ристианские богословы — поскольку Иосиф предстает в нем человеком, верующим в Божественную природу Христа, в то, что он был Мессией, и в его воскресение из мертвых, чего, как уже говорилось, не было, и не могло быть.
В качестве доказательства последнего тезиса приводят знаменитый трактат основателя библейской теологии Оригена (ок. 185 — ок. 254), который в своем трактате «Против Цельса» писал: «Цельс в лице выведенного им иудея до некоторой степени соглашается на признание факта крещения Иисуса от Крестителя. Ввиду этого я и желаю обратить его внимание также на то обстоятельство, что писатель, живший немного спустя после Иоанна и Иисуса, повествует об Иоанне Крестителе и его крещении во оставление грехов. Я имею в виду Иосифа, который в восемнадцатой книге „Иудейских древностей“ свидетельствует, что Иоанн крестил и тем, которые принимали от него крещение, возвещал отпущение грехов. Правда, он со своей стороны не верит в Иисуса как в Христа, и когда занимается решением вопроса о причине падения Иеросолимы и разрушения храма, он не усматривает эту причину — как это следовало бы ему сделать — в кознях против Иисуса Христа со стороны [иудейского] народа, так как именно [иудеи] убили предреченного пророками Христа, но в то же время он, как бы сам того не замечая, значительно приблизился к истине, коль скоро говорит, что все эти беды обрушились на иудеев в наказание за убиение Иакова Праведного, который приходился братом Иисусу, называемому Христом»[76].
Из этого текста явно следует, что Ориген читал Иосифа, но отнюдь не нашел у него слов «То был Христос и т. д.» — иначе бы он не говорил, что Иосиф «не верит в Иисуса как в Христа». Больше того — он непременно использовал такой текст в свою пользу. Но это значит, что во II веке данного отрывка у Флавия еще не было либо он был в каком-то другом виде.
«Свидетельства Иосифа» начинают широко использоваться в христианской литературе начиная с Евсевия Кесарийского, жившего более чем столетие спустя и написавшего в своей «Церковной истории» буквально следующее:
«Будет небесполезным, если сверх того я приведу свидетельство еврея Иосифа, который в восемнадцатой книге своих „Иудейских древностей“, описывая времена Пилата, упоминает Спасителя нашего, говоря так: „Около того времени жил Иисус, человек мудрый, если Его вообще можно назвать человеком. Он творил удивительные дела и учил людей, почитавших истину. Он привлек к Себе многих иудеев и многих эллинов. Это был Христос. По доносу наших начальников Пилат осудил Его на распятие, но те, кто с самого начала возлюбили Его, оказались Ему верны. На третий день Он явился им живой. Пророки Божии предрекли это и множество другого о Нем. И поныне еще не исчез род христиан“. Итак, если и по свидетельству историка Он привлек к Себе не только двенадцать апостолов или даже семьдесят учеников, но многих иудеев и многих эллинов, то очевидно, что Он обладал такой силою, какой не обладают прочие люди. Да и чем иным смог бы Он привлечь к Себе множество иудеев и эллинов, как не удивительными и чудесными делами и изумительным, неслыханным ранее учением?»
Итак, «свидетельство Иосифа» об Иисусе в том виде, в котором мы находим его в современных переводах «Иудейских древностей», появляется только в IV веке и затем уже многократно тиражируется и обрастает новыми подробностями в последующие столетия.
Часто новую редакцию этого «свидетельства» связывают с Псевдо-Гегесиппом, написавшим в IV веке книгу «О разрушении Иерусалима» — своеобразное вольное переложение на латынь «Иудейской войны» с вкрапленными в него комментариями. Долгое время в качестве автора этого сочинения называли Амвросия Медиоланского (Миланского) (ок. 339–397), но сейчас историки склоняются к версии, что его автором был некий еврей Исаак (Ицхак), крестившийся в молодости и в старости вернувшийся в иудаизм. Когда он писал «О разрушении Иерусалима», он, безусловно, был истовым христианином и решил «чуть подправить» Иосифа в соответствии со своими новыми убеждениями.
«Иудеи, — пишет Псевдо-Гегесипп, — также свидетельствовали [о Христе], как это сделал Иосиф, написавший их историю, который говорит так: „В это время был мудрый человек, если можно назвать Его человеком, который совершал удивительные дела и который на третий день после смерти явился своим ученикам живым, согласно писаниям пророков, предсказавших о Нем это и многое другое весьма чудесное. Он тот, от Кого пошло сообщество христианское, проникшее во всякий род человеческий, так что нет ни одного народа в Римском мире, который оставался бы не знаком с Его религией“. Если иудеи не верят нам, то пусть поверят их собственному [писателю]. Ибо это сказал Иосиф, кого они почитают великим; а ведь он, говоря так, и сам весьма заблуждался и не верил в то, что говорил. И все же он сказал так, чтобы подтвердить историческую истину (historiae fidem), поскольку считал обман грехом, хотя сам был неверующим из-за окаменелости его сердца и нечестивости помыслов. Однако ж истина не пострадала от того, что он был неверующим, но, напротив, именно это и добавляет веса его свидетельству, ибо, будучи неверующим и не желавшим, чтобы это было правдой, он тем не менее не отрицал, что это было так».
