Годы спустя, вспоминая о беседах с Николасом в его мастерской на площади Лопес, Эдуардо ясно представлял, что «Эль Русо», как его звали венесуэльские друзья-художники, никогда не был революционером и тем более — коммунистом. Но знаниями он обладал обширными, был свидетелем событий первой русской революции 1905 года, читал «запрещенную» литературу и мог на многое открыть глаза любознательному юноше, который критиковал всемогущего «хозяина» Венесуэлы Хуана Гомеса и восхищался героями вооруженных заговоров, которые пытались свергнуть ненавистного диктатора. «То, что произошло в России, — говорил Фердинандов, — обязательно будет повторено в других странах, таков закон исторического прогресса. Капитализм себя изжил, угнетение человека человеком — атавизм. Свободный раскованный труд — вот к чему, рано или поздно, придет человечество». А потом Фердинандов исчез, и через два года Эдуардо узнал от Хулио Планчарта печальную новость: Николас умер на Кюрасао от скоротечной чахотки, так и не успев осуществить главный проект своей жизни — «Плавучую академию»…
Перспектива командировки в Португалию воодушевляла Пекчио, хотя из бесед с «Педро» не слишком ясно представлял себе, чем конкретно придется там заниматься. На наводящие вопросы «Педро» отвечал уклончиво, что еще больше возбуждало любопытство Пекчио, которому хотелось по-настоящему прикоснуться к опасностям, риску и тайнам разведки.
Во время своего первого пребывания в Сантьяго, «Артур» привлек к работе по иностранным общинам в Чили француза Клемента Дюро Бутри, немца Герхарда Фишера и итальянца Мануэля Солимано. «Артур» называл их в своей переписке с «Алексом» «мушкетерами». Информация, поступавшая от них, позволяла судить не только о степени проникновения нацистской агентуры во французскую, немецкую и итальянскую общины, но и проявляемом к ним интересе со стороны чилийской тайной полиции, английской и американской разведок.
Имя Дюро было хорошо известно в испанской колонии. Он работал под руководством Андрэ Марти в Интернациональных бригадах. Был участником операций по переброске военного снаряжения в Испанию на французских пароходах. Участвовал в ряде кровопролитных сражений с франкистами бригады «Марсельеза». В апреле 1937 года «пираты Франко» захватили его вместе с группой французских моряков в плен. Скоротечный военный трибунал приговорил Дюро к смерти. Два года ожидания расправы! В марте 1939 года под давлением правительства Франции Клемент был освобожден и выслан из Испании. Он помогал Пабло Неруде, специальному уполномоченному чилийского правительства, в организации вывоза в Чили трех тысяч испанских республиканцев, узников лагерей во Франции, на «пароходе спасения» «Виннипег». Если бы эта миссия провалилась, то заключенные были бы захвачены наступавшей гитлеровской армией и выданы Франко. Спасаться на пароходе пришлось и самому Дюро: франкистская охранка продолжала охотиться за ним. В Чили Дюро вступил в местную компартию, стал членом Комитета Свободная Франция. Он нашел общий язык с президентом Комитета — Андре Пиро, который был приверженцем генерала Шарля де Голля и контролировал многие французские организации в стране. Через Дюро «Алекс» получал информацию о дипломатах, представлявших в Чили коллаборационистское «правительство Виши». Впрочем, «вишисты» понимали эфимерность режима, сотрудничающего с Германией Гитлера, и на деле только имитировали работу в интересах стран «оси». Многие сотрудники «посольства Виши» тайно помогали делу союзников, обеспечивая себе индульгенции на послевоенный период. Постоянная работа велась резидентурой среди добровольцев, которых Комитет отправлял в Англию для вступления в части, организуемые де Голлем. Не всем удалось добраться до места назначения: немецкие подлодки не снижали интенсивности своих атак в Северной Атлантике. Об этих потерях резидент «Артур» сообщал в Центр коротко: имя агента, примерная дата гибели, на каком судне…
Герхард Фишер оказывал большую помощь в работе по немецкой колонии. Он вступил в компартию Германии в 17 лет. По ее заданию поддерживал контакт с советским представителем, работавшим под крышей берлинского представительства ТАСС. В марте 1933 года Фишер бежал из Германии в Швецию, поскольку его разыскивали молодчики Геринга. Советское посольство в Стокгольме выдало Герхарду въездную визу, и он три года провел в Москве, работая в одной из химических лабораторий.
В 1936 году по предложению Коминтерна Фишер поехал в Испанию. Он работал переводчиком в группе советских специалистов ПВО, которые монтировали звукоуловители и прожектора под Мадридом, Барселоной и Валенсией. Герхард покинул Испанию с последними частями республиканской армии. Прибыл в Чили в конце 1939 года и устроился фотографом в газету «Эль Сигло». С учетом знаний Герхарда в радиоделе планировалось привлечь его к постройке радиопередатчика для установления связи с Москвой. «Алекс» подолгу проверялся, отправляясь на встречи с немцем. Прошлое Фишера было таким пестрым, что за ним не могло не быть плотной слежки со стороны полиции, конкурирующих спецслужб и, конечно, нацистской агентуры.
