ом разрушить одну из стен города.
И снова Иосиф буквально упражняется в комплиментах Титу как образцу гуманизма: «Нарушителей покоя в городе он старался обезвредить больше угрозами, чем наказаниями, ибо он опасался, что, при выделении виновных из массы населения, многие из личной ненависти и вражды могут выдавать и невинных; а потому он счел за лучшее держать виновных в постоянном страхе, чем вместе с ними погубить хотя бы одного невинного. Первые, надеялся он, из страха перед наказанием и из благодарности за помилование, быть может, сами постараются загладить свою вину, между тем как казнь невинных ничем нельзя будет поправить. Для того, однако, чтобы обеспечить за собою город, он оставил здесь гарнизон, посредством которого надеялся отрезвить беспокойные головы и ободрить приверженцев мира» (4:2:5).
Разумеется, более поздние еврейские историки оценивают деятельность Иоанна Гисхальского совершенно иначе. К примеру, для С. М. Дубнова он прежде всего «храбрый воин, проникнутый горячей любовью к родине и ненавистью к ее угнетателям»[45]. Но не следует забывать, что без Иосифа Флавия мы бы, вероятно, вообще не узнали, что жил на свете такой человек — Иоанн Гисхальский.
Как бы то ни было, падение Гисхалы означало полное покорение Галилеи римлянами. Но на дворе уже стоял октябрь, приближалась зима, а зимой и римляне, и евреи старались не воевать. Таким образом, с учетом того, что он так и не получил из Иерусалима никакого подкрепления, Иосиф все же выполнил свою задачу в качестве коменданта Галилеи — как минимум, на год задержал продвижение легионов Веспасиана к Иерусалиму.
Часть вторая. Предатель
Глава 1. Народ и партии
К сожалению, мы ничего или почти ничего не знаем о личной жизни Иосифа Флавия ни до его пленения римлянами, ни после. Некоторые его биографы предполагают, что еще до назначения комендантом в Галилее он женился в первый раз и, приняв эту должность, оставил жену в Иерусалиме. Но это — всего лишь гипотеза, выглядящая, впрочем, вполне достоверно: у евреев во все времена было принято жениться рано, а к бракам коэнов Пятикнижие вообще предъявляет особые требования — они были лишены права жениться на разведенной, прозелитке или блуднице. Еврейская невеста опять-таки во все времена обязана была быть девственницей, а уж невеста коэна — тем более. Поэтому крайне трудно представить, чтобы, дожив до двадцати девяти лет, Иосиф ни разу не был женат и не имел детей. Более того — его первая супруга должна была быть из столь же знатного рода, как и он сам.
Но если бы это было так, он обязательно упомянул бы об этом, а между тем о первой жене Иосифа — если таковая была — ничего не известно.
В «Жизнеописании» Иосиф сообщает, что пo приказу Веспасиана он «женился на некоей местной девице из пленниц, взятых в Кейсарии, однако она не осталась со мною надолrо, но коrда я был освобожден и отправился вместе с Веспасианом в Александрию, она удалилась».
Имени этой, как и других своих жен Иосиф, следуя еврейской традиции, не называет, и вся история девочки Мары, обращенной римлянами в рабыни и отчаянно сопротивляющейся уготовленной ей роли наложницы Веспасиана, рассказанная в романе Фейхтвангера «Иудейская война», является не чем иным, как художественным вымыслом. То, что история эта так захватывает читателя и врезается в память, — исключительно следствие таланта великого писателя, а не исторической правды.
Для Фейхтвангера важно было показать, что, давая Иосифу приказ жениться на своей наложнице, Веспасиану важно было унизить своего знатного и, возможно, казавшегося ему высокомерным пленника — с одной стороны, продемонстрировать тому, что он презирает еврейские обычаи, считая их «глупыми предрассудками», а с другой — напомнить Иосифу, что он, по меньшей мере, пока на самом деле всего лишь раб, обязанный беспрекословно исполнять его волю, включая женитьбу на той женщине, на которую ему укажет и с которой как со своей рабыней он тоже может делать все, что ему заблагорассудится.
Любопытно, что Сьюард считает, что Фейхтвангер был прав в своей догадке: упоминаемая Иосифом жена «из пленниц, взятых в Кейсарии», вероятнее всего, и в самом деле была наложницей Веспасиана, и Иосифу пришлось вынести это страшное унижение.
Нет никаких сомнений и в том, что венчание Иосифа с рабыней по еврейскому обряду состоялось именно в Кейсарии, куда герой этой книги был препровожден вслед за Веспасианом. Жил он во дворце, предназначенном для прокуратора, и это дало ему возможность не только наблюдать за личной жизнью полководца и его ближайшего окружения, но и быть в курсе всех происходящих событий.
Но в «Иудейской войне» Иосиф повествует не только об этом, но и о том, что происходит в Иерусалиме и в Иудее в целом, так, словно был непосредственным очевидцем этих событий, чего, понятно, быть не могло. Вместе с тем нет никаких сомнений, что Иосиф слышал обо всем этом из первых уст — слишком уж много там достоверных подробностей.