Спор вокруг данного «свидетельства Иосифа» особенно обострился в XIX — начале XX века, после того как известный философ и библеист Бруно Бауэр (1809–1882) объявил его ложным. В ходе развернувшейся полемики другой выдающийся религиовед, Эрнест Ренан (1823–1892), признал, что первоначальный текст Иосифа, возможно, был «немного отретуширован», но в том, что такой текст имелся и известная редакция в целом соответствует стилю Иосифа, было для него несомненным. Таким образом, главным в полемике стал вопрос: а каким же был первоначальный текст Иосифа?
В поисках ответа на него два русских ученых — В. Розен и А. Васильев — практически независимо друг от друга обратились к «Книге титулов» сирийского христианина Агапия, известного у арабов как Махбуб ибн Кунстантин ар-Руми ал-Манбиди (поскольку он был епископом города Манбиджа, расположенного на территории современного Ирака). Розен нашел в конце XIX века вторую часть «Книги титулов» во Флоренции, а Васильев — в библиотеке монастыря Святой Екатерины в Синае. И именно Васильев первым предположил, что Агапий цитирует в своем труде подлинный текст «свидетельства Флавия», который уцелел благодаря раннему переводу оригинала сначала на сирийский арамейский, а затем на арабский язык.
Но окончательно эта точка зрения утвердилась в науке после публикации статьи израильского историка и филолога Ш. Пинеса, перевод которой цитировали затем и И. С. Свенцицкая, и А. Б. Ранович, и другие советские религиоведы.
В изложении Пинеса текст Агапия звучит следующим образом:
«…В это время был мудрый человек по имени Иисус. Его образ жизни был похвальным, и он славился своей добродетелью, и многие люди из иудеев и других народов стали его учениками. Пилат осудил его на распятие и смерть, однако те, кто стали его учениками, не отреклись от своего ученичества. Рассказывали, будто он явился им на третий день после своего распятия и был живым. В соответствии с этим он-де и был мессия, о котором пророки предвещали чудеса…»[77]
«Текст, приведенный у Агапия, отличается от дошедшего до нас в греческих рукописях прежде всего тем, что воскресение Иисуса, как и его мессианство, представлено здесь не как факт, а как рассказ его учеников; нет там и упоминания о „знатнейших мужах“, по чьему доносу был осужден Иисус (упоминание, которое выпадает из общей тенденции Иосифа Флавия), — пишет И. С. Свенцицкая. — Исследователи при помощи филологического анализа показали, что текст Агапия является переводом с сирийской версии „Иудейских древностей“, которой не коснулась рука христианского редактора и которой пользовался Агапий, не знавший греческого варианта (невозможно предположить, чтобы этот апологет христианства выбросил из текста прохристианские вставки). Иосиф Флавий не враждебен Иисусу (как, впрочем, и другим проповедникам, например, Иоанну Крестителю), но, как верующий иудей, мессией его не признает, он только говорит, что его так называли ученики (здесь можно увидеть сходство с фразой из XX книги „Иудейских древностей“ о Иакове, брате Иисуса — там тоже речь идет о „так называемом“ Христе). Никаких сомнений не выражено в человеческой природе Иисуса, ничего не говорится о том, что его учение „правда“ и что он совершал „вещи необыкновенные“. Слова о том, что Пилат присудил Иисуса к смерти, перекликаются с соответствующей фразой Тацита (не исключено, что Тацит читал Флавия). В свете отрывка Агапия становятся понятны упреки Оригена, что Флавий не признает Иисуса мессией (не умалчивает о нем, а именно не признает, т. е. Ориген читал у Иосифа Флавия что-то об Иисусе, но без редакторских вставок). Таким образом, вся совокупность доводов позволяет считать, что в сочинении Агапия приведен перевод, который восходит к подлинным словам иудейского историка. Правда, кроме самого факта упоминания Иисуса, что позволяет говорить об историчности основателя христианства… Иисус был для Иосифа Флавия всего лишь одним из пророков, претендовавших на роль мессии, и сообщает он об этом пророке немногим больше, чем о других палестинских проповедниках»[78].
Сам Ш. Пинес в своей статье отмечал: «Ни одно из главных возражений, выдвинутых против аутентичности традиционного варианта „свидетельства Флавия“, не выдержало бы критики, если бы они были бы направлены против версии Агапия. В самом деле, совершенно невероятно, чтобы верующий христианин мог бы создать такой нейтральный текст, а если допустить, что он тем не менее написал его, то единственным смыслом этого могло бы быть стремление засвидетельствовать историческое существование Иисуса. Но вплоть до Нового времени такой необходимости не было: даже наиболее ожесточенные противники христианства никогда не выражали никакого сомнения в реальности существования Христа… Флавий, который в определенных рамках претендовал на роль объективного историка, такой текст мог написать»