Иосафат Барбаро. Путешествие в Тану — страница 20 из 31

Находили деревушку, где и отдыхали.

Уехали из Трок 16 февраля, 25 февраля приехали в Лонин, затем вступили в Польшу. Город Варшава; здесь правят два брата. Поехали в Познань. Страна красивая и богатая продовольствием, мясом, но плодов мало. Замки и деревни, но нет городов, о которых стоило бы говорить. 1 марта приехали в Познань, сделали остановку и сменили сани на лошадей. Из Познани уехали 5 марта.

Приехали в городок Мессаригу. Тут граница с Германией. 9 марта (1477 г.) приехали во Франкфурт, город маркграфа Бранденбургского.

О Германии мы говорим мало, так как это страна от нас недалекая и нам знакомая.


Барбаро

Страна плодородна, имеет хлеб, мясо, мед, из которого делают бузу, т. е. пиво. Там много лесов и деревень.

Дальше находится город Коломна.

В Коломне и Рязани крепости и дома деревянные. Город Москва расположен на реке Москве. Река проходит через середину города и имеет несколько мостов. Замок находится на холме. Замок и город окружены лесами.

Изобилие хлебов и мяса.

Мясо продают не на вес, а на глаз. За 1 маркет дают 4 фунта. 70 кур — за 1 дукат; гуси по 3 маркета каждый.

Сильный мороз; река замерзает.

Привозят свиней, быков и других животных в ободранном виде и ставят их на ноги (messi in piedi), твердых, как камень, в огромном количестве... Их нельзя разрубить, потому что они тверды, как мрамор.

Фруктов нет, кроме небольшого количества яблок, волошских и лесных орехов.

Зимой ездят с удобством на санях, потому что все замерзает. Летом — страшная грязь и множество слепней.

У них нет вина, но некоторые приготовляют вина из меда, другие из проса; и в то и в другое кладут цветы хмеля, придающие запах, который оглушает.. .

Великий князь запретил делать вино и пиво и употреблять хмель.

Если выехать из Москвы в сторону Польши, то через 22 дня вступают в Польшу. Первое поселение — замок Троки. Путь лежит по лесам и холмам.

По пути попадаются места остановок предшественников, которые разводили здесь костры. На этих местах можно развести костер и отдохнуть.

Попадаются деревушки.

На расстоянии 9 дней от Трок находится замок Лонин. Вступили в Литву, где имеется город Варшава; его правители подчинены польскому королю Казимиру. Страна богатая, много замков и деревень, но не достопримечательных. От Трок до Познани 9 дней пути; страна богатая и красивая.

Далее находится город Мерзага. Здесь кончается Польша. О ее замках и городах я не буду говорить, так как ничего о них не знаю. На 4-й день приезжают во Франкфурт, город маркграфа Бранденбургского, и вступают в Германию.

О Германии нечего говорить, так как это место привычное и известное многим. [103]

Нам думается, что приведенное сравнение последних частей трудов Контарини и Барбаро наглядно доказало, что налицо крайне близкое сходство между окончаниями обоих сочинений, родившихся в одном и том же городе и почти в одни и те же годы, под пером людей одинаковой — купеческо-дипломатической — профессии. Произведение Контарини появилось в печати раньше, чем произведение Барбаро, и поэтому возникает мысль о заимствовании. Вероятно, так и было; слишком уж систематично развивается сходство, и не только в порядке сообщений, в перечислении названий, в подсчете дней пути, но даже в отражении впечатлений: московский рынок и цены на нем, костры на местах стоянок в дремучих лесах зимой, разложенные предыдущими и раздуваемые последующими путниками, и т. д.

В связи с проделанным сопоставлением данных о России в обоих сочинениях — и у Барбаро, и у Контарини — никак нельзя без необходимой оговорки принять вывод автора одной из новых итальянских книг о знакомстве итальянцев со славянским миром. Этот автор, Артуро Кронья, пишет: «У Барбаро имеется один из лучших рассказов (una delle migliori relazioni) о Москве XV в.; его сведения получены непосредственно (notizie dirette) и проникнуты большой правдивостью (improntate a gran verita)».[318]

Однако едва ли правильно признавать Барбаро автором, склонным просто списывать чужое. Бросается в глаза прежде всего, что он ни словом не обмолвился о том, каким путем он вернулся из Таны в Венецию в достаточно грозном для Восточного Средиземноморья 1452 г. Его рассказ о Тане не имеет финала, тогда как все тяжкие перипетии возвращения на родину в 1478—1479 гг. из Тебриза описаны им совершенно точно — ясен и маршрут, представлены и некоторые не лишенные яркости путевые встречи и опасные приключения. По-видимому, почему-то не захотел Барбаро описать свой обратный путь из Таны домой, ни даже упомянуть о нем.[319]

