Узнав о появлении Иосифа, Иоанн отправился в родную деревню, чтобы как можно скорее привести своих бойцов на подмогу, а члены комиссии вместе с сопровождавшими их «командированными» и наемниками заперлись в стоявшем посреди городка замке с высокой башней, принадлежавшем Иисусу, который, судя по всему, был главой местного совета, а де-факто — правителем города. Заперев все двери замка, кроме одной, они наивно рассчитывали, что вскоре возле нее появится Иосиф со своими гвардейцами, и тут дверь закроется, отсекая Иосифа от свиты, и он окажется в ловушке. Все это выглядит очень странно, но, похоже, эти Ионаф и его люди и в самом деле не понимали, что за то время, пусть и недолгое, которое Иосиф провел в Галилее, он превратился в многоопытного политика и какого-никакого военачальника, научившегося просчитывать куда более сложные ходы своих врагов, спинным мозгом чувствующего опасность и прекрасно умеющего расставлять ловушки.
Именно поэтому Иосиф не поспешил к открытым воротам замка, а сделал вид, что отправляется спать. Ионаф и его люди, решив, что он и вправду лег спать, вышли на улицу и занялись агитацией среди ополченцев в надежде убедить их в том, что Иосиф совершенно не справляется с занимаемой должностью и его нужно срочно сменить. В ответ вооруженная толпа стала громко возмущаться, советуя иерусалимцам не лезть в дела Галилеи; и если до этого им с Иосифом жилось совсем неплохо, говорили они, то не надо мешать им так жить и дальше, так что никакого другого лидера, кроме него, они не хотят.
Услышав стоявший на улице шум, Иосиф поспешил выйти из дома, в котором остановился, и тут толпа, по его словам, буквально взорвалась аплодисментами и одобрительными криками. Внезапно обнаружив себя в окружении разъяренной, да еще и вооруженной толпы, Ионаф и его люди стали подумывать о том, как бы поскорее ретироваться, чтобы выйти живыми из этой переделки. Однако Иосиф дал знак толпе замолчать, а затем очень вежливо и доброжелательно попросил гостей остаться. И те, еще раз оглянувшись вокруг, поняли, что будет лучше, если они выполнят эту просьбу.
Тем временем Иосиф отдал указание расставить караулы на всех подступах к Габаре, чтобы не дать отряду Иоанна внезапно появиться в городе, а затем взял слово.
Вначале он напомнил о том первом письме, которое ему отправили «комиссары» из столицы и в котором они утверждали, что прибыли для того, чтобы рассмотреть его распрю с Иоанном. При этом Иосиф показал толпе это письмо, так что отпираться было невозможно.
— Но если бы вы и в самом деле пожелали разобраться, кто из нас двоих прав в нашем споре, — продолжил Иосиф, — то вы бы устроили своего рода суд, на который обязательно пригласили бы свидетелей с обеих сторон. И я бы привел двух-трех людей, которые бы подтвердили, что все это время я хорошо вел дела в Галилее, после чего, уверен, вы бы сняли с меня все обвинения. Но сейчас я понимаю, что нескольких свидетелей недостаточно, и потому привел сюда их всех. Пусть они расскажут вам, как я себя здесь вел и что делал. А вас, о галилеяне (тут он обратился к толпе), я заклинаю ничего не скрывать, а говорить только правду, и если я сделал что-то дурное, то скажите об этом.
«Когда я еще говорил это, — пишет Иосиф далее в „Жизнеописании“, — раздались всеобщие возгласы, называющие меня благодетелем и спасителем. Они свидетельствовали о прошлых моих деяниях и призывали к будущим. И все клялись, что жены их свободны от поругания и что никто никогда не был мною обижен. Затем я прочитал галилеянам два письма из тех, что отправили мне поставленные мною стражи, захватив их, когда они были посланы Ионафом: полные хулы и лживо утверждавшие, что я обращаюсь с галилеянами скорее как тиран, а не как стратег, — и много другого было там понаписано, не исключая никакого бесстыдного вранья. И я сказал народу, что получил эти письма потому, что гонцы отдали их по доброй воле, ибо я не хотел, чтобы сами мои противники знали о сторожевых отрядах, дабы, испугавшись, они не перестали писать.
Услыхав это, толпа, сильно разгневавшись, двинулась на Ионафа и тех, кто был с ним, чтобы уничтожить их. И они бы сделали это, если бы я не успокоил гнев галилеян, а людям Ионафа не сказал, что я прощу им то, что они уже сделали, если они раскаются и, отправившись на родину, расскажут пославшим их правду о том, как я вел дела.
Сказав так, я отпустил их, хотя и знал, что они не сделают ничего из того, что обещали. Народ же распалялся гневом против них и просил меня позволить им покарать осмелившихся на такое. Итак, я всеми способами стал убеждать их пощадить этих людей — ибо я знал, что всякая смута погибельна для общего блага. Но народ не отступал от своего гнева на них, и все двинулись к дому, где остановились люди Ионафа. Я же, видя, что их напор неудержим, вскочив на коня, приказал народу следовать за мной в селение Согана, которое находилось в двадцати стадиях от Габары. И применив такую уловку, я устроил так, чтобы не показалось, что я зачинщик междоусобной войны» (ЖО, 50–51:259–265).
