Васенька вырос, но ревность осталась, только не к матери, матери уже не было, а к отцу. А близости между братом и сестрой так и не появилась – слишком разными они были людьми. Он был вспыльчивый, заводной, бесстрашный до бесшабашности, неусидчивый и хулиганистый, но очень добрый, готовый поделиться последней рубахой. Она – всегда себе на уме. И оба – очень, очень непростые дети, оба со слабой психикой, очевидно, унаследованной от матери.
А что касается самостоятельности, то да – с возрастом Василий становился все более самостоятельным. Вот в сентябре 1930 года Надежда пишет мужу, который находится в отпуске на юге: «Всех нас в Москве развлек прилет Цеппелина (10 сентября 1930 года крупнейший в мире немецкий дирижабль “Граф Цеппелин” (LZ 127) под командованием Хуго Эккенера долетел до Москвы и два часа кружил над Москвой на высоте 150 метров в сопровождении нескольких советских самолётов, – прим. авт.), зрелище было, действительно, достойное внимания. Глазела вся Москва на эту замечательную машину… В день прилета цеппелина Вася на велосипеде ездил из Кремля на аэродром через весь город. Справился неплохо, но, конечно, устал».
В 1930 году Васе было девять лет. Но ни тени беспокойства в словах матери, отпустившей ребенка на велосипеде через всю (!) Москву, не чувствуется. Конечно, Москва в 1930 году была не такой огромной, как сейчас, но все же не провинциальный городок, численность населения, по переписи 1926 года – более двух миллионов. И движение транспорта было весьма оживленное – в телефильме Е. Листовой о метро, например, говорится, что в те годы Москва задыхалась от пробок, почему и возник вопрос о строительстве метрополитена. А Васька Красный – сын главы государства. А вот поди ж ты! Нам сейчас даже и не понять поведение его матери – то ли, правда, ребенок был такой самостоятельный, смелый и умелый, то ли мать чересчур спокойная. Или жизнь была другая?
У семи нянек
В это время Вася уже ходил в школу, но школа ему, неугомонному, чересчур подвижному мальчугану, совершенно не нравилась. Хотя, по общему мнению, способности у него были хорошие, к тому же, как мы помним, «грамотным» он был с пяти лет, так что трудностей в постижении азбучных истин быть не могло. Другое дело, что в школе дисциплина нужна, а с ней у Василия всю жизнь были проблемы.
Тем более что в одиннадцатилетнем возрасте он потерял мать, в отличие от маленькой сестры, уже прекрасно осознав этот страшный факт. Сильно ли он его переживал? Воспоминания родственников и того же Артема говорят о том, что сильно, и Сталин в данном случае был неправ. Правда, то, что мать была с детьми довольно холодна, да и времени они с ней проводили немного, наверно, облегчило удар. Тем не менее, качество воспитания, безусловно, ухудшилось. Сталину некогда было заниматься детьми, это понятно. Но вот почему он доверил их воспитание охране, вместо того, чтобы, как Надежда в свое время, подобрать воспитателей, профессиональных педагогов, вернее, поручить подобрать их кому-то из многочисленной родни или помощников, непонятно. Хотя ведь любил детей, думал о них, заботился, во время коротких встреч старался как-то на них повлиять. Как пишет в своих воспоминаниях Светлана, «Нас, детей, он видел на квартире во время обеда, тут он и спрашивал об учебе, проверял отметки в дневнике, иногда просил показать тетради. Вплоть до самой войны, как это полагается делать всем родителям, он сам подписывал мой школьный дневник, а также дневник брата (пока тот не ушел в 1939 году в авиационную спецшколу). Все же мы виделись тогда часто, почти каждый день».
О том же сообщает и М. А. Сванидзе в своем дневнике в ноябре 1934 года: «Вася… последние полгода все время с отцом. Но внутренне он не заботится быть отцу приятным, так как учится неважно и ведет себя в школе на «удовлетворительно». Приходится всем окружающим скрывать от отца все Васины проделки. При отце он тихий и дисциплинированный мальчик». А чуть раньше она записывает: «Обстановка создана идеальная, чтоб учиться, развиваться и быть хорошими. Ужас в том, что дети чувствуют привилегированность своего положения, и это губит их навеки».
Привилегированность действительно губит, но Василия в конце концов погубила не привилегированность положения, а «верные» соратники Сталина, после его смерти бросившие сына вождя по надуманным обвинениям в тюрьму, а через год после нее и вообще, по мнению родственников и многих исследователей, сведшие его в могилу. Что касается воспитания, то могло ли оно после смерти матери и при крайней занятости отца быть идеальным?