По всей видимости, он уже в то время вел подробные записи того, что услышал от действовавших в Иерусалиме римских шпионов, многочисленных перебежчиков, а также на допросах военнопленных, в которых ему приходилось участвовать в качестве переводчика (в чем он нехотя признается).
В задачу этой книги отнюдь не входит пересказ «Иудейской войны» и других произведений Иосифа Флавия, но вместе с тем в его рассказе о жизни Иерусалима 67–70 годов столько важных политических деталей, что этот рассказ приобретает не только историческое, но и весьма поучительное «надисторическое» значение, а потому автор счел необходимым остановиться на основных его моментах.
Как уже говорилось, в Иерусалиме изначально шла борьба между двумя партиями — «партией мира» и «партией войны». Сторонники первой, возглавляемой бывшими первосвященниками р. Хананом бен Хананом и р. Иехошуа бен Гамла, а также знатными иерусалимцами Иосифом бен Горионом и Симоном бен Гамлиэлем, считали, что шансов на победу над римлянами нет. Вооруженное сопротивление было для них лишь средство для того, чтобы в ходе переговоров добиться наиболее выгодных условий — в надежде на то, что римляне предпочтут таким условиям длительную военную кампанию с ее огромными финансовыми и человеческими потерями.
Но вторая партия «ревнителей» (они же, напомним, «канаим» на иврите и «зелоты» на греческом) была убеждена, что Рим находится на последнем издыхании и что с Божьей помощью и военной помощью, которой пришлют евреи Вавилонии и других стран диаспоры, а также, возможно, и с помощью Парфии вполне можно наголову разбить римлян и восстановить еврейскую государственность. В соответствии с этой концепцией они обвиняли стоящую на тот момент у власти «партию мира» в том, что ее сторонники, по сути, являются «агентами Рима» и вынашивают предательские планы.
Падение Галилеи и сдача в плен Иосифа нанесли сокрушительный удар по позициям «партии мира», поскольку Иосиф был ее непосредственным ставленником. В его неготовности умереть, но не склонить голову перед врагом многие увидели подтверждение тому, что Ханан бен Ханан и его сторонники вынашивают «предательские планы», и это значительно усилило позиции зелотов.
Именно в эти дни бежавший из Галилеи Иоанн Гисхальский вошел с остатками своей армии в Иерусалим, где с ликованием был встречен толпой горожан. Рассказы Иоанна о том, что в Галилее римляне вырезают сотни тысяч человек и нарушают собственные же обещания пощадить пленных в случае добровольной сдачи, еще больше подогрели страсти и убедили значительную часть населения, что сдаваться на милость врагу ни в коем случае нельзя, а нужно стоять до конца.
Вдобавок Иоанн заявил, что римская армия страшно ослаблена боями в Галилее, лишилась многих своих военных машин, ее боевая мощь подорвана и потому они «никогда не будут в состоянии перешагнуть через стены Иерусалима, даже если они вооружатся крыльями» (ИВ, 4:3:1). В сущности, эти слова были большим комплиментом Иосифу, но ни сам Иоанн, ни кто-либо другой этого не заметили.
Анализируя пути, которыми зелоты пришли к власти, Иосиф акцентирует внимание на двух моментах.
Первый заключается в ложной оценке силы римлян и переоценке евреями собственной мощи, благодаря той, по сути дела, пропагандистской кампании, которую начал Иоанн Гисхальский.
Второй — в том терроре, который развязали зелоты в Иерусалиме против всех инакомыслящих, в результате чего те, кто был не согласен с провозглашаемой ими военно-политической линией, просто стали бояться заявить об этом вслух.
Вслед за приходом в город солдат Иоанна (объявившего свое бегство разумным отступлением с целью сосредоточиться на защите столицы и ее окрестностей) город стал наполняться стекающимися со всех сторон вооруженными отрядами сторонников зелотов. Иосиф называет их не иначе как «разбойниками», вновь и вновь дает Иоанну Гисхальскому и проявившемуся чуть позже еще одному лидеру зелотов Симону (Шимону) бар Гиоре самые нелестные эпитеты и настаивает на том, что на их стороне была в основном городская чернь. Однако историки спешат напомнить о том, что Иосиф в «Иудейской войне» изначально пристрастен: во-первых, он являлся сторонником «партии мира», а во-вторых, просто не мог писать иначе, поскольку находился под жесткой цензурой Веспасиана и его окружения.
На самом деле зелоты, вне зависимости от того, насколько они были правы, действительно были героями и искренними патриотами, и среди их приверженцев были представители не только социальных низов, но и городской знати. Достаточно вспомнить, что одним из их лидеров был сын Ханана бен Ханана Элиэзер. Таким образом, народ раскололся надвое, и речь шла о самой настоящей гражданской войне, причем раскол этот произошел отнюдь не на классовой или какой-либо другой социальной почве, а именно на основе разного видения путей спасения и будущего нации.
Но вот в том, что большинство сторонников «партии мира» составляли убеленные сединами старцы и люди среднего возраста, а зелотов поддерживала в первую очередь молодежь, Иосиф, видимо, был прав. Как правдой было и то, что зелоты развернули в городе террор и запугивание всех своих политических противников.