Итак, Иосиф предложил комиссии тихо-мирно вернуться в Иерусалим и там выступить перед Синедрионом в его защиту. Но он прекрасно понимал всю нереальность такого исхода, поскольку члены комиссии явно представляли интересы «партии войны», и с этой точки зрения им нужен был на посту коменданта именно Иоанн, а не он.
Поэтому он избрал другой путь — приказал сотне почтенных и пользующихся авторитетом в обществе старцев отправиться в Иерусалим, предстать там перед Синедрионом и всячески расхвалить Иосифа, одновременно обвинив Иоанна Гисхальского и присланных эмиссаров в том, что они сеют раздор и провоцируют беспорядки. Главной целью этой делегации было получение из рук правителей Иерусалима письма, в котором Иосифу приказывается остаться в Галилее, а Ионафу, Ханании, Иозару, Симону и всем остальным немедленно вернуться в столицу.
Делегаты должны были выехать из Галилеи в глубокой тайне, чтобы об их отъезде не узнал никто из противников Иосифа, и выполнить порученную им миссию в считаные дни. Для этого им следовало добираться до Иерусалима кратчайшей дорогой, через Самарию. Но, добавляет Иосиф, так как Самария к этому времени уже почти вся была в руках римлян, то он придал им для охраны 500 воинов. Это замечание Иосифа показывает, что события, о которых идет речь, происходили, видимо, в мае — июне 67 года — именно в это время римляне восстановили контроль над Самарией. Они не могли происходить позже, так как через месяц римляне уже были в Галилее.
Потерпев поражение в Габаре, Ионаф отпустил Иоанна в родной Гуш-Халав, а сам вместе с товарищами отправился в Тверию, откуда другой непримиримый враг Иосифа, Иисус бен Сафия направил им письмо, обещая всяческую поддержку в провозглашении эмиссаров правителями города. Ну а получив под свое начало Тверию, добавлял Иисус, они из нее смогут распространить свою юрисдикцию на всю Галилею.
Иосиф узнал об этом письме от верного Силы и уже хотел было поспешить с войском в Тверию, но Ионаф его опередил — он направил в Тарихею делегацию, которая стала уверять Иосифа в том, что все члены комиссии относятся к нему с большим почтением, осознали, что им куда лучше иметь союзником его, а не Иоанна, и в ближайшее время собираются возвращаться в Иерусалим, чтобы честно доложить обо всем, что они здесь увидели.
И, по словам Иосифа, они клялись при этом такими страшными клятвами, что он решил им поверить. Тем более что очень хотелось поверить — приближалась суббота и начинать какие-либо военные действия было совсем не с руки.
Но именно в субботу утром глава городского совета Тверии Иисус бен Сафия собрал в главной синагоге города огромное количество народа, представил им членов комиссии и стал убеждать, что «лучше, сограждане, повиноваться четырем мужам, и родом славным, разумением не последним, чем одному». Эти его слова были поддержаны Юстом, но вызвали недовольство у многих присутствующих сторонников Иосифа, так что в синагоге вспыхнул скандал, грозящий перейти в массовую драку. Но, к счастью, приближался полдень, и надо было спешить совершить утреннюю субботнюю трапезу.
Иосиф узнал об этом на исходе субботы и поспешил из Тарихеи в Тверию с большим отрядом воинов. Однако когда он прибыл в город, весь народ снова собрался в синагоге.
Перепугавшись при виде Иосифа с солдатами, люди Ионафа тут же стали распускать слух о том, что возле деревни неподалеку от Тверии видели римский отряд, после чего раздались крики не допустить грабежа пригородных земель римлянами. Иосиф, догадываясь, что его водят за нос, все же отправился в указанное место, но, не найдя и следа римлян, вернулся в город, где к тому времени шло заседание городского совета в присутствии многих других жителей.
Он вошел в здание синагоги, где оно проходило, как раз в тот момент, когда Ионаф зачитывал четыре письма (по мнению Иосифа, поддельных) от жителей приграничных областей, утверждавших, что большой римский отряд конницы и пехоты собирается через два дня грабить их земли, и призывавших поспешить им на помощь.
Закончив зачитывать письма, Ионаф обвинил Иосифа в том, что тот совершенно не справляется с защитой жителей, и эта его речь оказала должное воздействие — собравшиеся ей поверили и стали требовать от Иосифа покинуть Тверию и немедленно отправиться помогать соплеменникам.
Иосиф, прекрасно поняв, какой спектакль перед ним разыгрывается, решил подыграть: заявил, что он как раз ничего против не имеет, но так как в письмах сказано, что римляне нанесут удар одновременно с четырех направлений, то он предлагает разделить армию на пять частей, во главе каждой поставить одного из членов комиссии, и пусть те на деле докажут свою доблесть, а не только дают советы. Он же, Иосиф, оставит себе пятую часть армии и в необходимости придет на помощь другим.
Это предложение было встречено возгласами одобрения, а Ионаф и трое других членов комиссии выглядели явно растерянными. Однако тут у одного из приближенных Ионафа, Ханании, возник в голове поистине дьявольский план, который он решил прикрыть высокими религиозными соображениями.