Иосиф Сталин. Отец народов и его дети — страница 17 из 51

не могу. И у Василия трепетное отношение к книгам сохранилось до конца жизни.

Сталин на это заметил: «Имейте в виду: у ветра может быть большая сила. Он может и помогать, и разрушать». И тут же нам сказал, что создаются ветровые двигатели, где с помощью ветра получают электроэнергию. Спросил: «Вы про ветряные мельницы знаете? Ветер у ветряных мельниц вращает валы, давит на лопасти, на крылья, вращает их, крутит вал, а вал крутит жернова, которые и размалывают зерно до муки. Есть книги про эти мельницы. Почитайте. Там вы найдете много интересного». Вот такая история была с книгой.

По ходу разговора Сталин объяснял многие вещи так просто и ясно, что запоминалось на всю жизнь. Мы с Василием, получив задания по книгам, потом отвечали на вопросы Кирова и Сталина, и я не помню, чтобы даже учителя в школе могли так четко формулировать вопросы, так толково и доходчиво объяснять. Например, отвечая, я перепутал и вместо «Плутарха» сказал «плутократ». Сталин поиронизировал на мой счет, но тут же растолковал значение слов «плутократ», а затем «демократ», «аристократ». Причем сделал это очень ненавязчиво, доступно для понимания. При объяснении значения слова «плутократ» коснулся политической и социальной обстановки в мире и стране.

Или как-то я читал текст, книга была старой. И там встретилась буква «фита» – это такой кружок, а поперек волнистая линия. Я вместо города Фивы прочитал «Оивы». Сталин объяснил, что это за буква, почему её сейчас нет. Сказал, что нужно обучать людей грамоте, чтобы они умели читать и писать, и сделать так, чтобы обучиться можно было быстрее максимально большому количеству людей. Эти буквы – фита, ять – останутся для профессоров-лингвистов, а чтобы всем проще и быстрее научиться, азбуку немного упростили.

Ну, а если мы не очень хорошо выполняли задания, Сталин спрашивал: «Дорогой товарищ Киров, как Вы думаете, будем мы наказывать их сегодня?» Киров отвечал: «Великий вождь, давай не станем их наказывать на этот раз. Простим их». «Да? Считаете, что нужно на этот раз простить? Тогда так и сделаем, сегодня не станем их наказывать».

– …Между собой всегда у них с Кировым был юмор, – поясняет этот юмористический диалог Артем Федорович.

Учителя, о которых упоминает Артем Федорович, это то, что мы нынче называем репетиторами. Воспитателей, авторитетных, способных «взять в шоры» трудного подростка, не было. Так что эти функции приходилось выполнять охране. Охрана старалась, по мере своих возможностей и представлений о воспитании, а также исходя из указаний Сталина.

Вот он пишет в сентябре 1933 года коменданту зубаловской дачи С. А. Ефимову: «…Прошу Вас и Паукера (начальника сталинской охраны, – прим. авт.) устроить её (Светлану, – прим. авт.) в школу. Посоветуйтесь оба с няней и Каролиной Васильевной и определите, в какую школу её устроить. (К. В. Тиль присматривала за детьми и была экономкой в сталинском доме ещё со времен Надежды Аллилуевой, – прим. авт.) …Следите хорошенько, чтобы Вася не безобразничал. Не давайте волю Васе и будьте с ним строги. Если Вася не будет слушаться няни или будет её обижать, возьмите его в шоры… Держите Васю подальше от Анны Сергеевны (Аллилуевой, сестры Надежды, – прим. авт.): она развращает его вредными и опасными уступками».

Паукер тут же отвечает вождю на это письмо: «С Васей и учителем (с каждым отдельно) при Каролине Васильевне я имел серьезный разговор. Напомнил Васе его грехи, пригрозил. Он обещал мне с сегодняшнего дня вести себя хорошо. Учителю предложил не замазывать Васины проказы и не советоваться ему с Анной Сергеевной и бабушкой, а говорить обо всем Каролине Васильевне или звонить мне. Хорошо бы перевести его в другую школу. В 20-й очень много развинченных ребят – у меня намечена 25-я школа в Пименском пер. (Тверская). Там очень строго, большая дисциплина. В какую его группу зачислят – четвертую или пятую – покажут испытания. В эту же школу можно поместить и Светланку. Было бы хорошо взять ей учительницу. Я сегодня одну нашел. Знает немецкий, французский языки. Член партии с 1919 г. Одинока, ей 41 год – хороший педагог. Она бы могла и Васе преподавать языки. По всем вопросам прошу Вашего согласия и ответа».

