и подарить нашему войску победу, не связанную с опасностью. В то время как враги губят себя своими собственными руками и терзаются самым страшным злом — междоусобной войной, — нам лучше всего остаться спокойными зрителями этих ужасов, а не завязывать битвы с людьми, ищущими смерти, беснующимися так неистово друг против друга… В то время, когда враг сам себя ослабляет, мое войско будет отдыхать от военных трудов и еще больше окрепнет.
Но и с точки зрения славы, доставляемой победами, не следует нападать на потрясаемое внутренними болезнями государство, в противном случае будут иметь полное основание сказать, что мы обязаны победой не себе самим, а раздвоенности неприятеля» (ИВ, 4:6:2), — говорит у него Веспасиан, но поверить в то, что он действительно именно так и сказал, невозможно.
Куда более правдоподобной выглядит версия Тацита, который утверждает, что Веспасиан не спешил со штурмом или осадой Иерусалима «до тех пор, пока не были заготовлены все нужные для взятия городов орудия, изобретенные как в древности, так и гением новейших времен»[46].
Кроме того, командующий римской армией явно решил овладеть для начала всей Иудеей, изолировав Иерусалим и, таким образом, лишив его возможности получить какую-либо помощь извне. Поэтому летом 68 года Веспасиан начал проводить локальные операции, захватывая один за другим города и деревни Иудеи. Богатая Гадера предпочла сдаться римлянам без боя: жители разрушили городскую стену еще до их прихода. Сторонники сопротивления римлянам бежали из города, и Веспасиан отправил за ними в погоню уже знакомого читателю Плацида с 500 всадниками и тремя тысячами пехоты. Эти беглецы героически пали в бою с окружившими их римлянами возле деревни Бетенамрин, после чего были вырезаны и жители деревни.
В страхе перед римлянами жители других окрестных деревень бросились в сторону Иерихона в надежде спастись за его стенами, но, поняв, что им вряд ли удастся достичь этого города, решили вступить в бой с римлянами у реки Иордан. Но что могли сделать вооруженные дрекольями и не имеющие никакой военной выучки крестьяне перед военной поступью легионеров? Итог битвы был предрешен: 15 тысяч евреев было убито, 1200 захвачено в плен, а кроме того, римлянам досталось все, что эти несчастные пытались унести с собой из родных деревень — груженные домашним скарбом ослы и верблюды, множество мелкого и крупного рогатого скота. Вода в Иордане и Мертвом море была красной от крови убитых, и в ней плавало множество трупов.
Затем настал черед городов и деревень, расположенных в районе Мертвого моря и того же Иерихона — бо́льшая часть его жителей успела перед наступлением римлян убежать в Иерусалимские горы, а остальные были вырезаны. Дальше последовало наступление на юг, и после взятия Лидды (Лода) и Ямнии (Явне) настал черед Идумеи.
Таким образом, к июлю 68 года Веспасиан частично реализовал свой план по изоляции Иерусалима и уже готовился двинуть к нему свою армию, когда к нему пришло сообщение из Рима о том, что 9 июня император Нерон покончил с собой. Это означало, что в Риме началась борьба за престол. Следующему году было суждено войти в римскую историю как «году четырех императоров».
«Я приступаю к рассказу о временах, исполненных несчастий, изобилующих жестокими битвами, смутами и распрями, о временах, диких и неистовых даже в мирную пору. Четыре принцепса, погибших насильственной смертью, три гражданские войны, ряд внешних и много таких, что были одновременно и гражданскими, и внешними, удачи на Востоке и беды на Западе — Иллирия объята волнениями, колеблется Галлия, Британия покорена и тут же утрачена…»[47] — так начинает Тацит повествование о «годе четырех императоров».
Ирония истории заключается в том, что вслед за гражданской войной в Иерусалиме после смерти Нерона вспыхнула и гражданская война в Риме. В сущности, началась она еще при жизни Нерона с восстания наместника Галлии Гая Юлия Виндекса, которого поддержали недовольные огромными налогами галльские вожди, а затем — по той же причине — правители Тарраконской Испании, Лузитании и Африки.
Нерон двинул против Виндекса войска, стоявшие в Северной Германии, в результате чего Виндекс был разбит и покончил жизнь самоубийством. Однако эта победа не спасла Нерона, против которого восстала преторианская гвардия. 8 июня 68 года Нерон был объявлен Сенатом «врагом отечества» и приговорен к смертной казни. Поначалу Нерон думал бежать в Египет, однако ему отрезали все пути к бегству. Последние часы император провел на вилле одного из вольноотпущенников, который и помог ему покончить жизнь самоубийством, подтолкнув его руку с кинжалом. По преданию, перед смертью Нерон произнес речь, завершив ее восклицанием: «Какой великий артист погибает!»
Историки видят в низвержении Нерона закономерное следствие пренебрежения им и его предшественниками римской демократией, непомерных налогов на провинции, принявшей огромные размеры коррупции и военных неудач, пошатнувших веру в непобедимость Рима и его незыблемость как на окраинах империи, так и в самом ее сердце. При Нероне все эти беды достигли своего апогея.
