Полакомиться мозгом
Твоим быстрей, быстрей.
И спит огромный кракен
Глубоким мертвым сном.
И сны его меняют
Реальность день за днем.
В пучине океанской, средь ужасов Р’льеха
Лежит, но временами
Всплывает на поверхность.
– Только Чо-чо поют без устали?.. – пророкотал Руфус, и по его тону было ясно – все, кто не веселится, получат по голове сковородкой.
Ай! Фтанг! Приди! Приди же!
Приди же Йог-Сотот!
Пусть улицы заполнят
Ужасные шоггот.
Их сладостные крики
«Текели-ли!» услышь.
Ах, как прекрасен вечер,
И как прекрасна слизь.
Кабал смутно припоминал, что музыкальный гений, решивший поставить мюзикл «Некрономикон», получил все, чего заслуживал: деньги, славу и чудесную кончину в лапах невидимого монстра, который разорвал его на куски.
Руфус наконец заметил некроманта, вскинул руку, да так, что остановил бы и марширующую колонну слонов, после чего в одиночку направился к Кабалу. Он замер ярдах в десяти и уставился на некроманта взглядом, полным презрения. Кабал поставил саквояж на землю, а трость зажал под мышкой, чтобы вытереть нос. Позади Руфуса около тридцати-сорока безумных, сумасшедших, эксцентричных голов безуспешно попытались встать в строй. Руфус был человеком мощным, с огромной бородой и романтичной шевелюрой, которая делала его наполовину поэтом, при всем том, что он ни разу не обмакнул пера в чернильницу. И борода, и грива пылали ярко-рыжим. На нем был плащ с капюшоном, брюки гольф и хорошие ботинки. Вдовесок на голове красовалась грелка для чайника, на которой вышили пирамиду с глазом внутри.
– Посмотрите, кто у нас тут. Иоганн Кабал. – Армия принялась шипеть и улюлюкать. – Некромант.
Тут же крики и шум позади Руфуса стихли.
Кабал убрал платок.
– Привет, Руфус, – сказал он ровным голосом. – Разворачивайся и проваливай. Спасибо.
Некромант взял саквояж и двинулся обратно.
– Уходишь? – проревел Руфус (vide supra). – УХОДИШЬ? Да знаешь ли ты, кто я такой?!
Кабал развернулся. Хотя глаза его скрывали затемненные очки, было ясно, что некромант сощурился.
– Я же назвал тебя Руфусом, Руфус. Может, я неточно произнес? Дай-ка подумаю. Руфус. Произносится как эгоистичный мегаманьяк, полуболван, полупридурок, наполовину под кайфом, косоглазый, с киселем вместо мозгов, вечно разинутым ртом и бровями домиком, пустозвон, свинья и тупица, Scheißkopf. Так лучше?
– Не стоило тебе этого говорить, – прошептал Руфус, сжимая кулаки так, что костяшки побелели.
Представьте себе тираннозавра, который появляется на сцене в оперетте и исполняет свою партию sotto voce, – вот такой был эффект от слов Руфуса.
– Не зли меня. В гневе я придусь тебе не по душе.
– Ты и так мне не по душе, так что разница небольшая. Ты мне не нравишься ни счастливым, ни грустным, ни радостным, ни плаксивым. Единственное, что мне понравится, так это если ты со своими дружками уберешься восвояси – туда, откуда пришел.
– Стоило разобраться с тобой при нашей первой встрече, Кабал, тогда, много лет назад. Ты никогда не понимал, какую мощь я обретаю, какие вселенские силы таятся в этой смертной оболочке. Я владею магией, которую ты не сможешь постичь даже отчасти.
– Ты о фокусах, когда зритель пишет на карте имя, ты ее поджигаешь, а потом она обнаруживается внутри апельсина целой? Тогда ты прав, подобные трюки всегда ставили меня в тупик.
Один из солдат армии Малефикаруса хихикнул, но Руфус был слишком зол и не заметил.
– Я тебя предупредил, Кабал. Теперь приготовься испытать на себе ужасный мистический гнев Малефикаруса!
Неподалеку заблеяла овца и все испортила. Малефикарус наклонил голову и злобно посмотрел на Кабала из-под своих кустистых бровей. Руфус приложил указательный и средний пальцы обеих рук к вискам и принялся бормотать дьявольские заклинания.
Кабал снова высморкался.
– У тебя не найдется ничего от простуды, а? Кажется, я где-то подхватил заразу.
Руфус принялся еще интенсивнее мычать заклинания. Шли секунды. Кабал взглянул на часы.
– Ты не мог бы побыстрее? Пожалуйста. Я человек занятой.
Руфус удвоил усилия. Кабал ждал. Но у него лишь сильнее засвербело в носу. «Может, он хочет, чтобы я умер от чиханья?» – гадал некромант. Кабал закрыл лицо платком и в очередной раз чихнул. Как раз в этот момент сработало заклинание Руфуса.
Мгновение Кабалу казалось, что он падает, затем он ударился о землю – сперва травы коснулись пятки, а затем некромант приземлился на спину. Он запоздало сообразил, что некая сила подняла его тело и швырнула. Несколько минут Кабал лежал на мокрой траве, приводя мысли в порядок. Чувствовал он себя хорошо, но понимал, что это еще ничего не значит. По крайней мере, он мог пошевелить пальцами на ногах, ощущал, как намокает одежда, а капельки дождя падают ему на лицо. Кабал уже строил планы, что именно он сделает с Руфусом и его войском, как вдруг сообразил – а ведь еще минуту назад дождь не шел.