Мануэль Солимано, член компартии и, «по совместительству», состоятельный владелец авторемонтных мастерских стал главным контактом «Алекса» в организации «Италия Либре», созданию которой в немалой степени способствовали «Артур» и «Алекс».
Идея формирования антифашистского движения итальянцев в Чили родилась во время встречи «Артура», «Алекса» и Гало в городке Винья-дель-Мар. В конце 1941 года она была воплощена в жизнь через членов КПЧ Ирен Турко (жену Клемента Дюро) и Паскуаля Касаулу. «Инициативной группе» активно помогали многие влиятельные персонажи итальянской колонии, в том числе Гино Капелло, бывший редактор римской газеты «Аванти». В организацию входило около 300 человек, и до разрыва правительством Чили дипломатических отношений с Италией она доставила много неприятностей официальным представителям Муссолини в Сантьяго. Антифашисты издавали газету «Италия Либре». Радиостанция с таким же названием вела регулярные пропагандистские передачи на страны континента.
Первые месяцы существования организации Леопольдо уделял ей особенно много внимания, согласовывал с Мануэлем проведение акций протеста у посольства, манифестаций, различного рода мелких «диверсий», затруднявших работу дипломатов, вплоть до выбитых фар и проколотых шин у посольских автомобилей. Посол итальянского диктатора направлял ноту протеста в МИД Чили, требовал разыскать и наказать виновных и… в очередной раз обращался к Солимано по поводу срочного ремонта.
Пока автомашину приводили в порядок, Мануэль щедро угощал очередного «соотечественника» из посольства, беседовал с ним как лучший друг, стараясь как можно естественнее сыграть роль патриота, мечтающего о возрождении Великой Римской империи. Артистичности Солимано было не занимать, рюмка-вторая писко довольно быстро развязывала язык собеседнику. И тут выяснялось, что «фашиста» не столько волнует будущее империи Бенито Муссолини, сколько свое собственное — как выбраться живым и здоровым из катаклизма, в который попали все без исключения итальянцы по вине «этого сумасшедшего, вообразившего себя древнеримским императором». Собеседник признавался, что давно бы сбежал из посольства, чтобы начать новую жизнь в Южной Америке, но не может, поскольку пострадают родственники, проживающие в Палермо и Флоренции. Они сыты по горло бомбежками, разрухой и карточной системой и намерены, когда закончится это безумие в Европе, перебраться в Америку.
«Если судить по речам, которые ведут итальянцы из посольства, они уже сейчас не верят в успешный исход войны, — говорил Леопольдо Гало Гонсалесу, обсуждая очередное донесение Солимано. — Они понимают, что если даже все это затянется и удастся продержаться год-другой, финал будет один — капитуляция».
Озабоченность дипломатов Муссолини будущим жизнеустройством приводила их к выводу, что практичнее всего не дожидаться неизбежного краха Италии, а вести свои индивидуальные переговоры о сдаче позиций, договариваясь с будущими победителями о приемлемых условиях. Солимано испытывал очевидную брезгливость от подобных кульбитов фашистских дипломатов, но с одним из них — Франко Велутини, — все-таки сблизился. Во-первых, по настоятельной просьбе «Алекса» и, во-вторых, из-за откровенных рассказов итальянского атташе о внутренних конфликтах в посольстве и содержании тех депеш итальянского МИДа, с которыми Велутини доводилось знакомиться. «Шпиономания — это наш нынешний образ жизни, — как-то признался дипломат. — Никто никому не доверяет. Все следят за всеми. Ждем, у кого первого не выдержат нервы, кто первым сбежит из посольства…»
«Я бы не советовал тебе торопиться с этим, — сказал ему Солимано. — Разве так уж плохо — изредка встречаться и беседовать о текущих дипломатических и иных делах, как делаем мы? А друзья, будь уверен, всегда помогут, если тебе потребуется в Чили защита и надежный кров над головой».
«Какие друзья?»
«Надежные, Франко. И, конечно, не фашисты…»
Глава XVI.ВРАГИ И СОЮЗНИКИ-КОНКУРЕНТЫ
Чилийская сеть «Артура» постепенно расширялась, улучшалась ее информационная работа. Из материалов, поступавших в резидентуру, становилось все более очевидным: гитлеровская разведка, обладая поддержкой в правительственных и военных кругах, действует в стране почти безнаказанно.
Главой абвера в Чили был Людвиг фон Болен (он же — «Бах», «Ривера»), военный атташе Германии. Формально он подчинялся военному атташе в Аргентине Нибуру, но функционально обладал полной свободой действий. Фон Болен знал Чили как свои пять пальцев: здесь он родился и учился в средней школе. Для получения университетского образования фон Болен уехал в Германию, но Первая мировая война сломала его планы: пришлось воевать «за кайзера, за фатерланд». После возвращения в Сантьяго фон Болен сделал быструю карьеру: он стал личным секретарем у президента Карлоса Ибаньеса (1927—1931). Вторая мировая война застала фон Болена в Германии. На этот раз от фронта его спасла учеба в разведывательной школе. За день до нападения Германии на Советский Союз резидент отправился в Сантьяго.