После этого Тит оставил в Иерусалиме в качестве охраняющего город и провинцию гарнизона 10-й легион. 12-й, потерпевший под командованием Цестия в 67 году поражение, приведшее к восстанию, он отослал в Малую Азию, а два оставшихся легиона должны были сопровождать его в Египет, откуда он и намеревался отправиться в Италию.
Ликующая армия провозгласила его «цезарем». Подобное высшее звание было принято время от времени вручать одержавшему победу в войне полководцу, и оно еще не означало, что этот полководец претендует на императорский трон в Риме. Однако когда слухи об этом дошли до Веспасиана, они ему не понравились — он заподозрил сына в вынашивании планов отстранения его от власти.
Видимо, чтобы хоть как-то продемонстрировать свою лояльность, Тит, поначалу разместившийся со своей армией в приморской Кейсарии, направился в Кейсарию Филиппову, к Иордану, чтобы там пышно отметить день рождения своего брата Домициана.
В честь этого события, «человеколюбивый» Тит велел казнить несколько тысяч еврейских пленников, а также устроил на стадионе города большие игры, в ходе которых были растерзаны дикими животными или погибли в гладиаторских боях еще две с половиной тысячи пленных.
Видимо, именно в дни нахождения Тита в Кейсарии Иоанн Гисхальский, не выдержав мук голода, вышел с остатком своих людей из подземелья, где прятался, и сдался римлянам. Тит приговорил его к пожизненному заключению и велел подготовить к отправке в Рим для участия в триумфе.
Спустя несколько дней, отчаявшись прокопать подземный ход за стену города, также решил сдаться римлянам и Симон бар Гиора. Однако он обставил свою капитуляцию как можно более театрально. В белом хитоне и пурпурном плаще он внезапно появился перед римскими солдатами на руинах Храма, пытаясь, по мнению Ренана, таким образом симулировать свое воскресение из мертвых и выдать себя за мессию.
Солдаты поначалу и в самом деле немного опешили, а Симон заявил, что будет разговаривать только с начальником гарнизона Терентием Руфом.
Однако Руф нисколько не впечатлился этим трюком, а велел заковать пленника в оковы и отправить вслед за Иоанном в Кейсарию к Титу. Тот приговорил Симона бар Гиору к смертной казни, но сама казнь опять-таки должна была состояться во время триумфа в Риме.
Триумф этот должен был ознаменовать приобщение Тита к пантеону величайших воинов и полководцев империи. Но по сути триумфальное шествие Тита началось еще в Кейсарии, откуда он двинулся с армией в Бейрут. Затем Тит побывал в различных городах Сирии, где его с ликованием встречали толпы народа, искренне радовавшиеся его победе над евреями и не скрывавшими своих надежд, что он поможет им избавиться и от еврейского населения в их городах. В том же Бейруте 17 ноября под ликование толпы было убито еще несколько тысяч еврейских пленников, а в Антиохии незадолго перед его приездом произошел грандиозный еврейский погром, поводом к которому послужило обвинение местных евреев в поджоге центра города, в результате чего погибли рынок и административные здания. Как выяснилось впоследствии, обвинение было ложным: поджог был осуществлен несколькими греками, запутавшимися в долгах и решившими с помощью огня уничтожить свои долговые записки. Но это никого не интересовало.
Однако, что любопытно, Тит, не щадивший пленных иудеев, отказал жителям Антиохии в их просьбе об изгнании евреев из города, объяснив, что после разрушения Иудеи тем просто некуда податься. Отклонил он и просьбу о поражении их в гражданских правах. Так же повел он себя и в других городах Сирии, хотя в некоторых из них согласился на разрушение синагог и постройку на их месте театров или стадионов. Строительство осуществлялось на деньги, полученные за счет продажи еврейских рабов, или на средства, полученные из распродажи взятой в Иудее добыче.
По пути в Египет Тит еще раз посетил руины Иерусалима, вновь поразился деянию своей армии, приведшей некогда цветущий край в полное запустение, и уже оттуда направился в Египет, еще раз отпраздновав свою грандиозную победу в Александрии. Так что в Рим он вернулся только в конце мая или начале июня 71 года и почти сразу же после возвращения занялся организацией триумфа.
В «Жизнеописании» Иосиф сообщает, что Тит, собираясь отправиться в Рим, взял его с собой «в плаванье, оказывая всяческие почести». Однако и Ренан, и другие историки сходятся во мнении, что, вероятнее всего, Иосиф вместе с Агриппой, Вереникой и Тиберием Александром входил в его свиту во время всего путешествия в Кейсарию, Ливан и Сирию, а значит они были свидетелями тех зверств (другое слово тут подобрать трудно), которые позволяли себе римляне и местные жители по отношению к пленным евреям, и именно они убедили Тита воздержаться от лишения прав живущих в городах этих провинций своих соплеменников.
Мы можем только представить, что испытывал Иосиф, наблюдая за тем, как евреи убивают друг друга или гибнут, разрываемые на куски львами, пантерами и прочими хищниками на цирковых аренах. Хотя не исключено, что он просто избегал этих зрелищ, и именно поэтому сообщает об этом предельно сухо.
Зато он подробно описывает прибытие Тита в Рим. Встречать его в сопровождении огромной толпы народа выехал сам Веспасиан с младшим сыном Домицианом. При этом Веспасиан не скрывал своей радости от приезда сына: это снимало с того всякие подозрения в посягательстве на власть императора. Согласно Светонию, Тит обнял отца со словами: «Приехал я, батюшка, приехал!» — и толпа возликовала, видя всю императорскую семью вместе: ее члены явно были исполнены родственной любви, что случалось на вершине власти не часто.
