Иосиф Флавий. История про историка — страница 65 из 85

Ни один экземпляр той книги до нас не дошел, так что мы даже не знаем точно, на каком именно языке она была написана, — ведь Иосиф Флавий считал для себя равно родными как иврит, так и арамейский. Однако дальше он пишет: «Я считаю недостойным умолчать о таких важных событиях и в то время, когда парфяне, вавилоняне, отдаленные арады, наши соплеменники по ту сторону Евфрата и адиавины, благодаря моим трудам, подробно ознакомились с причинами, многочисленными превратностями и конечным исходом той войны, — чтоб рядом с ними оставить в неведении тех греков и римлян, которые в войне не участвовали, и предоставить им довольствоваться чтением лицемерных и лживых описаний» (ИВ, Пред.: 2).

Из этих слов вроде бы следует, во-первых, что книга все же была написана на арамейском, так как именно этот язык был «лингва франка» для жителей Междуречья того времени, а во-вторых, она приобрела в том регионе достаточную известность. Правда, Тесса Раджак справедливо указывает, что Иосиф, вероятнее всего, владел иудейским диалектом арамейского, который был далеко не всегда понятен жителям Вавилонии, Персии, Адиабены и других областей Парфянской империи. Так что в первую очередь она, видимо, все же предназначалась для проживающих там евреев, хотя и это мнение тоже неоднозначно.

Среди неевреев, безусловно, также должны были найтись читатели такой книги, и, обращаясь к ним, Иосиф прежде всего хотел показать мощь Рима и его армии, сумевшей сломить сопротивление народа, по меньшей мере не уступавшего римлянам ни в мужестве, ни в силе интеллекта и обладавшего крепостями, которые по понятиям того времени считались неприступными.

Таким образом, книга несла в себе своеобразное предостережение Парфии и ее народам от прямого столкновения с Римом, которое может закончиться для них крайне плачевно. Но если это так, то предостережение было почти излишним: правивший в то время Парфией Вологез (58–78) понял это десятилетием раньше, и еще в 63 году заключил мирный договор с римлянами, и с тех пор до конца своей жизни предпочитал пользоваться исключительно дипломатическими методами, да и его преемник Пакор II (78–105) придерживался той же политики.

Именно этим, видимо, и объяснялось то, что Вологез проигнорировал попытки политического руководства Иерусалима призвать его на помощь. А такие попытки наверняка предпринимались: в 66–69 годах, когда судьба восстания была еще не решена, евреи явно делали ставку на подмогу Парфии и живущих там своих соплеменников. Больше того — в какой-то момент еврейского восстания Вологез выразил готовность послать в помощь римлянам сорокатысячную армию.

Словом, повторим, арамейский вариант «Иудейской войны» был адресован в первую очередь евреям, жившим в Азии, но, как и евреи Рима, чувствовавшим свою неразрывную связь с Иерусалимским Храмом. Именно им важно было получить ответ на вопрос о том, как стала возможной общенациональная трагедия и кто несет за нее ответственность. И Иосиф Флавий дал ответы на эти вопросы — в соответствии, понятное дело, с собственным видением.

Центральной мыслью книги стала идея, которая лежит в основе всей последующей еврейской эсхатологии — о том, что Храм был разрушен за грехи еврейского народа, главным из которых стали непрестанные распри между самими евреями, их ненависть друг к другу. Римляне, таким образом, выступили лишь орудием в руках Всевышнего, и теперь евреям остается лишь принять Его волю и постараться искупить этот грех, и тогда, возможно, Бог вернет им былое величие и свободу. Пока же этого не произошло, им следует оставаться лояльными гражданами Рима.

Арамейский вариант, вероятнее всего, был по объему значительно меньше известной нам «Иудейской войны» и содержал лишь описание событий 67–70 годов, а может, и вообще только последнего года восстания.

В то же время, по мнению известного израильского историка, автора академического комментария к «Жизнеописанию» Даниэля Шварца, не исключено, что в арамейском варианте куда более подробно, чем в известном нам тексте «Иудейской войны», излагалась деятельность Иосифа в качестве коменданта Галилеи, и именно эту часть книги он использовал потом в качестве основы «Жизнеописания», переложив ее на греческий язык[61].

Десмонд Сьюард предполагает, что Иосиф перевел несколько глав своего сочинения на латынь или греческий для Веспасиана; тому услышанное понравилось, и именно он подтолкнул Иосифа к написанию книги об Иудейской кампании на греческом языке.

Такая книга в тот момент была императору и его сыну даже не просто нужна, а крайне необходима.

* * *

Как уже говорилось, Веспасиан принял на себя правление Римом в тот момент, когда и город, и империя в целом находились в состоянии хаоса, возникшего еще в последние годы правления Нерона и усилившегося в «год четырех императоров». Бунтовала не только Иудея — неспокойно было и в других провинциях; экономика пребывала в упадке, казна была пуста, и, как это обычно бывает в период кризисов, на улицах Рима царил беспредел. На фоне трудностей с поставками продовольствия в Риме правили бал разные банды, грабившие и убивавшие прохожих, а временами вступавшие и в кровавые разборки между собой.