Обстановку в семье Сталина ярко описывает в своих воспоминаниях приемный сын вождя Артем Сергеев. «…Дети воспитывались людьми, обслуживающими дом. Отношение этих людей к Василию было своеобразным: с одной стороны, они должны были его воспитывать, в чем-то ограничивать. С другой – боялись, что он пожалуется. Ну, а когда Василию минуло 11 лет, он остался без матери и оказался в руках работников охраны и учителей, которых брали в дом. А у семи нянек…
Василий был властолюбивым мальчиком, это да. Мы как-то с ним играли и перегородили вход в кабинет. Пришел Сталин, посмотрел, спрашивает: «Так. Кто тут у вас главный? Надо освобождать проход». Мы отвечаем, что оба главные. Он нам: «Нет, должен быть кто-то один главный, командир, а то когда два главных – вот так и получается – застряли. Тогда командование на себя беру я». Сразу сказал, кому куда встать, кому толкнуть, кому нажать – проход освободили. Ну а дальше говорит: «Том (меня так называли домашние) будет главным». Василий в ответ на это: «Ладно, пусть Том будет главным, а я чуточку главнее». «Нет, – говорит Сталин, – так не бывает. Главный всегда один, чуточку главнее не бывает, иначе выйдет неразбериха, и опять застрянете».
Еще один случай, рассказанный А. Ф. Сергеевым Екатерине Глушик: «Помню, однажды Василий прибегает домой, подходит к Иосифу Виссарионовичу и хвастает: “Папа, ребята, когда возвращались из школы, увидели, как старухи крестятся и молятся, так они бросили им под ноги пугачи-взрывчатку”. Сталин, нахмурив густые, черные как смола брови, со всей строгостью: “Зачем? Я спрашиваю, зачем они это сделали?!” Василий опешил: “А зачем они молятся?!” Отец ему в ответ: “Ты бабушку уважаешь? Любишь ее? А она тоже молится. Потому что знает чего-то такое, что ты не знаешь!»
Со Светланой не было проблем. Она училась очень хорошо. Была прилежной. Василию же отец порой жестко выговаривал. Конечно, какие-то проступки вызывали более серьёзные нарекания. Однажды сидели на даче за обеденным столом, Василий бросил кусочек хлеба в окно. Отец вспылил: «Вася! Что ты делаешь?! Ты знаешь, сколько в этом хлебе труда, пота и даже крови? Хлеб уважать нужно. Не всем хлеба хватает. И мы над этим работаем». Вася ответил: «Папа, я больше не буду, я нечаянно». На что Сталин ответил: «За нечаянно тоже бьют. Хлеб – всему голова. Его надо беречь и уважать».
«Когда нам исполнилось по 13 лет, мы с Василием нашли бутылку шампанского. Выпили. Домашние пожаловались Сталину. Он вызвал нас и спросил: «Голова не кружилась? О, значит, ваша голова не голова. Еще рано, надо подождать немножко». Наверное, если бы он на нас накричал, мол, такие сякие, не смейте, мы бы на следующий день еще попробовали…»
А вот про изучение истории, которую Сталин очень любил и хорошо знал.
«Летом в августе 1934 года на даче в Сочи Сталин и Киров работали, в частности, над указаниями по составлению учебника «История СССР», который вышел в 1937 году под редакцией профессора Шестакова. Сталин сам блестяще знал историю, в том числе историю войн, знал не просто все великие сражения, но и причины этих сражений, войн, знал, каково соотношение сил, чем закончились сражения: если поражение – почему, если победа – в результате чего достигнута.
Нам с Василием были даны задания. Каждому выдана книга – учебник истории Илловайского и Бельярминова, нужно было прочитать и отвечать на вопросы, выполнять задания. Думаю, помимо того, что нам хотели дать знания по истории, еще и смотрели, как усваивается тот или иной материал, что вызывает интерес или, наоборот, затруднения. Ну, пока не приехал Киров, у нас еще было свободное время, а потом мы даже забыли, что вблизи находится море.
Книги были не просто старые: над ними работал не один десяток, думается, читателей. И состояние их было, прямо скажем… И когда Сталин нам эти книги дал, мы их положили на терраску, где с Василием и жили. А терраска открытая. Убежали на соседнюю дачу играть в волейбол. Возвращаемся и издалека видим, что этот наш взгорочек, на котором находится дача, усеян белыми пятнами, по нему ходит Сталин, нагибается, подбирает что-то. Мы поняли: что-то случилось. Подбегаем, видим, что Сталин собирает листы. Оказывается, налетел ветер, его порывом учебник (а это был тот, что достался мне) разметало, и вот Сталин собирал разлетевшиеся листы.
Увидев нас, Сталин сказал пару серьезных резких слов в мой адрес: «У тебя что, на шее задница вместо головы?» Но эта вспышка гнева была секундной. Потом очень спокойно объяснил, что в этой книге описаны тысячи лет истории, что она далась потом и буквально кровью сотен людей, которые собирали факты, записывали, другими способами передавали, переписывали, хранили эти сведения. А потом ученые историки десятки лет перерабатывали эти сведения, чтобы дать нам представление об истории человечества. «А ты?!»
Велел нам взять шило, нитки, клей и привести книгу в порядок. Кстати, Василий в свои 13 лет имел элементарные навыки переплетного дела.
Вообще он был мастер на все руки. Пару дней мы возились с этой книгой: подбирали листы, складывали, сшивали, сделали обложку из крепкой бумаги. Работу мы выполнили аккуратно и с большим усердием. Показали починенную книгу Сталину, он сказал: «Вы хорошо сделали. Теперь вы знаете, как надо обращаться с книгами». Мы тут же пояснили, что мы и раньше не хотели её портить, мы не знали, что она совсем не сшита и что налетит сильный ветер, который ее развеет, получилось все неумышленно. Но это был такой урок, что с тех пор я даже газету порвать