За то время, пока Тит вел иудейскую кампанию, Веспасиан сумел вернуть Рим к нормальной жизни, укротить мятежи в других провинциях, и на всей территории империи, наконец, установилось спокойствие.
Тит, вопреки своему бережливому отцу, считавшему подобные празднества напрасной тратой денег, был убежден, что триумф необходим. Надо было донести до граждан тот факт, что новая императорская династия вернула Риму его былое величие и процветание, и тем самым значительно укрепить ее престиж в народе.
Подготовка к триумфу заняла всего несколько дней. Нет никакого сомнения, что для этого грандиозного празднования были задействованы лучшие римские декораторы и специалисты по организации массовых зрелищ, и оно стоило огромных средств.
Сам триумф, по идее Тита и «авторов сценария», должен был символизировать прежде всего победу римской религии, римского оружия и римских ценностей над иудейскими, и потому немалое место в нем было уделено религиозным церемониям с участием Веспасиана и Тита. Для усиления зрелищности были сооружены своего рода деревянные вышки на колесах в несколько этажей, причем каждый этаж представлял собой просматривающуюся с четырех сторон сцену, и на каждой сцене разыгрывался мини-спектакль, воспроизводящий те или иные эпизоды Иудейской войны, и каждая серия картин заканчивалась появлением и арестом Симона бар Гиоры. Пронесли перед римлянами и трофеи, в том числе храмовую утварь и самые священные для евреев реликвии — храмовый семисвечник, Ковчег Завета, золотые столы для приношения хлебов, завесу Святая Святых и т. п.[58].
Перед римлянами должна была пройти также процессия из семисот пленных еврейских воинов, которых перед триумфом облачили в роскошные одежды. В этой толпе шествовал и Симон бар Гиора, казнь которого должна была стать частью грандиозного спектакля. Ну и, само собой, принимали участие в шествии сами триумфаторы — Тит и Веспасиан, ехавшие на колесницах в сопровождении армии.
Уже накануне триумфа вдоль дороги выстроились сотни тысяч людей. В этой толпе буквально яблоку негде было упасть, и страже пришлось приложить немало усилий, чтобы удержать зрителей в обозначенных границах.
Иосиф описывает это шествие мастерским языком репортажа, в мельчайших подробностях, и потому нам не остается ничего другого, как предоставить ему слово и привести еще одну пространную цитату из «Иудейской войны»:
«Еще ночью все войско выстроилось в боевом порядке под начальством своих командиров у ворот не верхнего дворца, а вблизи храма Исиды, где в ту ночь отдыхали императоры; с наступлением же утра Веспасиан и Тит появились в лавровых венках и обычном пурпуровом одеянии и направились к портику Октавии. Здесь ожидали их прибытия сенат, высшие чиновники и знатнейшие всадники. Перед портиком была воздвигнута трибуна, на которой были приготовлены для триумфаторов кресла из слоновой кости. Как только они прибыли туда и опустились на эти кресла, войско подняло громовой клич и громко восхваляло их доблести. Солдаты были тоже без оружия, в шелковой одежде и в лавровых венках. Приняв их приветствия, Веспасиан подал им знак замолчать. Наступила глубокая тишина, среди которой он поднялся и, покрыв почти всю голову тогой, прочел издревле установленную молитву; точно таким же образом молился Тит. После молитвы Веспасиан произнес перед собранием краткую, обращенную ко всем речь и отпустил солдат на пиршество, обыкновенно даваемое им в таких случаях самим императором. Сам же он проследовал к воротам, названным триумфальными вследствие того, что через них всегда проходили триумфальные процессии. Здесь они подкрепились пищей, оделись в триумфальные облачения, принесли жертву богам, имевшим у этих ворот свои алтари, и открыли триумфальное шествие, которое подвигалось мимо театров, для того чтобы народ легче мог все видеть.
Невозможно описать достойным образом массу показывавшихся достопримечательностей и роскошь украшений, в которых изощрялось воображение, или великолепие всего того, что только может представить себе фантазия: произведений искусства, предметов роскоши и находимых в природе редкостей. Ибо почти все драгоценное и достойное удивления, что приобретали когда-нибудь зажиточные люди и что считалось таким отдельными лицами, — все в тот день было выставлено напоказ, чтобы дать понятие о величии римского государства. Разнообразнейшие изделия из серебра, золота и слоновой кости видны были не как при обыкновенном торжестве, но точно рекой текли перед глазами зрителей. Ткани, окрашенные в редчайшие пурпуровые цвета и испещренные тончайшими узорами вавилонского искусства; блестящие драгоценные камни в золотых коронах или в других оправах проносились в таком большом количестве, что ошибочным казалось то мнение, будто предметы эти составляют редкость. Носили также изображения богов больших размеров, весьма художественно отделанные и изготовленные исключительно из драгоценного материала. Далее вели животных разных пород, каждое — украшенное соответствующим убранством. Даже многочисленные носильщики всех драгоценностей были одеты в пурпуровые и золототканые материи. Особенным богатством и великолепием отличалась одежда тех, которые были избраны для участия в процессии. Даже толпа пленников одета была не просто; пестрота и пышность цветов их костюмов скрашивали печальный вид этих изможденных людей. Но величайшее удивление возбуждали пышные носилки, которые были так громадны, что зрители только боялись за безопасность тех, которые их носили. Многие из них имели по три, даже по четыре этажа. Великолепное убранство их одновременно восхищало и поражало; многие были обвешаны золототкаными коврами, и на всех их были установлены художественные изделия из золота и слоновой кости. Множество отдельных изображений чрезвычайно живо воспроизводило войну в главных ее моментах. Здесь изображалось, как опустошается счастливейшая страна, как истребляются цел