– Это была любовь с первого взгляда.
Несмотря на все обстоятельства, Кабал искренне рассмеялся, не веря своим ушам.
– Любовь? Любовь? О нет, вы серьезно ошибаетесь, Бэрроу. Не сомневаюсь, Леони милая девушка. В иных обстоятельствах мы, вероятно, могли бы стать друзьями. И мне совсем не доставит удовольствия снести ей полголовы. Но… – Некромант нарочито взвел курок, – я это сделаю не раздумывая.
– Не сделаете, – категорично заявил Бэрроу, скрестил на груди руки и откинулся на стуле.
На какое-то время все замерли: Бэрроу сидел уверенный и полный решимости, Кабал смотрел на него и держал Леони на мушке, девушка старалась не подавать виду, насколько она напугана, и не сводила глаз с курка, при этом она видела, что палец Кабала едва касается его.
Внезапно в цирке все смолкло: каллиопа заглохла, не доиграв мелодию, зазывалы прекратили кричать. Кабал моргнул, приготовился стрелять и взглянул на часы.
– В чем дело, Костлявый? – спросил он резко. – У нас есть еще целая минута.
Костлявый засунул большие пальцы в карманы жилета.
– Все верно, босс. У тебя еще есть минута, чтобы получить подпись на контракте. Но цирк пакует чемоданы.
– Что? – Кабал вскочил на ноги. – Да как ты смеешь? Это мой цирк, и я говорю…
– Ты только и делаешь, что говоришь эти твои длинные слова. А цирк тебе не принадлежит. И никогда не принадлежал. Ты его одолжил на время, но теперь срок аренды истек. Последняя минута принадлежит нам. И она начинается… – Костлявый замер в театральной позе у окна, и тут ожила, загудела каллиопа – Кабал с первых же звуков узнал мелодию – изуродованная нестройная вариация шопеновского вальса ре-бемоль мажор, – …прямо сейчас.
Костлявый кружился, подобно хорьку, и хлопал в ладоши.
– Время как следует повеселиться. – Он остановился рядом с Кабалом. – Кстати, я никогда не говорил, как дерьмово ты меня сделал?
– Неоднократно.
– Ну я просто хочу сказать, ты только посмотри. – Лицо Костлявого съехало, обнажая голые кости и мышцы.
Кожа шлепнулась на пол с таким звуком, будто кто-то опрокинул рисовый пуддинг. Некромант гневно смотрел на Костлявого. Бэрроу, которому приходилось бывать на аутопсии, видал и похуже. Леони отвернулась. Она вдруг поняла – что бы ни произошло, следующая минута окажется худшей в ее жизни.
– Халтура! – Костлявый пронзительно рассмеялся, отодвинул дверь и спрыгнул вниз.
Снаружи понеслись звуки, в том числе крики и вопли.
– Что за ад там творится? – Кабал шагнул к двери.
На улице действительно творился сущий ад.
На его глазах аттракционы и шатры рассыпались и приобретали новые жуткие формы. Вся сцена напоминала триптих Босха «Сад земных наслаждений». Не самое лучшее место, чтобы прийти с семьей. Среди распускающихся бутонов хаоса, которые некогда были шатрами, парили существа с Призрачного поезда и пугали ударившихся в панику горожан, обращая их в бегство. Гигантская горилла покинула свой пост на Призрачном поезде, забралась на спиральную горку, которая теперь представляла собой шипастую башню с торчащими в сторону лезвиями, и победно стояла на вершине. Зверюга лупила четырех жокеев с аттракциона «День на скачках» – те, правда, отныне напоминали скорее четырех всадников Апокалипсиса Смерть, Раздор, Чуму и Голод, одетых по-прежнему в яркие шелковые костюмы жокеев. В свободной руке горилла держала незадачливого человека, который слабо сопротивлялся, пытаясь вырваться. У основания башни Дензил махал Деннису, который временами прекращал свои попытки ускользнуть из лап гориллы и махал ему в ответ. До Фэй Рэй [27] Деннису явно было далеко.
– Прекратите! – заорал Кабал, но его никто не послушал. – Джои? Джои! Ну-ка немедленно натяни эти чертовы штаны! Ты людей пугаешь!
– Так и задумано, старик. Прости и все такое, – отозвался Джои – другого такого воспитанного исчадия Ада сложно было найти.
Кабал огляделся.
– Костлявый, останови их! Пока что я здесь главный!
– Еще тридцать секунд, – крикнул в ответ Костлявый, находясь в ста ярдах от некроманта; затем он вдруг принял серьезный вид и добавил: – Я сделаю, что смогу, босс.
Костлявый повернулся к кипящему вокруг хаосу, в который превратился цирк, погрозил пальцем и неубедительным тоном сказал: «Прекратите». Он тут же зашелся в приступе хохота, довольный собственной шуткой. Он с трудом держался на ногах от смеха, как вдруг его голова взорвалась.
Кабал взвел курок дымящегося пистолета и сказал, не обращаясь ни к кому конкретно:
– Я не позволю делать из себя посмешище.
Затем он повернулся к Бэрроу, который собирался встать, и приказал:
– Сядьте.
Кабал осмотрел свой офис. Дерево начинало гнить, со столешницы исчезла полировка, в вагоне вновь царил запах сырости и запустения. Поезд становился таким, каким он его нашел. Некромант подошел к Бэрроу и приставил дуло к виску Леони.
– Пятнадцать секунд. Подписывайте.
