это вряд ли, – вступила мисс Бэрроу. Все взгляды обратились на нее, отчего она смутилась.
– Мисс Бэрроу права. Мне это не льстит, но она права, – продолжил Кабал, вновь переключив все внимание на себя. – У всего, что я делаю, есть причина, что можно назвать эгоизмом. Я считаю себя важной нитью в марше человечества от протоплазмы к – если честно, не знаю, к чему. Чему-то, лучше протоплазмы – звучит неплохо для начала. Поэтому любая угроза моей жизни сейчас или позже должна быть устранена. Парадоксально, но зачастую это подразумевает, что я должен рисковать жизнью ради обеспечения собственной безопасности. Разница лишь в том, что я рискую на собственных условиях.
Марша́л смотрел на него так, будто Кабал произносил речь при помощи куклы-носка мистера Мимси.
– Боже, Кабал. Насколько вы сумасшедший?
– Не в ваших интересах убивать меня, граф. Причины скоро станут очевидны. Если мне позволят продолжить. – Он вытащил из кармана часы и проверил время. Марша́л счел этот театральный жест проявлением нетерпения и презрительно махнул рукой, давая разрешение закончить историю.
– Благодарю. А теперь позвольте мне объяснить то, как я понимаю произошедшее на корабле за время путешествия. Вкратце…
– Было бы здорово, – пробормотал граф.
– Вкратце… любое преступление определяется классическим трио – мотив, способ, возможность. Последние происшествия не исключение, но – к моему сожалению, – я в основном сосредоточился на самой механической из трех составляющих – на способе. Я считал, что если сумею постичь тайну того, как месье ДеГарр был убит в запертой комнате, то другие детали станут очевидны, и я разоблачу убийцу. Я раскрыл способ, но это не изобличило убийцу. Выводы наталкивали на определенные мысли, но я по-прежнему не мог определить членов заговора.
– Интрига, – сказал граф ради собственного удовольствия.
Кабал не обратил на него внимания.
– С возможностями сложно – многого из них не извлечешь. Возможно, полиция, собрав свидетельские показания и восстановив хронологию, сумела до чего-нибудь докопаться, но я сомневаюсь. Огромный корабль с небольшим количеством пассажиров, которых трясет, как горошины в банке. Люди подолгу находятся вне поля зрения остальных: любая попытка сопоставить алиби рухнет из-за столь больших пробелов.
Остаются мотивы, и в данном случае они критичны. Как только я стал понимать особенности нашего путешествия, причины вскоре стали ясны. – Кабал принялся расхаживать взад-вперед: четыре шага в одну сторону, четыре в другую. – У меня родились самые странные теории. На борту были сенцианские агенты. Нет, на борту были миркарвианские агенты. Или, возможно, катаменские. Нет, сенцианские и миркарвианские агенты устроили тайную войну на борту. Теории становились одна другой нелепее, и, в конце концов, я все их отбросил. В этом заключалась моя ошибка, потому как я был в одном шаге от правды.
Я отказался от своих идей, потому как они росли, словно снежный ком, и в какой-то момент разумные подозрения превратились в паранойю. Тогда я, фигурально выражаясь, провел черту на песке, за которую не стал заступать. Однако то, что в других странах мира является паранойей, в этой скороварке мелочных стран с всеобъемлющими планами обычное дело.
Полковник Константин сел прямо, засопел, но ничего не сказал.
– Я все понял благодаря наиглупейшей вещи, – продолжил Иоганн. – Шоу марионеток на улице в Париле. Маленькое представление, которое вам едва ли понравилось бы, поскольку в нем высмеивались миркарвианский фетишизм и любовь ко всему военному. Оно напомнило мне об одной детали, которую я приметил, как только первый раз ступил на борт корабля, и тут же все остальное стало очевидным. Особенно, почему ДеГарр должен был умереть.
Мисс Амберслей, прочитавшая все романы, в которых валлонцы и мелкопоместные дворяне раскрывают гнусные преступления, c горящими от волнения глазами ожидала продолжения.
– Потому что он был сенцианским шпионом? – выпалила она и тут же закрыла рот ладонью.
Кабал прекратил расхаживать и посмотрел на нее.
– Нет. Нет, мисс Амберслей. Во всем происходящем замешан сенцианский шпион, но им был не ДеГарр. Нет, ДеГарр умер, потому что был ДеГарром. Потому что был собой – уважаемым и всемирно известным разработчиком аэрокораблей.
Теперь запуталась мисс Бэрроу:
– Он собирался построить корабль для сенцианцев?
