его народа».
И вот теперь пришло самое время поговорить об «Иосиппоне».
Трудно переоценить и ту роль, которую Иосиф Флавий сыграл в пробуждении национального сознания еврейского народа.
Принято считать, что настоящее открытие произведений Иосифа евреями произошло только в XIX веке, когда значительная часть еврейской молодежи начала отходить от религии, получать современное образование и когда у нее появилась возможность читать «Иудейские древности» и прежде всего «Иудейскую войну» и «Против Апиона» в переводе на немецкий, английский, русский и другие языки.
Эти книги внушали им чувство причастности к древней еврейской истории, гордость за мужество своих предков, порождали ощущение связи со Святой Землей и в итоге привели к появлению в этой молодежной среде сионистских настроений — желания вернуться на землю предков и возродить на ней еврейское государство. Таким образом, когда сначала Л. Пинскер, а затем Т. Герцль сформулировали идеи политического сионизма, идеи эти упали на уже подготовленную почву. Интерес к древней еврейской истории вообще и к личности Иосифа Флавия в частности в итоге и побудил Лиона Фейхтвангера в начале 1930-х годов, когда над евреями Германии и всего мира стали сгущаться тучи, написать свою трилогию «Иудейская война», «Сыновья» и «Настанет день».
Сыграл Флавий, безусловно, выдающуюся роль и в становлении еврейского социализма — знаменитые палестинские, а затем и израильские кибуцы во многом строились под влиянием тех страниц его книг, которые рассказывали о коммунах ессеев.
Однако на самом деле интерес к творчеству Флавия вспыхнул в еврейской среде намного раньше. Как мы уже рассказывали, долгое время евреи относились к нему как к предателю; таковым его объявляли и еврейские мудрецы, управлявшие всей жизнью народа, а потому его книги запрещалось даже брать в руки.
Но, к примеру, историк Давид Флуссер считает, что такому запрету следовали не все, — были среди мудрецов Талмуда те, кто свободно читал по-гречески, и они, очевидно, заглядывали в книги Иосифа на этом языке, кое-что черпали оттуда для себя, и таким образом Иосиф косвенно оказал влияние и на становление талмудического иудаизма, с которым, собственно, по своим взглядам тесно смыкался.
Прорыв произошел в 953 году, когда некий оставшийся неизвестным еврей, живший в Южной Италии, выпустил на иврите «Сефер Иосипон» («Книгу Иосиппон»), или просто «Иосиппон», представляющую собой вольный перевод фрагментов «Книг Маккавеев», «Иудейских древностей» и «Иудейской войны».
Причем, по всей видимости, при составлении рукописи он пользовался не оригиналом работ Иосифа, а Псевдо-Гегесиппом, то есть изначально полным переложением «Иудейской войны» на латинский язык. Не исключено также, что и само название «Иосиппон» книга получила позже. Сам анонимный автор так и не решился прямо сказать, что речь идет о переложении книги «предателя» Иосифа Флавия, и сослался на то, что пользовался трудами некого Иосифа Бен Гуриона — фигуры, видимо, вымышленной.
Но успех этой книги у евреев Европы, а затем, после перевода ее на арабский, и стран Востока и Магриба, превзошел все ожидания. Книга в очень емкой форме охватывала собой всю еврейскую историю от первого тысячелетия до н. э., затем включала в себя историю Вавилона и Персии, пророка Даниила, построения Второго Храма, эпоху Александра Македонского и Рима, и далее — вплоть до разрушения Храма.
В результате она стала хорошим подспорьем для выдающихся комментаторов Священного Писания и Талмуда, сверявших с ней некоторые места последнего, что помогало прояснению темных мест талмудического текста.
Один из самых выдающихся еврейских законоучителей Средневековья, рабейну Гершом (ок. 960 — 1028), по преданию, лично переписал для себя один свиток «Иосиппона», чем дал этой книге окончательную легитимацию. К «Иосиппону» прибегал во время работы и величайший комментатор Писания Раши (1040–1105).
Использовал ее при написании книги «История царей Израиля» и живший в Испании Авраам ибн-Дауд (ок. 1110–1180), и знаменитый Магарал из Праги (1512–1609).
В 1480 году в Мантуе выходит первое печатное издание «Иосиппона», а затем следуют издания 1510 и 1544 годов, после чего переиздания следуют одно за другим. Некоторые из них были поистине роскошны и снабжены иллюстрациями. Затем были переводы «Иосиппона» на английский и немецкий, так как многие христианские авторы искали в этой «еврейской книге» новые «свидетельства» об Иисусе Христе, а когда не нашли, решили, что такие фрагменты были намеренно выброшены.
На древнерусский язык, кстати, еще в XI веке был переведен (как предполагается, каким-то крещеным евреем) отрывок из «Иосиппона», рассказывающий о визите Александра Македонского в Иерусалим.
Причем если на Западе в Новое время интерес к этой книге был утерян, то у евреев Восточной Европы в переводе на идиш она пользовалась популярностью вплоть до Второй мировой войны, и во многих синагогах Польши, Украины и России было принято в праздник Хануки или в день разрушения Храма 9 Ава читать отрывки из «Иосиппона».
