Лагерь также был построен в рекордно короткие сроки, так как каждое подразделение и каждый солдат в этом подразделении четко знал, что ему следует делать. Вскоре город оказался окруженным со всех сторон тройной живой стеной, так что первоначальное конное оцепление стало теперь третьей линией блокады. Можно только представить, с каким ужасом смотрели в наступающих сумерках жители на это тройное кольцо, стянувшее петлю на шее Иотапаты. Но, как замечает Иосиф, евреи, «отчаявшись в спасении, сделались через это только смелее, ибо ничто так не воодушевляет на борьбу, как сознание безысходности» (ИВ, 3:7:4).
На следующее утро римляне начали атаку. Но, предвидя это, защитники города встретили их у стены и в рукопашной схватке успешно отбили первую атаку, чем немало удивили видавшего виды Веспасиана. В ответ он велел обрушить на обороняющихся настоящий дождь из стрел и камней, и под их прикрытием римляне начали взбираться вверх по склону, ведущему к городским стенам, а уж как брать городские стены, они знали очень хорошо.
Но в этот момент Иосиф лично возглавил вылазку за городские стены, и на холме завязался тяжелый бой, продолжавшийся до самого вечера. К концу боя евреи отбросили своих противников далеко от стены, но обе стороны понесли заметные потери. У римлян было 13 убитых и несколько сотен раненых, у иудеев — 17 убитых и 600 раненых.
На следующий день бой продолжился, и, как и в предыдущем, обе стороны выказывали в нем чудеса мужества и храбрости. Успех оказанного врагу сопротивления, по словам Иосифа, сделал евреев «еще более смелыми; но и римляне защищались сильнее; удар, нанесенный их честолюбию, ожесточил их до крайности, так как им казалось равносильным поражению то, что они не сразу победили» (ИВ, 3:7:6).
Так продолжалось пять дней. На шестой, пораженный мужеством противника, Веспасиан решил, что с него хватит этих бессмысленных лобовых атак и брать крепость следует старым проверенным способом: насыпать земляной холм вровень с городскими стенами и уже с него прорваться внутрь после того, как катапульты, баллисты и прочие орудия сделают свое дело.
Это означало, что ожидаемого «блицкрига» не получилось. Галилейская кампания могла оказаться куда более долгой, чем он предполагал.
Думается, читатель уже задался вопросом о том, откуда у Иосифа столь точные сведения о вражеских потерях, не выдумывал ли он все эти цифры?
Забегая вперед, заметим, что ответ на этот вопрос известен. Во время работы над «Иудейской войной» Иосиф опирался не только на свою замечательную память и, возможно, личные записки, но также и на милостиво переданный ему полевой дневник Веспасиана.
Каждый римский полководец во время войны вел такой дневник, в который вносил все значимые, а подчас и не очень значимые события каждого дня, а также, само собой, и дневную сводку о потерях. Ведение такого дневника было частью римской военной науки — записи помогали лучше проанализировать ситуацию на фронте и принять наиболее верное решение. Потом из подобных сухих заметок вырастали военные мемуары вроде «Записок о галльской войне» Юлия Цезаря. Так что приводимым Иосифом цифрам и фактам вполне можно доверять — у него был очень надежный источник.
Итак, Веспасиан начал строить штурмовую насыпь, для чего вспомогательные войска вырывали ежедневно горы земли, доставляли множество камней как для укрепления вала, так и для камнеметных орудий, а заодно вырубили все окрестные деревья, совершенно обнажив местность вокруг Иотапаты. Понятно, что при строительстве они оказались досягаемыми для стрельбы из луков, и защитники города стали осыпать их градом стрел. Чтобы защитить своих людей, Веспасиан велел сплести из ивняка своего рода гигантские высокие беседки и выставить впереди такие же плетеные ограды. Теперь летевшие сверху стрелы застревали между прутьями ограды или крыш «беседки» и строители могли спокойно работать. Работа шла в три смены: треть бойцов строила вал, треть копала для него землю, а треть обстреливала еврейских стрелков. Затем они менялись местами.
Видя, что стрелы больше не причиняют римлянам никакого вреда, Иосиф приказал обстреливать их тяжелыми камнями, выполнявшими в античном мире роль современных ракет. Камни проламывали плетеные крыши, калеча строителей, но даже если обходилось и без этого, они всё равно пугали рабочих своим устрашающим свистом и заметно замедляли темп работы.
В ответ Веспасиан выстроил вдоль стены города 160 различных орудий и осыпал защитников города градом из длинных стрел и копий, которые пучками выстреливали катапульты, тяжелыми, иногда в десятки килограммов веса специально заточенными камнями, которые с гигантской скоростью вылетали из баллист и, попадая в столпившихся на стенах людей, приводили к большим потерям.
К этому добавлялись и пылающие головни, и обычные стрелы, так что теперь евреи боялись поднять головы из-под брустверов, и строительство насыпи возобновилось прежними темпами.