– Нет, он нечаянным образом мог помешать катаменцам получить смертельное оружие из Миркарвии.
– Но корабль обыскали?
– Да, и это был мастерский ход, чтобы ввести всех в заблуждение. Тонны картошки, репы и прочих корнеплодов, которые скучно перечислять. Ваша идея, граф?
Марша́л улыбнулся и помахал пятой сигаретой, как бы невзначай и с насмешкой соглашаясь. На самом деле, идея принадлежала кому-то из младших офицеров, но ведь в этом и заключается роль младших офицеров: они позволяют старшим выглядеть лучше, или берут на себя вину, чтобы старшие не выглядели плохо в глазах остальных.
– Попытка скрыть что-то была очевидна, и сенцианцы мгновенно набросились на груды овощей, – продолжил Кабал. – Они так на них сосредоточились, что лишь бегло осмотрели остальной корабль. Хотя даже не будь они столь заняты насаживанием морковки на пики, вряд ли заметили бы. В отличие от ДеГарра – тот бы начал задавать неудобные вопросы, как только попал на инженерную палубу. Почему двигатели так перегружены? Почему переборки такие толстые? Для чего на взлетно-посадочной палубе столько места для энтомоптеров?
Константин с изумлением смотрел по сторонам – до него постепенно доходило.
– Черт побери! – пробормотал он, с трудом воздержавшись от более крепкого словца.
– Что такое? – обратилась мисс Амберслей к любому, кто готов был ответить. – Не понимаю, к чему все эти инженерные разговоры. О чем он?
– Он хочет сказать, – тихо ответила мисс Бэрроу, – что этот корабль – не пассажирское судно. Он военный.
Теперь Леони поняла всю деликатность их положения. ДеГарр представлял собой проблему, и от него быстро и эффективно избавились. То, что он был иностранцем и значимым человеком, ни на секунду не остановило руку убийцы.
– Военный корабль? Ты отправил меня в путешествие на военном корабле, папа? – леди Нинука была возмущена. – Ты сказал, что «Принцесса Гортензия» лучшее судно, что поднималось в небо!
– Так оно и есть. Только не пассажирское. «Принцесса Гортензия». – граф Марша́л несколько секунд размышлял над названием. – Уверен, что катаменцы придумают более подходящее для войны имя, имя, которым можно будет гордиться. «Несокрушимый» или что-то в этом духе. Может, «Грозовой шторм», – последнее пришлось ему по вкусу. – Разит врагов смертельными молниями!
Кабал поднял указательный палец в качестве предостережения.
– Простите, я изложил лишь половину.
Марша́л состроил гримасу отвращения, но махнул ему продолжать. Кабал снова сверился с часами и заговорил:
– Все должно было выглядеть как самоубийство, но убийца совершал ошибку за ошибкой. На меня напали, потому как убийца запаниковал – куда разумнее было оставить меня в покое. В вентиляционной шахте я ничего такого не обнаружил и собирался вернуться в каюту и благополучно обо всем забыть. Но покушение все изменило, более того, лишний раз доказало, что исчезновение ДеГарра не самоубийство. Тогда им понадобился козел отпущения, которым стал Зорук, – после неуместной сцены за ужином, он идеально подходил на эту роль.
– Я все равно не понимаю, – сказала мисс Амберслей, пораженная тем, сколько порочности было в этом мире. – Кто они? Вы же не имеете ввиду сего джентльмена? – она сделала жест в сторону графа – будучи воспитана как леди, пусть и без титула, мисс Амберслей старалась не указывать пальцем. – Он ведь только недавно к нам присоединился.
– Они? – Кабал посмотрел на нее с легким удивлением. – Простите, мисс Амберслей, но я думал, все очевидно. Они – это практически все на борту этого судна. Весь экипаж и несколько пассажиров. Они были соучастниками трех убийств. Они также намеревались расправиться с, дайте подумать, мисс Бэрроу, мной и, боюсь, с вами.
Мисс Амберслей сжалась на стуле, глаза округлились, рот разинут в шоке. Этого просто не могло быть. Леди следовало бояться лишь бандитов, а никак не джентльменов. Никогда – джентльменов. Она с мольбой взглянула на Штена.
– Капитан? – дрожащим голосом произнесла она, но тот смотрел в пол, явно стыдясь.
– Не стоит возлагать вину на капитана, – вступился Кабал. – По крайней мере, целиком: первые два убийства все-таки были совершены по его приказам – и поэтому получился такой хаос. Капитан – не убийца, для него, как для военного, ерунда с плащами и кинжалами противоестественна и дается тяжело.