«Провинции, главным образом западные, были недовольны тяжелыми поборами. Огромные суммы шли на строительство дворцов (особенно был известен строившийся с исключительной роскошью дворец Нерона „Золотой дом“), многочисленные празднества, обогащение императорских отпущенников, уже при Клавдии владевших состоянием в 300–400 млн сестерциев. Не слишком удачной была война с Парфией, закончившаяся компромиссом: в Армении, служившей основным яблоком раздора между Римом и Парфией, последняя посадила на престол своего ставленника Тиридата, хотя корону он и получил из рук Нерона. В Иудее началось восстание, которое, несмотря на собранные римлянами значительные силы, не удалось подавить», — отмечается в академической «Истории Европы»[48].
Последнее замечание неслучайно: война в Иудее стала той самой каплей, которая переполнила терпение римской знати и военной верхушки по отношению к Нерону. Таким образом, Иосиф бен Маттитьягу, благодаря которому покорение Галилеи затянулось на несколько долгих месяцев, также косвенно внес свою лепту в гибель Нерона.
Казус ситуации заключался в том, что Нерон не оставил после себя наследника. Его смерть означала конец династии Юлиев-Клавдиев, а значит, ребром встал вопрос о том, кто станет следующим императором. Все понимали, что решающее слово в данном вопросе будет принадлежать армии, и армия сказала свое слово: в июле испанские и галльские войска провозгласили императором престарелого сенатора и опытного полководца, легата Тарраконской Испании Сервия Сульциния Гальбу, бывшего одним из вдохновителей мятежа против Нерона. Сенат утвердил этот выбор солдат, Гальба двинулся в Рим, по дороге потопив в крови мятеж флотского легиона и ужаснув империю своей жестокостью.
Узнав о смерти Нерона, Веспасиан решил не спешить с штурмом Иерусалима и вести военные действия против евреев на «малом огне», пока не прояснится ситуация в Риме. Политическое чутье подсказывало ему, что это еще не конец и спешить не стоит. Особенно с учетом того, что Гальба был стар и бездетен, так что вскоре неминуемо должен был встать вопрос о его преемнике, и в качестве такового вполне мог выступить как сам пожилой, но еще не столь старый Веспасиан, так и его молодой и перспективный сын Тит.
Некоторое время Веспасиан пребывал в раздумье, а затем решил направить в Рим Тита и царя Агриппу — с тем чтобы они принесли присягу Гальбе: заверили нового императора в полнейшей преданности ему Веспасиана и получили дальнейшие указания о том, как следует продолжать иудейскую кампанию, — якобы Веспасиан воздерживался от каких-либо действий, дожидаясь соответствующей «отмашки» от нового правителя Рима. Однако при этом, по одной из версий, он дал указание Титу завоевать любовь и доверие Гальбы и попытаться стать его приемным сыном и наследником. Агриппе же было дано поручение внимательно следить за всем, что происходит в Риме, и своевременно докладывать об этом Веспасиану.
В этих колебаниях и ожидании новых вестей из Рима Веспасиан провел, судя по всему, всю осень, и потому Тит и Агриппа отправились в путь только ранней зимой — в то самое время, когда в Риме как раз началось новое брожение. Гальба не сумел снискать популярности среди членов Сената, то есть даже среди того сословия, к которому сам принадлежал. Но особенно недовольны им были солдаты, поскольку казна при Нероне была опустошена, и Гальба стремился ограничить государственные расходы, что дало повод для обвинений его в алчности. Окончательно он оттолкнул от себя преторианцев, когда отказался выплатить обещанные им денежные подарки, и более того — уволил несколько командиров преторианской гвардии, заподозрив их в подготовке заговора.
Недовольны Гальбой были и провинциальные войска, а также население восточных и южных областей Галлии. Как следствие, нижнегерманские легионы провозгласили новым императором своего легата Авла Вителлия, а в Риме тем временем против Гальбы стал интриговать вначале горячо поддержавший его и рассчитывавший стать приемным сыном и наследником нового императора губернатор Лузитании Марк Сальвий Отон.
Известие о том, что Гальба назвал в качестве приемного сына Луция Кальпурия Пизона, нанесло удар по этим честолюбивым планам. В ответ 15 января 69 года Отон организовал на Форуме убийство Гальбы и Пизона, и в тот же день преторианцы провозгласили его императором.
Слухи о новом перевороте застали Тита и Агриппу в Греции, где они сделали небольшую передышку. После этого Тит решил дождаться того, чем закончится противостояние между Отоном и Вителлием и повернул назад, в Кейсарию, а Агриппа отправился дальше в Рим. Тацит в своей «Истории» утверждает, что Титом руководили не столько политические, сколько личные соображения: он сгорал от любви к принцессе Веренике, и разлука с любимой оказалась для него слишком тяжела. Как бы то ни было, с политической точки зрения это был, безусловно, правильный ход.