В качестве противодействия осажденные стали совершать внезапные вылазки на строителей и охранявших их солдат. Появляясь перед ними словно из-под земли, они убивали безоружных рабочих, нередко обращали в бегство римских воинов, а затем поджигали уже возведенные деревянные и плетеные сооружения, разрушали часть построенного вала и возвращались под прикрытие стен. Даже если численное превосходство позволяло легионерам оттеснить их, они всё равно в своей тяжелой амуниции не могли нагнать легковооруженных и потому куда быстрее передвигавшихся иудеев.
Проанализировав ситуацию, Веспасиан понял, что евреи в своих рейдах из-за стен пользуются промежутками между «беседками», и велел соединить их в единую защитную галерею. Это оказалось эффективным — вылазки почти прекратились, работы пошли быстрее, и высота вала вскоре почти сравнялась с высотой стены.
Иосиф в качестве ответной меры приказал горожанам нарастить стену, но римляне теперь уже с вала осыпали их стрелами, не давая вести работы. И вновь следует отдать должное смекалке Иосифа: он приказал оградить своих строительных мастеров стеной из развешанных на столбах сырых воловьих шкур. Камни, попадая в такие шкуры, отскакивали от них, как от батута, а стрелы скользили по их поверхности. Это позволило спокойно вести работы и увеличить высоту стен Иотапаты местами на 20, а то и более метров, построить на них множество башен и оснастить их крепкими брустверами.
Увидев, что стремительно выросшие стены почти свели на нет всю ту работу, которую они проделывали в течение нескольких недель, римляне заметно пали духом, а Веспасиан пришел в ярость. У евреев, наоборот, укрепление стен вызвало новый прилив сил, и они возобновили вылазки, заставляя римлян бросать позиции и сжигая их орудия и вообще все, что только можно было сжечь.
Не желая больше нести потери, Веспасиан решил перейти к длительной осаде города, чтобы принудить его защитников капитулировать от голода и жажды.
Как уже было сказано, запасов еды в Иотапате было более чем достаточно, но вот с водой дело обстояло куда хуже, а, как известно, если без пищи человек может продержаться почти месяц, то без воды — не более трех дней. Учитывая это, Иосиф был вынужден ввести в городе жесткие нормы выдачи воды, что удручающе подействовало на многих горожан — хотя они еще не умирали от жажды, но сама перспектива такой смерти их явно пугала, и они по чисто психологическим причинам стали постоянно испытывать куда большую жажду, чем если бы этого страха не было. Им все время казалось, что запасы воды уже иссякли, а до долгожданных дождей было еще ой как далеко.
Как следствие этой паники, у построенных над водяными ямами цистерн стали собираться огромные очереди желающих получить водный паек. Заметив это с вала, римляне стали бить из катапульт и баллист по этим очередям, и каждый такой обстрел уносил всё новые жизни.
Поняв, что чем больше война затягивается, тем больше она приобретает психологический характер, Иосиф нашел новый блестящий ход: велел жителям вымочить свои одежды в драгоценной воде и развесить их на брустверы так, чтобы с них на стену потек настоящий водный поток. Можно представить, с каким озлоблением смотрели римляне на это представление; как таяли в этот момент их надежды на то, что еще немного — и Иотапата начнет умирать от жажды.
Вдобавок к этому Иосиф обнаружил козью тропу, ведущую из ущелья в долину, по которой ночью можно было миновать римские караулы, и с ее помощью установил сношение с внешним миром и организовал доставку дополнительных продуктов в город.
Каждую ночь кто-то из его воинов спускался по этой тропе в долину, а затем, прикрыв для маскировки спину бычьей шкурой, проползал мимо римских караульных. Видимо, именно таким образом Иосиф и отправил в Иерусалим письмо о том, что Иотапата еще держится и он планирует удерживать ее, как минимум, до праздника Шавуот (Пятидесятницы), то есть примерно до начала июня. Однако затем один из посланцев Иосифа был пойман, тропа обнаружена и пользоваться ею стало опасно.
Таким образом, Иосиф все больше и больше приходил к выводу, что Иотапата обречена и потому ему следует бежать из города — хотя бы по той же «козьей тропе».
Думал ли он при этом сдаться в плен римлянам? Такая версия маловероятна, поскольку если бы у него и в самом деле были такие мысли, то он бы реализовал их сразу после падения города. Но вот о своем личном спасении он думал безусловно. Ему было тридцать лет, и он хотел жить. Но Иосиф бен Маттитьягу не был бы самим собой, если бы не подвел под это в общем-то естественное, инстинктивное желание мощную идеологическую базу. Так что, когда иотапатцы разгадали его планы и, видимо, были готовы растерзать его за предательство, Иосиф по своему обыкновению представил им массу очень логичных доводов, согласно которым он планирует покинуть осажденный город… ради их же блага.
Во-первых, говорил Иосиф, так он сможет продолжить руководить борьбой против римлян, соберет новую армию, приведет ее к Иотапате и ударит в тыл Веспасиану.