а все заканчивается.
– Ты не остановил меня, когда я стрелял в Костлявого.
– Ты высунулся наружу и целился в противоположном направлении, – мрачно улыбнулся Хорст. – Так ты застрелил Костлявого? Не могу сказать, что сожалею. Никогда ему не доверял. Никому из них. А ведь они в конце концов тебя предали, да?
– Как ты и предполагал.
– И, черт подери, как же я был прав. Собственно, как и ты. Ты не глупец, Иоганн. Может, в тебе нет ничего человеческого и морального, но дураком тебя не назовешь. А они неплохо выбрали момент.
– О да. Очень подходящий.
Кабал смел со стола мусор и сел. Судя по всему, в его любимом кожаном стуле свили гнездо мыши.
– Послушай, я не горжусь тем, что сделал, но назад дороги нет. Мной манипулировали на протяжении всего пути. Я совершал поступки, о которых предпочту забыть. Но с этим покончено. Не стану притворяться, будто цель оправдывает средства, однако факт остается фактом – пари я выиграл. Я получу назад свою душу и смогу продолжить исследования.
– Йоху! – выкрикнул Хорст.
Кабал подавил раздражение. Хорсту со многим пришлось мириться.
– Я сожалею о прошлой ночи, о том, что наговорил. В свою защиту честно скажу – я был немного не в себе. Я прекрасно понимаю, какую работу ты проделал и сколько усилий вложил в цирк – без тебя ничего бы не вышло.
– Ну давай, тыкай меня носом.
– Суть в том, – продолжал Кабал, – суть в том, что ты выполнил свою часть сделки, теперь мой черед. У меня есть несколько мыслей о том, как тебя вылечить. Если ты отправишься со мной домой, обещаю, что не успокоюсь, пока не найду способ.
Повисла долгая пауза.
– Я все сказал.
Какое-то время Хорст смотрел на брата.
– Нет. Так не пойдет. Боюсь, мне придется отказаться от столь любезного предложения по ряду причин. Во-первых… – Хорст направился к окну, но задел что-то ногой: он наклонился и подобрал лом, коснулся его кончика и принюхался. – Кровь. Этим ты ударил Фрэнка Бэрроу?
– Да. – Кабала раздражало, что брат отвлекается. – Он пытался взломать им ящик с контрактами. Я ожидал от него чего-то более профессионального.
Некромант умолк и задумался.
– Минутку, – он подошел к письменному столу и исследовал ящик.
Рядом с замком шла царапина, которую прежде он, к своему удовольствию, принял за доказательство того, что Бэрроу пытался открыть ящик. Некромант выругал себя за глупость.
– Во-первых, – продолжил Хорст, не обращая на Кабала внимания, – мне совершенно не импонирует торчать с тобой в одном доме на протяжении нескольких лет, которые уйдут на эксперименты. Во-вторых, мы оба прекрасно понимаем, что вскоре ты вернешься к своему основному исследованию, а про меня и думать забудешь. В-третьих, ты отвратительный человек, который должен был умереть при рождении.
– Говори, что хочешь, – бросил Кабал, хотя мысли его были заняты совсем другим. – Лом лежал вон на том стуле. Но как же тогда Бэрроу пытался выломать ящик, если инструмента под рукой у него не было?
– В-четвертых, я не смогу себя уважать после того, как помогал тебе, особенно если я буду жить еще тысячу лет, что, с учетом моей болезни, вполне реально.
Кабал по-прежнему не слушал брата.
– Кроме того, зачем бить ломом по замку, когда логично сломать им задвижку? – Некромант изучил царапину. – Слишком маленькая. От лома такая не останется. Замок пытались вскрыть отмычкой.
– В-пятых, и это мой последний и самый основательный аргумент: я не приму твое предложение, потому что ты проиграл пари.
С ужасом, ожидая недоброе, Кабал поднял глаза на Хорста – тот опустил руку в карман и извлек несколько блестящих отмычек. Он поднес их к глазам и стал рассматривать, в то время как вторая рука достала из внутреннего кармана лист пергамента, который выглядел очень знакомым. Хорст встряхнул и развернул лист, а затем повернул его исписанной стороной к брату.
Это был один из контрактов. На нем не стояло подписи.
Ноги Кабала подогнулись, и он осел на пол.
– О, Хорст, – протянул он. – Что ты наделал?
– Я тебя убил, братец. Так же, как ты убил меня. Хотя мне хотелось бы думать, что в моих действиях было нечто благородное.
Некромант не мог оторвать взгляда от контракта.
– Когда ты это сделал?
– Я взломал твой ящик и украл контракт около десяти месяцев назад.
– Десять месяцев? Он был у тебя десять месяцев?
– Да, до этого я не обращал внимания, что ты никогда не пересчитываешь контракты. Ты лишь ставил галочку в своей дурацкой тетрадке, а подделать галочку ничего не стоит. Ты верил, что сами контракты никуда не денутся, а будут лежать там, где ты их спрятал. Как оказалось, вполне разумное предположение: этот замок было невероятно сложно взломать. Мне понадобилось попыток десять.
– Имеет смысл переплатить за качество, – тихо сказал Кабал. – Зачем? Ну зачем ты это сделал?
