С другой стороны, Александр Андреевич благоразумно приблизил к себе и «мракобесов» (как их было принято называть в либеральной литературной среде) круга Кочетова, прекрасно понимая, что они нужны ему как некая сдерживающая в спорах с «либералами» сила.
В числе так называемых «кочетовских гвардейцев» следует упомянуть двух знаковых персонажей.
Главного редактора журнала «Нева», прозаика Сергея Воронина, напечатавшего в 1958 году на страницах своего журнала «антинигилистический» роман Всеволода Кочетова «Братья Ершовы» (публикация вызвала очередной скандал как в писательской, так и в читательской среде, автора обвинили в антисемитизме). Также Воронин ратовал за публикацию романа Ивана Шевцова «Тля», сходного по тематике с «Братьями Ершовыми» (вышел отдельной книгой в издательстве «Советская Россия» лишь в 1964 году), и принимал активное участие в полемике, которая шла в Москве между журналами «Новый мир» и «Октябрь», а вернее сказать, между их главными редакторами Александром Твардовским и Всеволодом Кочетовым о правде жизни и правде искусства, о реализме и соцреализме, о новаторстве и писательском «рукоблудии» (принимал участие, разумеется, на стороне Кочетова).
Также правый фланг Лениградского «совписа» прикрывал поэт и по совместительству парторг местного Союза Григорий Мирошниченко (якобы протеже самого Алексея Максимовича Горького).
О Мирошниченко сохранились воспоминания, не требующие комментариев:
«В 37-м году в Дом творчества “Коктебель” приехал парторг ленинградской писательской организации Григорий Мирошниченко – дюжий мужчина с хмурым казацким лицом. Он вышел к ужину, поставил перед собой бутылку водки, пил раз за разом, быстро опьянел и вдруг, резко отодвинув тарелку, поднялся. Все оглянулись. “Простите, товарищи, – сказал он, – я должен вас покинуть. Я очень устал. Я боролся с врагами народа”. Он пошатнулся и уперся кулаками в скатерть. “Я боролся с врагами народа, – повторил он. – Я приехал сюда отдохнуть. И что же я вижу?” Он обвел всех ненавидящим взглядом: “Кругом одни враги народа. Не с кем за стол сесть!” В столовой повисла абсолютная тишина. Стоило ему захотеть, и назавтра арестовали бы любого. Он повернулся и угрюмо вышел».
Таким образом, Александр Андреевич Прокофьев трактовал упомянутые свыше слова «буревестника пролетарской революции» о «праве командовать друг другом» и «праве учить друг друга» по собственному разумению. А именно, умело балансируя между «центристами» (Герман, Гранин, Панова, Берггольц) и «сталинистами-ортодоксами», периодически стравливая их между собой. Причем повод для выяснения отношений предоставляли сами творцы, систематически публикуя в «толстых» журналах или в книжном формате тексты, которые часто вызывали раздражение, а порой и просто бешенство коллег. Причин тому было предостаточно: зависть, старые обиды, финансовые проблемы, семейные дрязги и тому подобное, список этот, что и понятно, может продолжаться и продолжаться.
Например, Вера Казимировна Кетлинская, автор романов «Мужество» и «В осаде», в 40-х годах была подвергнута партийной обструкции (Григорием Мирошниченко в частности) в связи с «неправильным» происхождением – ее отец поляк Казимир Кетлинский был контр-адмиралом. Спустя годы, в 1964 году, Вера Казимировна при поддержке Дзержинского райкома Ленинграда ответила своему обидчику – она добилась исключения Мирошниченко из партии и Союза писателей, обвинив его в аморальном поведении.
Интересно заметить, что слушания по персональному делу Григория Ильича Мирошниченко шли параллельно с судом над «тунеядцем» Иосифом Александровичем Бродским (в юрисдикции того же Дзержинского райкома партии).
К началу 60-х годов борьба различных группировок внутри СП Ленинграда достигла своего предельного накала.
Так, героически и бескомпромиссно сражаясь с Ольгой Берггольц и Даниилом Граниным, Владимиром Дудинцевым и Александром Яшиным, Сергей Воронин восклицал: «В произведениях некоторых писателей был взят курс не на утверждение, не на положительный пример в нашей жизни, не на светлые ее стороны, а прежде всего на теневые… ущерб фрондой (группой либеральный писателей. – Прим. авт.) был нанесен немалый. Брошенный ею камень в нашу советскую идеологию погнал волну, которая коснулась не только нас, писателей, но и всех работников культуры и искусства. И, главное, коснулась молодежи. И некоторая ее часть… заразилась пессимизмом и скептицизмом».
Хотя впасть в пессимизм и стать скептиком было от чего: конфликт между «оттепельной» молодежью (1930–1940-х годов рождения) и «стариками» неизбежно нарастал. Взаимные претензии, нежелание слушать друг друга, особенно вторыми первых, тягостная ситуация с публикацией новых имен – все это требовало немедленного разрешения, на что ни СП, ни А.А. Прокофьев не были способны.
Писателям старшего поколения казалось, что перед ними стоят более «серьезные» проблемы – столкнуть Прокопа с занимаемой должности (на его место метил поэт, общественный деятель, впоследствии Герой Социалистического Труда и лауреат Государственной премии Михаил Александрович Дудин), и, с другой стороны, удержаться в должности ответсека, по возможности утопив своих противников.
