«Дело было не во вкусе – сама вода была испорчена. Стоило ей оказаться во рту, как я почувствовал, будто в ней собрали всю грязь мира, – отвратительное ощущение, от которого сердце дрогнуло, стоило ему коснуться моей души. Я отшатнулся от реки, и меня вырвало.
– Я как раз собирался сказать, – начал незнакомец, – что на вашем месте не стал бы пить из ручья.
Он махнул в сторону берега, и я заметил то, что мой спутник увидел ранее, то, что привлекло его внимание. Вокруг ничего не росло – ни единого растения до самой вершины холма, где понуро сгрудилось несколько болезненных чахлых образцов.
– Что-то не так с водой.
– Могли бы сказать раньше, – прокашлял я.
– Я не сообразил, что вы собираетесь сделать, пока вы этого не сделали, – он снова выдал свою холодную улыбку. Я хотел было запротестовать и сказать, что у него было предостаточно возможностей меня остановить, когда внезапно до меня дошло, и от этого во рту появился привкус ничуть не лучше, чем от проклятой воды.
Незнакомец не остановил меня специально. Он хотел посмотреть, какой эффект произведет вода».
Повисла пауза, во время которой раздались привычные «Хам!» и «Грубиян!».
«Затем, желая оскорбить меня еще больше, он достал блокнот, вероятно для того, чтобы записать результаты своего маленького эксперимента, и сказал:
– Давайте посмотрим, откуда течет вода.
Мы молча двинулись вверх по холму до того места, где ручей уходил в укрытое насыпью отверстие в земле. Мой спутник встал на колени у края ручья и попытался разглядеть, откуда именно текла вода, но пещера, за неимением более подходящего описания, была настолько мала, что собака едва пролезет; вход закрывали сорняки, что свисали со склона выше, на них гербицидные свойства источника не действовали. Недовольный точкой обзора, мой товарищ распластался на земле и вглядывался в мрак.
– Всего лишь ручей, – сказал я, раздраженный его поведением.
– Всего лишь ручей, – повторил он. Достав из кармана маленький черный кожаный сверток, он развернул его – внутри оказалось несколько пробирок. Он выбрал одну, с пипеткой и прозрачной жидкостью внутри. Взяв несколько капель воды из ручья, он поднял пробирку и пипетку так, чтобы я мог видеть, затем, без пафоса уронил каплю в пробирку. Произошла сильная реакция – две жидкости яростно зашипели и приобрели странный фосфоресцирующий кобальтовый оттенок, который исчез после того, как шипение прекратилось и все успокоилось.
– Боже мой, – промолвил я. Мог бы подыскать словечко посильнее, но я был поражен самой мыслью, что на мгновение эта грязная жидкость оказалась у меня во рту, пусть даже и очень ненадолго. – Что в той пробирке?
– Это? – Он вставил пробку и убрал пробирку в нагрудный карман. – Святая вода. А там, – он указал на ручей, – очень несвятая вода. – Он свернул шею, пытаясь снова заглянуть в пещеру. – Там что-то написано. – Он снова извлек блокнот и принялся усердно копировать то, что увидел.
Я стоял над ним, не зная, что и думать.
– Несвятая вода, – наконец рискнул заговорить я. – Никогда прежде не слышал о ней.
– Матушка Церковь старается не слишком ее рекламировать. И не без причины – с ее помощью можно воспламенить епископа. Но для сплоченного духовенства случай довольно редкий. В связи с чем тот факт, что несвятая вода галлонами хлещет из земли, кажется еще более интересным, не считаете?
– Кто вы?
Он не поднял головы, но я заметил, что писать он прекратил.
– Имя Иоганн Кабал вам что-нибудь говорит?
Мне оно показалось совершенно незнакомым, о чем я ему и сообщил.
Он снова принялся писать.
– Я он и есть.
Когда за этим не последовало никаких разъяснений, я сказал:
– Вы говорите так, будто я могу вас знать.
– Я легко наживаю врагов. У меня хорошая память, но отслеживать людей, которые мной интересуются, становится все сложнее. Список довольно большой. Однако вернемся к насущной проблеме. – Он сел и изучил то, что записал.
Я заглянул ему через плечо, но для меня текст походил на каракули – такого алфавита я прежде не видел.
– Место, откуда ручей берет начало, не природного происхождения. Камень обработанный, очень похоже на канализацию. Эти символы вырезаны в камне. Согласитесь, напоминают угольский алфавит? Довольно содержательные. Посмотрите вот на эту пиктограмму, которой начинается и заканчивается надпись – это тройной императив, так называемое черное восклицание. Неисполнение императива каралось смертной казнью во времена Хасса. Что же до смысла. – Он умолк, нахмурился и посмотрел на меня. – Не перекрывать.
– Они серьезно относились к своему водопроводу, – пошутил я, но Кабал явно был не в настроении.
– Семьсот лет назад в этих долинах было не продохнуть от угольских мародеров, разъезжавших в меховых шапках на нелепых карликовых лошадях. Они двигались на восток, вырезали куски империй по пути, и никто не мог их остановить. Нашествие замедлилось вскоре после того, как они достигли этих мест, а после и вовсе зачахло. Их предводитель – великий Хасс Маджэн – к тому времени состарился. Вероятно, его слабое здоровье остановило продвижение орды. Предположительно, он погиб где-то здесь и захоронен под этим холмом вместе со своим богатством. Невообразимые сокровища сокрыты внутри и ждут, когда их отыщут.