– Нет, – как и ожидалось, отвечал Фрэнк.
– Тогда все кончено, – ровным голосом произнес Кабал и направил пистолет на Бэрроу.
Без всякой театральщины, быстрым и точным движением Леони схватила контракт и ручку, а затем поставила подпись.
– Оставьте отца в покое, – просто сказала она.
– Нет! – вскрикнули оба мужчины, отчего Леони подпрыгнула.
Кабал грозно уставился на Бэрроу.
– Вот, полюбуйтесь, чего добилась ваша идиотская бескомпромиссность!
Бэрроу был настолько шокирован поступком Леони, что слова Кабала его уже не удивили.
– Что я наделал?
Где-то вдалеке часы на башне Святого Олафа пробили двенадцать.
Песчинки в часах резко закончились, осели в нижней чаше и замерли.
– Время вышло! – в дверях возникло тело Костлявого: в руках он держал соломенную шляпу с фрагментами черепа. Голос шел прямо из шеи – влажного обрубка – и звучал слегка приглушенно.
– Все на борт Проклятого экспресса!
Костлявый снова исчез из виду; сквозь открытую дверь Кабал наблюдал за тем, как цирк опустел и лишь несколько человек бесцельно носились по полю.
Кабал обернулся к Бэрроу и его дочери, собираясь им что-то сказать, но слова так и застряли у него в горле. Бэрроу плакал, не скрывая своих слез. Леони обнимала отца и обещала, что все будет в порядке. Кабал посмотрел на контракт, зажатый в руке, открыл было рот, но тут поезд двинулся вперед, и некроманта отбросило на спину. Леони в страхе оглянулась. Поезд двигался вперед, но – вот удивительно – Леони с отцом, казалось, стояли на месте. Стены вагона становились прозрачными, как будто принадлежали иному миру или были сотканы из тумана. Даже Кабал, чье тело медленно кувыркалось назад, казался менее плотным.
Поезд выскользнул из-под Фрэнка и его дочери. Их бережно выбросило на пути. Правда, рельсов и шпал там не оказалось. Создавалось впечатление, что их там уже давно не было. Призрачный поезд, горящий зелеными и голубыми огнями, загудел, промчался мимо станции, которая тут же обратилась в руины, оставшиеся после пожара. Станционный смотритель грустно махал им: из мира живых его вышвырнуло обратно туда, где заслуженно обитают все самоубийцы. По крайней мере, так изначально задумывалось, когда прописывались правила.
Поезд гудел и визжал, уносясь прочь в ночную даль к чернеющему горизонту. В самый последний миг, перед тем как он исчез из виду, Леони даже показалось, будто он оторвался от земли и извивался в ночном небе, подобно громадному сверкающему угрю, поднявшемуся из морских глубин.
– Зачем ты это сделала? – спросил ее отец: на лице его было написано страдание.
– Папа, он собирался тебя убить. Мне пришлось рискнуть. – Она взглянула в пустое небо. – Но это был обдуманный риск.
Что-то щекотное касалось его губ. Кабал хотел отереть рот, но ему с трудом удавалось скоординировать движения руки. Он попытался один раз, затем второй. Он уже почти решил, что ощущение не настолько противное и не стоит так стараться, когда кто-то смахнул то, что беспокоило Кабала. На самом деле этот человек не просто смахнул, а резко ударил некроманта по лицу.
– Уф-ф-ф! – Иоганн Кабал откатился от силы удара.
Он встал на четвереньки – голова ужасно болела, его тошнило, и он никак не мог сориентироваться.
Хорст молча наблюдал за тем, как его брата вырвало на пол офиса. Когда он решил, что внутри Кабала ничего не осталось, то наклонился к брату, схватил его за лацканы пиджака и швырнул через все помещение. Не успел Иоганн прийти в себя, как Хорст снова его поднял и пришпилил к стене.
– Ты не услышал ни слова из того, что я тебе сказал, так ведь?
Кабал попытался прийти в себя. Помимо искаженного холодной яростью лица брата он мог различить очертания своего офиса. Они по-прежнему были в поезде, который продолжал разрушаться, пока некромант лежал без сознания (судя по всему, у него легкое сотрясение: это вполне объясняет, почему он так кошмарно себя чувствует). Сейчас вагон заполнял мусор – примерно в таком виде Кабал нашел поезд в самом начале пути. Только афиша на стене теперь гласила – «Братья Кабал представляют всемирно известный „Цирк чудес“», да и та выглядела обтрепанной, концы плаката загнулись. Мокрица все еще продолжала свои безуспешные попытки, но в итоге свалилась на пол. Кабал вдруг понял, что его щекотало. В окне маячили корявые деревья и нечто вроде покатых холмов. Они вернулись на Равнины. Цирк снова законсервировали.
– Ты опять забрал душу невинного человека, да?
– Я ничего не…
– Не ври мне! Я лежал в этом чертовом сундуке и все слышал!
– Тогда тебе прекрасно известно, что я ничего не забирал! – рявкнул Кабал, пытаясь высвободиться.
Он гневно взглянул на Хорста, поправил пиджак и сказал:
– Она сама отдала ее мне.
– Отдала ее тебе, – презрительно бросил Хорст.
– Отдала ее мне! Нечего тут изображать из себя блюстителя нравов! Если ты там был, то чего не вмешался?
– Поверь мне, я уже собирался. Если бы я только услышал характерный щелчок, который издает твой палец, когда сжимает курок, дело бы не дошло до второго щелчка. Щелчка, когд