Тут подле него вырос печального вида мужчина – его тонкие седые волосы облепили череп, а глаза напоминали неудавшуюся попытку приготовить яйца пашот.
– Здравствуйте, – поприветствовал его мужчина. – Не хотите ли чашечку чая?
Кабал сел. Он совершенно точно был уже не на равнине. Похоже, он приземлился в каком-то саду – огромном, тщательно распланированном, сродни тем, что обычно разбивают перед громадными особняками и что простираются на несколько акров. Правда, никакого особняка и в помине не было. Во все стороны тянулась неровно подстриженная лужайка, кое-где торчали кусты да полусгнившие останки беседок и шатров. Сад располагался внутри неглубокого котлована, отчего невозможно было разглядеть истинный горизонт, в то время как ложный скрывала рощица, окаймлявшая долину. В небольших зданиях то тут то там сидели люди или медленно прогуливались от одного к другому. Поблизости трое мужчин и женщина размеренно играли в крокет. Кабал неплохо разбирался в игре и понимал, что тут есть свои скрытые особенности: жесткий расчет и хладнокровное желание уничтожить противника. Однако здесь в крокет играли совершенно иначе: игроки слонялись туда-обратно и катали мячики сквозь ворота.
– Не желаете чашечку чая? – снова предложил мужчина.
Некромант посмотрел на него, а затем на чашку и блюдце из английского фарфора, которые ему протягивал собеседник. Дождевая вода наполняла чашку до краев и лилась на блюдечко. Лишь блеклый коричневатый оттенок напоминал, что когда-то там был чай.
– Нет, спасибо, – отвечал Кабал. – Но я бы хотел знать, где нахожусь.
– О, – промолвил мужчина. – О.
На мгновение он задумался, а потом прибавил:
– О, вы в саду.
– И где именно этот сад?
Мужчина повел рукой с кружкой, отчего часть жидкости расплескалась.
– Как же, он здесь. Там, где мы с вами.
У Кабала зародилось нехорошее чувство – неужто его похитили дадаисты [12]? Однако он попытался вновь:
– Я хотел спросить, что находится за пределами этого сада?
Мужчина кротко улыбнулся, отчего у некроманта тут же возникло желание его ударить.
– Сад, – отвечал мужчина.
– Еще один сад?
– Нет, этот сад.
– Насколько же он большой?
– Он простирается от этих деревьев, – мужчина указал в первом попавшемся направлении, – до вон тех, – он махнул в другую сторону.
– Ну а что за теми деревьями?
– Этот сад.
Кабал поддался порыву. Когда он направился к роще, мужчина сидел на траве и закрывал рукой разбитый нос. Никто не высказал никаких претензий – судя по всему, люди вокруг даже не заметили произошедшего. Некромант стремительно шагал мимо разваливающейся сцены, большого скопления скульптур и игроков в крокет – чем быстрее он выберется из этого унылого места, тем лучше. Проходя мимо играющих, Кабал заметил, что один из них плачет. Плечи его сотрясались от рыданий. Он стоял, оперевшись на молоток, и выглядел ужасно несчастным. Остальные игроки, похоже, ждали, когда он возьмет себя в руки и продолжит партию. На их лицах не отражалось ни единой эмоции, и Кабал заключил, что подобные инциденты здесь не редкость. Какая разница. Его ждет цирк – он должен вернуться.
– Весело, весело, весело, – повторял он, карабкаясь вверх по пологому склону к деревьям.
Добравшись до рощи, Кабал остановился и оглянулся. Странно, что посреди низины не образовалось ни пруда, ни озера. Должно быть, земля хорошо впитывала влагу. Тряхнув головой, некромант ступил под сень деревьев. В густом лесу царил полумрак, крупные капли, не переставая, падали с хмурого неба, просачивались вниз сквозь кроны, под шляпу и плащ Кабала, отчего он совсем промок. Только этого не хватало с его простудой. Правда, болезнь, похоже, отступила. Некромант замер и пошевелил носом. Внутри больше не свербело, да и чихать не хотелось. Еще одна странная вещь: Кабал болел редко, но уж если простужался, то надолго. У него возникло очень нехорошее предчувствие. Преисполненный решимости, некромант продолжил путь сквозь деревья.
Когда Кабал наконец вышел на открытую местность, он не столько удивился, сколько разочаровался. Прямо перед ним раскинулся сад: он ничуть не отличался от сада, который остался там, за деревьями. Вздохнув, Кабал зашел в рощу в другом месте и повторил попытку. Особых надежд он не питал: некромант знал, что в первый раз он шел не совсем по прямой – ему приходилось петлять между стволами, но он точно не мог развернуться на сто восемьдесят градусов и при этом не заметить, что идет по кругу. Однако его натура и научный метод требовали повторить эксперимент. Спустя несколько минут перед ним вновь возникла полянка с травой, садовая мебель и ужасно жалкие люди, играющие в крокет так, как в него играть не нужно.
Кабал, конечно же, слышал о карманных вселенных, но всегда представлял их себе иначе, несколько больше. Что было довольно интересно. Вряд ли в лечебнице Руфус занимался тем, что создавал кашпо в технике макраме. Да и для своих врагов он придумал бы другое место: пытки, по мнению Руфуса, не обходились без гвоздей и плеток. Скорее уж какой-нибудь давно почивший волшебник и чародей возвел это место для созерцания и размышлений, а Руфус обнаружил его между измерениями и присвоил себе. Да, решил Кабал, это вполне соотносится с фактами. Первоначальный создатель должен был продумать какой-нибудь выход. Запрятав подальше свое неудовольствие, Кабал отправился назад в сердце сада.