Римляне жаждали в первую очередь восстановления порядка, законности и возвращения сытой и размеренной жизни. Эта жажда и позволила армии, или, если угодно, силовым структурам в целом, возвести на трон своего ставленника. И уже в первый год своего правления Веспасиан немало преуспел, что обеспечило ему определенную популярность в народе.

Правда, для пополнения опустевшей казны он щедро распродавал хлебные посты (чтобы затем уличить своего же ставленника в коррупции и призвать его к ответу), а также выдавал за деньги амнистии преступникам. Кроме того, он пошел на ряд непопулярных мер, самой знаменитой из которых стало введение платы за общественные туалеты. А когда Тит упрекнул его за это, Веспасиан якобы и произнес свою самую знаменитую фразу: «Деньги не пахнут!»

И все же даже на четвертый год своего правления «первый солдатский император» еще не чувствовал, что прочно сидит на троне и еще меньше был уверен в том, что ему удастся создать новую императорскую династию. Если армия один раз сумела возвести на трон нового императора, то кто может помешать ей сделать это еще раз?! В то же время и в Сенате явно зрел заговор, так как сенаторы не желали смириться с тем, что у них отнято право на утверждение нового императора. Один из таких заговоров был раскрыт, и Веспасиан велел казнить его инициатора, а еще нескольких сенаторов отправил в ссылку.

Еще более призрачными, чем его собственные претензии на власть, выглядели планы императора передать ее по наследству Титу — ведь никаким знатным происхождением он не отличался. В этой ситуации Веспасиану было крайне важно повысить свою популярность в народе, а заодно подвести некую юридическую, религиозную и прочие базы под обоснование права на власть и создание новой династии; утвердить в самом сознании народа мысль, что он и его наследники сидят на троне как по воле богов, так и в силу своих собственных выдающихся заслуг перед Римом.

Именно поэтому известный своей почти патологической скупостью Веспасиан и стал первым императором, который начал платить ораторам за особо удачные выступления, а поэтов щедро вознаграждать за стихи — им оставалось только догадаться, кого именно должна прославлять новая поэма, чтобы удостоиться награды императора. В наши дни такое, разумеется, назвали бы откровенным подкупом журналистов и творческой интеллигенции, да и тогда это воспринималось именно так. Но Веспасиана это, похоже, ничуть не смущало.

И все же речей ораторов, вещающих о том, что император думает прежде всего о благе народа, а затем уже о своем собственном, поэтических строк, воспевающих Тита, бросающего горящие головни в еврейский Храм и разрушающего до основания «непобедимый Иерусалим», было явно недостаточно, чтобы героический образ Веспасиана и Тита утвердился в сознании образованной части общества, видевшей в новом императоре обычного солдафона.

Для этого нужен был подлинный военный эпос, нечто равное или даже более великое, чем «Записки о Галльской войне» Юлия Цезаря. Вероятнее всего, именно в Иосифе (особенно после прочтения отрывков из его книги) Веспасиан и увидел потенциального создателя такого эпоса. Для успеха предприятия Веспасиан готов был не только сделать все, чтобы Иосиф мог сосредоточиться на своем труде, не отягощая себя какими-либо материальными заботами, но и передать в его распоряжение все необходимые материалы, включая военные дневники кампании, которые вел он, Тит и другие офицеры.

Если все и в самом деле было так, то следует признать, что Веспасиан не ошибся в выборе: книге Иосифа Флавия было суждено пережить века и стать одним из важнейших источников по истории Римской империи той эпохи и образцом для подражания для авторов исторических сочинений даже не на столетия, а на тысячелетия.

Помимо огромного литературного дара, которым, вне сомнения, обладал Иосиф Флавий, он являлся идеальным автором для написания такой книги еще по целому ряду причин.

Во-первых, он был непосредственным участником и очевидцем всех событий Иудейской кампании от начала до конца, что придавало его свидетельствам особую убедительность и ценность.

Во-вторых, он был тем самым человеком, который ясно предсказал, что Веспасиану суждено стать императором задолго до того, как такой сценарий развития событий стал реальностью, то есть был, что называется, «лицензированным пророком», вдобавок подводящим под свое пророчество теологическую базу собственной религии — и кто после этого посмел бы высказать сомнение, что Веспасиан занял трон не по воле Провидения?!

В-третьих, то, что он не был римлянином, говорило только в пользу Веспасиана — если его доблесть и доблесть его сына начинает прославлять недавний враг, то как же должны их прославлять свои?! Ну а то, что этот «недавний враг» находится под покровительством и по большому счету на иждивении у главных героев книги, так это детали, о которых читателю знать было не обязательно.