Пока Кабал говорил, взгляд его блуждал по помещению: решетки на окнах, стены по-казенному выкрашены зеленой краской, бумага со сводом правил на двери. Затем он снова посмотрел на женщину и понял, что, если бы взглядом можно было убить, он уже отправился бы на тот свет. Она злобно уставилась на него, слегка оскалившись. На лице ее застыло выражение животной ярости и гнева. Она заговорила так тихо, что Кабал едва разобрал ее слова.
– Некромант, – произнесла она таким тоном, словно это было худшее слово на земле. В этот момент так оно и было.
– Ваши выводы никоим образом не делают меня причастным, – ответил он и достал контракт. – Хотите вернуть вашу прежнюю жизнь? Или мне уйти? Я занятой человек. Буду рад, если вы поторопитесь с решением.
Женщина посмотрела на сложенный лист бумаги, как будто ждала, что его пустая оборотная сторона сообщит ей все, что нужно знать. Кабал положил контракт на стол, перевернул текстом вверх и пододвинул к ней. Женщина смотрела на лист, но явно не читала написанного. У Кабала возникло нехорошее чувство, что она снова расплачется. Он достал ручку и подал ее женщине.
– Подписывайте. Сейчас.
Она взяла ручку и слегка дрожащей рукой поставила подпись.
Кабал вышел из здания полицейского участка. Начинался новый день. Последний день цирка. Ему нужна была лишь одна последняя душа. Все шансы преуспеть. Только почему тогда он чувствовал себя так паршиво?
Глава двенадцатаяВ которой Кабал узнает, что существуют места, где приятно жить, но куда не хочется приезжать
Кабал похлопал по карману, в котором лежал контракт, чтобы удостовериться – документ не испарился из-за какого-нибудь недоразумения на квантовом уровне. Бумага была на месте. Некромант глубоко вдохнул: какая-то часть его все же надеялась, что договор может исчезнуть. Он чувствовал себя уставшим, как никогда прежде, а для человека, который считает сон необходимым злом, это было высшей степенью усталости. И тем не менее он не имел ни малейшего желания дать своей голове отдохнуть. Без сомнения, прошли те дни, когда он с легкостью проваливался в сон. Да и кроме того ему могло что-то привидеться.
Поправив темно-синие очки, Кабал осмотрелся. Он впервые оказался в самом городе, и Пэнлоу-на-Терсе производил на него удручающее впечатление. Настоящая идиллия. В подобном месте люди мечтают поселиться на пенсии. Правда, в итоге, проведя ревизию своих накоплений, они оказываются в домике с террасой по соседству с ненормальным, у которого есть собака, бейсбольная бита и сузафон [21]. Возникал вопрос: куда отправляются на пенсию жители Пэнлоу? Но Кабалу было все равно. Необъяснимым образом это место заставляло его нервничать.
Мимо проехал почтальон на велосипеде, улыбнулся и поприветствовал Кабала, а затем покатил к перекрестку. На проезжей части, насколько хватало глаз, не было ни одного другого транспортного средства, и все же почтальон замедлился, посмотрел в обе стороны, просигналил и лишь затем выехал на главную дорогу. В этом городке велосипедисты соблюдали правила движения! Даже почтальоны! В жизни Кабалу пришлось видеть немало удивительных вещей, среди них ходячие мертвецы были далеко не самыми странными. Ему приходилось спасаться бегством от хранителей «Ключа Соломона», скрываться от горгульи по имени Бок и исследовать бронзовый свисток с надписью «QUIS EST ISTE QUI VENIT» – «КТО ЭТО ИДЕТ», – при этом стараясь не подуть в него. Однако от вежливого радушного почтальона веяло куда большей опасностью, и Кабала не покидало нехорошее предчувствие.
– Осталось лишь повстречать дружелюбного викария, и тогда, не ходи к гадалке, я в беде.
Некромант развернулся и едва не врезался в священника – мужчину за шестьдесят с добродушным лицом.
– Прошу прощения, сын мой. Я обдумывал проповедь и… – Он умолк и посмотрел на Кабала поверх очков-половинок. – Да вы, должно быть, из бродячего цирка! Здравствуйте! Я так рад с вами познакомиться. Я викарий церкви Святого Олафа. Вон там, видите, – он указал в сторону небольшой приходской церкви, которая воплощала в себе архитектурный идеал и стояла среди пейзажа, достойного появиться на открытке. – А в воскресенье вы здесь еще будете? Может, захотите посетить службу? У нас всегда есть места для гостей.
– Боюсь, это невозможно.
– О, ну конечно, вы же постоянно переезжаете. В молодости меня привлекала подобная бродячая жизнь. Однако теперь… – священник раскинул руки и столь по-доброму улыбнулся, что Кабал разрывался между желанием ударить викария и принять его объятия.
– Верно, мы уже уедем, – ответил Кабал. – Но я бы все равно не пришел.
Он улыбнулся и добавил:
– Я – сатанист.
Викарий улыбнулся в ответ. Некроманту тут же захотелось посмотреть в зеркало и проверить свою улыбку, удостовериться, что она по-прежнему вселяет страх. Сколько лет он ее отрабатывал!
– Вот как, – совершенно спокойно отреагировал викарий, чем едва не взбесил Кабала. Некромант с тем же успехом мог признаться, что предпочитает лету весну или что любит шоколадное печенье.