Я изумленно глазел на холм, на склоне которого мы стояли.
– Пресвятые угодник, Кабал! Вы же не хотите сказать…
– Как знать. – Он пожал плечами, сама возможность его не трогала, что просто бесило. – Однако стоит призадуматься, для чего в сокровищнице пустили несвятую воду, которая и вытекает по склону холма. Полагаю, ответ лежит ближе к вершине, рядом с теми ворами и их конями.
После этих слов он продолжил восхождение. Я придержал роящиеся вопросы – мне ничего не оставалось, как последовать за ним.
Однако через несколько минут Кабал прекратил поиски – впереди показалось логово бандитов. У входа в пещеру, открывшегося нам, были все признаки того, что здесь часто собираются люди, – следы ног и копыт вели внутрь и наружу. Прислушавшись, мы различили лошадиное ржание, доносившееся изнутри. Кабал начал было что-то говорить, но я резким жестом заставил его замолчать, поскольку из пещеры как раз вышла пара бандитов. Они беззаботно болтали, совершенно не беспокоясь о собственной безопасности. Я мгновенно их узнал, поскольку это оказались те двое, что украли мои немногочисленные вещи, пока я лежал в беспамятстве. Должно быть, мой суровый гнев отразился на лице, потому как, когда я повернулся к Кабалу, тот довольно открыто улыбался, глядя на меня.
– Ваши друзья? – прошептал он, изображая невинность. Я зло глянул на него и повернулся обратно к мужчинам. Один топтался неподалеку от входа в пещеру – тот самый, что был очень обеспокоен моим возвращением из мертвых. Второй уже направлялся к лесу, вниз по склону. Бросив пренебрежительную фразу, он скрылся в чаще. Спустя мгновения, с явно недобрым предчувствием, его товарищ последовал за ним. Стоило им скрыться из виду, как Кабал рванул к пещере. Я не отступал.
– Осторожнее! – предупредил я его. – Там могут быть другие.
– Нет, – отвечал Кабал, останавливаясь, чтобы проверить, нет ли кого в лесу. – Они спорили о том, стоит ли покидать пещеру, оставив ее без охраны. Очевидно, прочая честная компания грабит беглецов из Миркарвии, которых последние неприятные события заставили искать убежища. Они говорят на отвратительной смеси языков, но смысл очевиден. Идемте, Энрайт, возможно, у нас мало времени.
Мы свернули за угол и оказались внутри.
Я не ожидал увидеть пещеру Али-бабы, так что не расстроился. Первое, с чем мы столкнулись, была почти физически ощутимая стена вони – смесь человеческих экскрементов с лошадиным навозом. Тусклое освещение в этом мерзком месте исходило от нескольких факелов и многочисленных грубо сделанных глиняных ламп, в которых горел животный жир. Внутри царила гнетущая атмосфера, поэтому я вслух поинтересовался, что за люди променяли жизнь на свежем воздухе на существование в таком месте.
– Как обычно, – Кабал вытащил факел из трещины, куда его вбили. – Отчаявшиеся люди. Вроде нас с вами.
Не обращая внимания на вздор, что нес Кабал, я направился к лошадям и быстро выбрал ту, что казалась получше. Кобыла, которая занесла меня во все эти неприятности, могла и дальше оставаться здесь. Я обернулся, чтобы передать поводья второго скакуна Кабалу, но того и след простыл. Только мерцающий огонек, удалявшийся по каменному коридору, указывал направление, в котором тот исчез. Проклиная Кабала и его несвоевременное любопытство, я вновь привязал лошадей и последовал за ним быстрым шагом. Нашел я его в конце коридора – тот обследовал тупик, в котором оказался.
– Вы с ума сошли, Кабал? Если они вернутся, мы в ловушке. Сокровища Великого Хасса могут подождать до лучших времен. Если те придурки до сих пор промышляют воровством лошадей, вряд ли они его нашли или обнаружат в ближайшее время. Идемте же! У нас нет времени прохлаждаться!
Но с тем же успехом я мог говорить со стеной.
– Убедительно, не правда ли? – спросил он, совершенно не заботясь о грозящей нам опасности.
– Что именно? – нетерпеливо спросил я.
– Вот это. – Он, придвинул факел ближе к скале.
– Да о чем вы? – начал я, но слова застряли в горле. Естественная поверхность камня, испещренная трещинами, что оставили десять сотен тысяч холодных ночей и столько же жарких дней, на самом деле была чем-то другим. В тусклом свете мерцающего факела трещины оказались повторяющимися символами… буквами… как те, что Кабал переписывал у странного ручья. На самом деле, они были идентичными.
– Черное восклицание, – пробормотал я, не в состоянии противиться таинственности момента.
– Именно, – рассеянно подтвердил Кабал. – Черное восклицание. Но на этот раз предупреждение иного рода. Хотя по-прежнему краткое. Не входите. Довольно однозначно, не находите?
Несколько секунд он экспериментировал с факелом, меняя угол падения света и пытаясь при этом выведать секреты у других, скрытых, букв.