Однако секция по работе с молодежью в СП все-таки была создана. В ее задачи входило надзирать за начинающими поэтами и прозаиками, контролировать отбор их публикаций, отслеживать непубликующихся и публикующихся за границей, готовить новых членов СП, а также отсеивать нежелательных литераторов и «самозванцев». Секцию возглавил прозаик, киносценарист Даниил Александрович Гранин (1919–2017 гг.), чья позиция предельно четко соответствовала поставленным перед ним и секцией задачам. Писатель ее формулировал так: «Наша литература <…> была, есть и остается помощником партии».
Первое столкновение Гранина с неформалами (вернее, с одним из них) произошло в феврале 1960 года, когда хорошо известный в узких кругах и совершенно неизвестный «совписовской» номенклатуре Иосиф Бродский на «турнире поэтов», что проходил в ДК имени Горького, прочитал свое стихотворение «Еврейское кладбище около Ленинграда».
Громкий конфликт Иосифа с Глебом Семеновым, руководителем литературной студии «горняков», а также истошный вой в Союзе по поводу националистического (сионистского) сочинения Бродского мгновенно докатились до Прокофьева. В результате чего Д.А. Гранин (член ВКП(б) с 1942 года) как председатель комиссии по работе с молодыми авторами получил выговор по партийной линии. Александр Андреевич тогда в гневе вопрошал своего подчиненного: «Скажите, Даниил Александрович, какие стихи Бродского популярны и талантливы – где они? Ну как он может быть популярным, когда у него ничего не напечатано». «У нас таких, как Бродский, вокруг Союза, к сожалению, много…» – прозвучало в ответ.
Понятно, что эти беспомощные слова удовлетворить почетного сотрудника госбезопасности СССР не могли. В данном случае, вероятно, последовал только один совет-предупреждение от старшего партийного товарища – повнимательней работать с контингентом, иначе проблем избежать не удастся никому.
Совет этот оказался нелишним – в том же, 1960-м, году был арестован Александр Гинзбург – редактор и издатель альманаха «Синтаксис», среди авторов которого был и Бродский. С этого момента, как уже отмечалось выше, Иосифом заинтересовался КГБ. Откровенно говоря, присматривать и тем более опекать молодых у большинства маститых ленинградских «совписов» особого желания не было. И происходило это, скорее всего, не потому, что конфликт «отцов и детей» был до такой степени неразрешим, а потому что никто не хотел брать на себя ответственность за тексты и поступки тех же «филологов» или «горняков», а также прочих свободных художников вроде Бродского и Сосноры.
Это предположение в полной мере подтвердили события рубежа 1963–1964 годов, более известные как травля поэта и «суд над поэтом».
Итак, вопрос с работой молодежной секции продолжал оставаться открытым. Гранин маневрировал на грани охранителя и надзирателя, с одной стороны, и либерала и «своего парня» – с другой. При этом, как это ни выглядит парадоксально, его, как и других маститых художников, можно было понять. Например, именно в это время роман Даниила Александровича «Иду на грозу» был выдвинут на соискание Ленинской премии, и Гранин, что закономерно, прилагал все усилия, чтобы награда своего героя, то есть, его, нашла (в результате Ленинку тогда получил роман Олеся Гончара «Тронка», среди претендентов был и «Один день Ивана Денисовича» А.И. Солженицына).
Вполне естественно, что события вокруг «какого-то» Бродского, впрочем, как и сам Бродский, раздражали.
А события эти, как мы помним, множились – самаркандский эпизод, дело Уманского…
Следовательно, нет ничего удивительного в том, что 27 января 1963 года на страницах газеты «Смена» был опубликован доклад секретаря Ленинградского Промышленного обкома ВЛКСМ Кима Михайловича Иванова[2] (1931–2005), с критикой Ленинградского СП за недостаточное внимание к пишущей молодежи. В докладе прозвучали следующие слова: «Именно поэтому по городу бродят и часто выступают перед молодежью с упадническими и формалистическими произведениями разного рода “непризнанные” поэты типа Бродского…Союз писателей отгораживается от подобных молодых людей, мыслящих себя “отвергнутыми гениями”, вместо того чтобы воспитывать их, давая отпор наносному, надуманному в творчестве этих в той или иной степени известных людей».
Это был сигнал, пришедший сверху, и теперь важно проследить, как на него отреагировали заинтересованные стороны.
СП Ленинграда, разумеется, занял выжидательную позицию, прикрываясь официальной отговоркой, что Иосиф Бродский не является членом Союза писателей и вообще такого поэта в организации не знают.
Первый «выстрел» раздался 29 ноября 1963 года в газете «Вечерний Ленинград». Здесь была опубликована теперь уже хорошо известная, одиозная статья «Окололитературный трутень». Авторами этого истеричного и полуграмотного текста стали некие, никому не ведомые комсомольцы-общественники А. Ионин, Я. Лернер и М. Медведев. Таким образом, официальный ход делу был дан не со стороны райкома, не со стороны КГБ, и даже не со стороны прокурора, а со стороны частных лиц, комсомольцев-дружинников, которые, что свойственно молодым, выражались предельно эмоционально: «Как видите, этот пигмей, самоуверенно карабкающийся на Парнас, не так уж безобиден. Признавшись, что он “любит родину чужую”, Бродский был предельно откровенен. Он и в самом деле не любит своей Отчизны и не скрывает этого. Больше того! Им долгое время вынашивались планы измены Родине».