– И вы счастливы? – продолжил священник.
Внезапно в большом колчане Кабала с остроумными ответами оказалось пусто. Он готов был к любой реакции викария, но только не к сочувствию.
– Нет, – наконец выдавил из себя Кабал. – Нет, не счастлив. Но мне пришлось таким стать. Можно сказать, это связано с работой. Я собираюсь отказаться от этих взглядов при первой же возможности.
– Не буду спорить с вашим решением. Боже мой, ни в коем случае. Да я просто не могу спорить. По мне, оно очень мудрое. Но мне пора. Хорошего вам дня, сэр.
Кабал вдруг обнаружил, что пожимает викарию руку, благодарит его за проявленное участие и желает ему приятного утра.
Некромант смотрел, как священник направляется к своей идеальной церкви. Он мог поспорить, что проповедь выйдет очень проникновенной, любопытной и интересной. Служба придется людям по душе. Он внезапно понял, что завидует горожанам. Кабал остановился и внимательно прислушался к своим ощущениям. Что с ним было не так? Некромант присел на не тронутую вандалами скамейку, которая очень удачно оказалась поблизости, и принялся разбираться в себе. Он почти обрадовался, когда на другой конец скамейки села маленькая девочка. Он ненавидел детей и мог таким образом проверить свою реакцию.
– Здравствуйте, – сказала маленькая девочка и весело улыбнулась, демонстрируя выпавший зуб.
На Кабала вдруг напало непреодолимое, ненормальное желание найти хорошую женщину, осесть и завести пару детей – мальчика и девочку. Мысль эта ворвалась в его голову, словно монстр из кошмара.
Пошатываясь, Кабал поднялся на ноги и сумел сформулировать несвязное предостережение, что не стоит ему заговаривать с незнакомцами, после чего поспешно удалился. Нужно было найти тихое место, где он сумеет взять себя в руки. Непродолжительная экспедиция в церковный двор закончилась поспешным отступлением, когда подошвы его ботинок начали дымиться. Он совсем забыл, что в его бездушном положении опасно появляться на святой земле. Еще одно неудобство, от которого он избавится, как только найдет последнюю жертву. Всего один человек. Кабала беспокоило, что он не вспомнил, как опасны церкви: о воспламеняющихся ботинках обычно не забывают. А он забыл. Начисто, блаженно забыл, поддавшись соблазну в этом безмятежном городе. С каждой минутой нехорошее предчувствие все усиливалось.
– Здравствуйте, мистер Кабал, – поприветствовал его Бэрроу, с которым некромант столкнулся в конце небольшой улочки с магазинами. – Простите, но что-то вы неважно выглядите.
– Да-да. – Кабал попытался зачерпнуть злости из своих внутренних резервов. – Я всегда бледен. Я…
Но тут вдохновение проворно покинуло некроманта, и он сказал:
– …бледный человек.
– Я заметил, – без всякого укора ответил Бэрроу. – Хотя я говорил вовсе не о цвете вашего лица. А об облике в целом. Вы выглядите потерянным.
Кабал резко посмотрел на Бэрроу:
– Что, если так? Вам-то какое дело?
Бэрроу улыбнулся. Кабала уже тошнило от того, что ему все улыбаются. Но куда хуже становилось от порыва ответить им тем же.
– Это мой город, – сказал Бэрроу. – Мы здесь чувствуем себя в ответе за приезжих.
– Правда? В самом деле? – Кабалу показалось, что он говорит как старик – сварливо, но не испытывая подлинной злости.
Ему хотелось снова оказаться в цирке, где он в любую секунду мог сорваться и накричать на подчиненных, но это желание уравновешивало и даже подавляло другое чувство – вялость и стремление остаться в Пэнлоу.
– У меня хорошая новость, – продолжил Бэрроу. – Я шел в цирк, чтобы поделиться с вами. Но вы сами меня нашли, так что сэкономили мне время.
– Я был здесь по делу, – сказал Кабал, а сам подумал: почему я объясняю, что я здесь делаю?
– Предложили взять на себя судебные расходы той девушки. Знаю. Очень мило с вашей стороны. – Кабал побледнел, а Бэрроу продолжил: – Я только что из полицейского участка. Отправился туда сразу, как услышал новости от доктора Гринакра.
– Хорошие новости?
– Да.
Кабал выжидающе смотрел на Бэрроу, но тот молчал.
– И?
– Простите, – Бэрроу тряхнул головой и, черт побери, улыбнулся. – У меня возникло престраннейшее чувство, что вы и так в курсе.
– В курсе чего? – поинтересовался Кабал, хотя и так знал.
– Ребенок. Он очнулся.
– Очнулся после смерти? Невероятно. Дети такие живучие.
– Доктор считает, что он не был мертв. Яд на самом деле оказался лекарством, которое погрузило младенца в своего рода кому. Удивительно, правда?
– И не говорите. А девушка?
– Я не юрист. Не могу ничего сказать. Возможно, ее осудят за попытку убийства.
– А они могут?
– В полицейском участке творился настоящий переполох, когда я пришел. Они потеряли ее заявление.
– Быть не может! – Кабал перенес вес с одной ноги на другую.
Он боялся, что контракт и еще один лист бумаги, который он вынес из участка, зашуршат.