Ко времени, когда Барбаро заканчивал написание своего труда, интерес Венеции к Московской Руси был уже значителен; проехала в Москву Софья Палеолог, а до этого события, вокруг и после него участились взаимные посольства. Восток притягивал внимание не только экзотикой Персии, но и еще не раскрытыми, пока смутными чертами молодого, набирающего силу Русского государства. Быть может, Барбаро нашел нужным включить [104] в свой труд и нечто о «Московии», к тому же прочтя то, что написал о ней Контарини. Общее знание топографии и соотношений стран — недаром Барбаро долго жил в Тане, которую с Москвой как бы соединяли не только крупные реки, но и беспокойно перемещавшиеся массы татар, — позволило ему быстро набросать (не подробный, правда) очерк о Москве и о пути оттуда на Запад.[320] Не подвела ли его в этом деле хорошая, цепкая память, невольно подсказывавшая — причем излишне точно! — все, что им было недавно прочтено в сочинении Контарини?[321]

Из вышесказанного вытекает непреложный тезис: ознакомление историка (особенно историка России) с восприятием Москвы глазами итальянца в конце XV в. должно опираться отнюдь не на сочинение Барбаро, но в первую очередь на сочинение Контарини, — с учетом того весьма немногого, что изредка встречается у Барбаро, когда он чуть-чуть уклоняется от полного совпадения своих записей с записями Контарини.


* * *

Итак, нам представляется убедительным, что в вопросе о России XV в., освещенном и у Барбаро, и у Контарини, главным источником является Контарини. Поэтому рассмотрим подробнее, что записал этот путешественник-дипломат.

Остановленный известием о невозможности двинуться с кавказского побережья в Каффу, только что взятую турками (июнь 1475 г.), Контарини был принужден пуститься длинным кружным путем через Дербент и Астрахань в Москву.

После всех мытарств в весьма длительном путешествии Контарини был охвачен сильнейшим желанием как можно скорее покинуть Москву. Однако он не мог уехать из-за отсутствия у него денег для уплаты долга русским и татарским купцам, предоставившим ему крупную сумму; при помощи этого займа он откупился в Астрахани от местных татарских властей, грозивших схватить его и продать как раба на базаре. Не привели ни к чему обещания Контарини выслать эти деньги в Москву уже по приезде в Венецию. Этому воспротивился Марк, посол Ивана III к Узун Хасану, поручившийся за Контарини перед его кредиторами. [105] Из-за всех этих затруднений Контарини пришлось отправить в Венецию за требуемой суммой своего секретаря, священника Стефана, а самому ждать в Москве его возвращения.

Таким образом и получилось, что Контарини провел в Москве четыре месяца — с 25 сентября 1476 г. по 21 января 1477 г. За это время он, по-видимому, нашел даже друзей. Из русских он поддерживал знакомство с Марком, товарищем по профессии и по перенесенным в долгом странствии бедам, но целый круг знакомых составили многочисленные тогда в Москве иностранцы (преимущественно греки и итальянцы) — строители, ювелиры, литейщики, оружейники, художники. Контарини подружился с мастером Трифоном (славянином или греком?), ювелиром (orefice) великого князя, приехавшим с далматинского побережья из венецианского в XV в. города Каттаро (нын. Котор). Познакомился он и с самим Аристотелем Фьераванти (un maestro Aristotele da Bologna, ingegnero),[322] наиболее ярким по таланту среди работавших в Москве иноземцев, который именно в те годы (1476—1479) строил Успенский собор на площади в Кремле. Кроме этих двух выдающихся художников, которых Контарини назвал по именам, в Москве работали, по его словам, и многие другие, особенно греки — из числа появившихся в России в связи с приездом в Москву Софьи Палеолог. С ними всеми у Контарини завязались дружеские отношения (con tutti feci molta amicitia).[323] По-видимому, жизнь Контарини в Москве проходила спокойно и он мог уделить внимание своим записям. Они посвящены двум темам: описанию окружающего и приемам у великого князя.

Контарини не обработал свой дневник; он оставил нам не расширенный памятью автора цельный рассказ, родившийся на основе путевых записей, а лишь отдельные заметки и зарисовки, хотя и последовательно расположенные. Они весьма ценны как свидетельство очевидца и как фиксация виденного, едва ли искаженного пристрастностью писавшего, хотя он и был дипломатом. Город в том виде, в котором его наблюдал Контарини, только очерчен: он расположен на холме (кремль) и у его подножия; его разрезает на две части река с мостами; вокруг обширные леса. Как почти всякий венецианец, автор не пропускает явлений торговли: он перечисляет товары на рынке — хлеб, мясо, птица, сено, дрова,[324] — выписывает цены, поражаясь дешевизне съестного; [106] констатирует отсутствие виноградного вина и наличие медового напитка (bevanda del mele). Иностранца-южанина поразили русские морозы, рынок на льду реки, сани и удобство пользования ими на зимних дорогах.[325]