– Когда все только начиналось, контракты подписывали люди, которые так или иначе отправились бы в Плохое место. Меня это вполне устраивало. Но случались времена, когда ты готов был подсунуть ручку какому-нибудь несчастному дураку, чьим единственным грехом были глупость и доверчивость. Да-да, я знаю, что, по твоим меркам, смертельнее греха не придумаешь. Но только я так не считаю. Мне приходилось вмешиваться и переключать твое внимание на более подходящего кандидата. Вот тогда я и решил, что мне нужен козырь.
– И ты украл контракт.
– И я украл контракт.
– Но каким образом это должно было повлиять на мои действия, если я не знал, что он у тебя? В чем польза угрозы, если ты ее не озвучил?
– В этом вся разница между тобой и мной. Я никогда не собирался использовать контракт как угрозу. Если бы к тому моменту, как мы прибыли сюда, я был уверен, что ты все делаешь правильно, да я сам пошел бы и добыл подпись на этом контракте. Даже в таком городе как Пэнлоу были более подходящие кандидаты. Но затем ты забрал душу той женщины из галереи с игровыми автоматами…
– Ниа Уиншоу, – тихо промолвил Кабал.
– Ты хотя бы помнишь, как ее зовут. Да, Ниа Уиншоу. Это была последняя капля. Я знал, что ты окончательно погиб.
– Что ж, вот теперь я точно погиб. – Но в голосе Кабала не прозвучало злости. – По личному приказу Сатаны все терзания мирской жизни для меня закончатся, и я проведу остаток вечности в кипящей лаве или черти будут тыкать в меня трезубцами. Ну или что-то еще столь же скучное. Спасибо тебе, Хорст, огромное.
– Мне жаль, Иоганн.
– Вот и хорошо.
– Нет, я не сожалею о том, что сделал. Я сожалею обо всем том, что привело нас к этому моменту, в это самое место. Все то, что не оставило мне выбора. Если тебя это утешит, я до последнего мгновения верил, что тебя еще можно спасти.
– Спасти? От чего? Выходит, что спасать меня нужно было от собственного брата. Искупление? Ты все говоришь о нем, как будто оно мне нужно. По-моему, в таких случаях подобает достать бубен и начать танцевать вокруг меня, разве нет, Хорст?
Кабал подтянул колени, положил на них скрещенные руки и уронил голову. Вся жизнь шла псу под хвост. Все его исследования не прибавили и грамма к багажу человеческих знаний. Он ни на йоту не приблизился к своей цели. Скоро он умрет, и все, что он делал, позабудут, а то и вообще решат, что это был дешевый трюк. Вот займись он по жизни какой-нибудь ерундой вроде зарабатывания денег, давно бы стал богачом. Забавно, но он действительно был богат: вот что получается, когда занимаешься прибыльным делом и при этом не нужно выплачивать зарплаты. Увы, но он умрет раньше, чем сумеет найти хорошее применение своему состоянию.
– Не стоило мне возвращаться в крипту Друинов. Нужно было просто дать объявление в газете: «Передвижному цирку требуется заместитель директора. Талант и алчность приветствуются. Моралистам просьба не обращаться».
Хорст взглянул на Кабала, открыл было рот, чтобы что-то сказать, но передумал. Выглядел Хорст как человек, который наконец-то понял, что попросту зря терял время. Он подошел к окну и посмотрел на восток. Глядя на горизонт, он разорвал бесполезный контракт.
– Небо светлеет. Почти рассвело. Я девять лет не видел солнца. – Он отодвинул дверь и спустился вниз.
Целую долгую минуту Иоганн Кабал сидел в одиночестве, испытывая жалость и ненависть к самому себе. Наконец он поднял глаза и с ужасом понял.
– Рассвет? – жутким шепотом произнес он.
Иоганн вскочил на ноги, пошатнулся – после долгого сидения у него затекли ноги – пришел в себя и метнулся к открытой двери.
Хорст успел уйти футов на пятьдесят. Он снял пиджак, аккуратно сложил его и положил на землю. Кабал замер на ступеньках и в отчаянии прокричал:
– Ради всего святого, Хорст! Вернись внутрь! Вернись внутрь! Не делай этого!
Свет нарождавшегося дня стремительно мчался к ним через Равнины. Хорст наблюдал за его приближением невозмутимо и спокойно, на губах его играла легкая улыбка. Но Кабалу было не до гармонии. Он спрыгнул, грузно приземлился и рванул к брату, на бегу стягивая пальто. Он размахивал им наподобие щита, который должен был оградить от яркого света.
– Пожалуйста, Хорст! Прошу тебя! Ты еще успеешь укрыться, если побежишь!
Хорст смотрел на светлеющий горизонт и чувствовал странное покалывание на коже, пока она нагревалась. Ощущение нельзя было назвать приятным, но оно казалось вполне терпимым. Он слышал крики брата: нескрываемый страх в его голосе неожиданно тронул Хорста. Нельзя смотреть на Иоганна – он должен оставаться твердым. Он уже прожил больше, чем многие другие, есть за что благодарить судьбу. Теперь пришло время уходить. Хорст ни на мгновение не отвел глаз от горизонта.
– Прости, Иоганн. Я отправляюсь туда, куда должен был попасть еще девять лет назад.
В последний раз с невероятной силой сработал инстинкт самосохранения, но тут же порыв прошел. А затем было уже слишком поздно. Даже он теперь не успеет вовремя добежать до тени. Была ли во всем случившемся его вина? Причинит ли ему боль солнце? Он надеялся, что поступал правильно. Он знал, что это его последние мысли и они ровным счетом ничего не значат.