Таким образом, Иосиф бен Маттитьягу продолжал жить столетие за столетием среди своего народа, пусть и под именем Иосифа бен Гуриона.
Продолжает он жить и сегодня — в современном Израиле регулярно появляются старые или новые переводы его книг на иврит, часто — с пространными комментариями, превышающими их собственный объем; защищаются диссертации, кипят споры о его личности.
И, думается, это и есть та посмертная судьба, о которой втайне мечтает любой писатель и историк.
Послесловие. Историк перед судом Бога и истории
Мне есть что спеть, представ перед Всевышним.
Мне есть чем оправдаться перед ним…
В дни работы над этой книгой я решил отправиться в Галилею, чтобы побродить по Тверии, Мигдалу, по национальному археологическому парку Ципори — словом, по тем местам, в которых чуть менее двух тысяч лет назад довелось действовать моему герою. Чтобы скоротать время в поезде, стал в который раз пролистывать ивритское издание книги Десмонда Сьюарда «Предатель из Иерусалима».
— Простите, — обратилась ко мне сидевшая напротив пожилая израильтянка, — вы читаете об Иосифе Флавии?
Я кивнул.
— Ну а о ком другом может быть книга с таким названием?! — продолжила попутчица, видимо, заскучавшая в дороге и искавшая повод поговорить. — Конечно, только об Иосифе Флавии! Я помню, как в школе нам рассказывали о том, как он струсил, решил спасти свою шкуру и сдался в плен римлянам. А потом помогал им разрушить Иерусалим и наш Храм! А еще я помню, как учитель рассказывал, что это Иосиф выдал римлянам скрывавшихся в Масаде евреев и вся последующая трагедия в этой крепости — целиком на его совести!
И тут я вдруг почувствовал, что начинаю закипать.
— Послушайте, уважаемая! — сказал я. — Иосиф не был предателем. Он был и остался до конца жизни верным сыном нашего народа. И уж что совершенно точно, он никак не мог выдать римлянам защитников Масады. Больше того: все, что мы знаем о Масаде, мы знаем только от него. И только благодаря ему считаем павших там героями. Хотя о том, герои они или нет, как раз можно поспорить. Возможно, у них был куда более разумный выход, чем убивать друг друга!
— Да я что?! Я — ничего! Просто рассказала, чему нас учили в школе на уроках истории. По-моему, и сейчас так учат. Видимо, в книге, которую вы читаете, написано по-другому. Обязательно теперь постараюсь ее достать и прочесть, — сказала явно напуганная таким натиском женщина.
Разумеется, она была ни в чем не виновата.
Именно так учили еврейских детей много лет назад, и так продолжают учить сегодня — несмотря на то, что все сочинения Флавия давно переведены на иврит, снабжены самыми подробными академическими комментариями, вводными статьями и примечаниями с явным воздаянием ему должного как историку. Впрочем, воздавать должное ему начали очень давно, но вот отношение к его личности начало меняться лишь в последнее десятилетие. До этого в еврейской и, частично, в европейской историографии преобладал подход, который еще в 1900 году отлично выразил в своей статье о Флавии Г. Г. Генкель: «Если рассматривать Иосифа как человека, то мы найдем в нем мало отрадного. Все те отрицательные качества его, которые нам пришлось отметить при рассказе о его жизни, с достаточною доказательностью подкрепляются обилием данных из его исторических сочинений. Хитрость, неискренность, льстивость, неустойчивость во мнениях рядом с большою хвастливостью и самомнением обнаруживаются тут на каждом шагу. Но вместе с тем мы не можем отказать Иосифу в необычайном трудолюбии и усидчивости, в огромной эрудиции, в осмотрительном и умелом пользовании источниками, наконец в известной идейности (вспомним, какими целями задавался он при написании своих сочинений). Не его вина, если единоплеменники его отнеслись холодно к его трудам, если языческий мир не принял их с тем энтузиазмом, на который, очевидно, рассчитывал автор. Зато последующие века и особенно последнее время по достоинству оценили этого выдающегося и талантливого писателя. Для нас теперь совершенно безразлично, каким человеком был Флавий; для нас он неоценим как писатель: он раскрывает нам историю целой эпохи, дает обилие ценнейшего материала по экзегетике, истории христианства, римской и греческой истории, по библейской археологии и т. п. Мы никогда не должны забывать, что Иосиф Флавий в своих двух крупных трудах восполняет пробел между книгами Ветхого и Нового Заветов. Являясь дополнением Книги книг, его труды смело могут и должны рассчитывать на внимание всех образованных людей. Богатая литература о Флавии, множество его изданий, переводы его на все европейские языки служат лучшим тому доказательством»[83].
Итак, никто уже давно не оспаривает значение его трудов, как и того факта, что при субъективности многих его личных оценок, нередко продиктованных теми жизненными обстоятельствами, в которых он оказался, в целом эти труды соответствуют исторической правде.