Начальник охраны Паукер был вдобавок еще и председателем общества «Друг детей» при ОГПУ СССР, поэтому, возможно, Сталин считал, что он занимается подбором учителей со знанием дела. Паукер вообще был очень услужлив, как пишет некий современный беллетрист Орлов, «Абсолютно все, что имело отношение к Сталину и его семье, проходило через руки Паукера. Без его ведома ни один кусок пищи не мог появиться на столе вождя. Без одобрения Паукера ни один человек не мог быть допущен в квартиру Сталина или на его загородную дачу. Он изучил сталинские вкусы и научился угадывать его малейшие желания…» Увы, Паукер выполнял приказы и просьбы не только Сталина, но и Ягоды, начальника ОГПУ и видного, как оказалось, троцкиста, поэтому в 1937 году был расстрелян и даже в хрущевские времена при массовых реабилитациях троцкистов не реабилитирован. Но тогда, в 1933-м, Сталин ему доверял и вскоре ответил: «Согласен на все Ваши предложения о Васе и Светлане. Сталин».

Васю перевели в новую школу, и вскоре он уже сам написал отцу о своих впечатлениях: «Здравствуй, папа! Я живу средне и занимаюсь в новой школе очень хорошей и думаю, что я стану тоже хорошим Васькой Красным… Привет тебе от нашего трудового коллектива».

Васька Красный – так он сам называл себя в детстве. Так его называли друзья и товарищи. Так, в шутку, его называл и отец, отвечая на его детские письма. Васе нравилось это прозвище, оно ему шло. И не только из-за цвета волос, который оба они со Светланой унаследовали от своей грузинской бабушки Екатерины, матери Сталина. Василий, сын вождя, был «красным» и по духу, и по убеждениям. Он боготворил отца, никогда, как это, по его и не только его мнению, сделала Светлана, не предавал его и память о нем, никогда, как Яков, не подвергал никаким сомнениям правильность отцовских идей и взглядов, которые стали и его взглядами и убеждениями.

Что же касается новой школы, то вскоре Васька Красный и в новых педагогах разочаровался: уж слишком трепетно они к нему относились, не могли даже самостоятельно решить вопрос, можно ему играть в футбол в школьной команде или нет, боялись, как бы он не получил травмы. Приходилось снова вступать с отцом в переписку. «Я живу ничего, хожу в школу, и вообще жизнь идет весело. Пап, я играю в первой школьной команде по футболу, но каждый раз, когда я хожу играть, бывают по этому поводу разговоры, что, мол, без папиного разрешения нельзя и вообще. Ты мне напиши, могу я играть или нет. Как ты скажешь, так и будет… У меня маленькая просьба, чтобы ты прислал немного персиков».

Отец в тот раз и персиков прислал, и в футбол играть разрешил, но так было не всегда – за плохую учебу и шалости, не раз бывало оставлял и без подарков.

Потому что охранники, зная характер Сталина, сообщать неправду не рисковали, докладывали всё, как есть: «Светлана учится хорошо. Вася занимается плохо – ленится, три раза Каролине Васильевне звонила заведующая школой, говорила, что Вася один день не стал в классе заниматься по химии, через несколько дней отказался по географии, мотивируя отказ, что не подготовился. В тетрадях по письму пишет разными чернилами, то черными, то синими, то красными, что в школе не разрешается. Бывают случаи – в школу забывает взять то тетрадь, то вечную ручку, а другой ручкой он писать не может и отказывается.

7. IX в школу не пошел совсем, говоря, что у него болит горло, но показать горло врачу отказался, температура у него была нормальная, а перед выходным днем и в выходной день он уроков не делал и, по-моему, в школу не пошел не потому, что у него болело горло, а потому, что не сделал уроков, и болезнь горла придумал, чтобы не идти в школу.

Вася имеет большое пристрастие к игре в футбол, так что через день после уроков в школе идет сыграть в футбол и домой приходит вместо 3 часов в 6–7 часов вечере, конечно, усталый, и учить уроки ему трудновато, тем более что учителя у него нет. Я его отпустил по распоряжению «тов. С.» (По распоряжению тов. Сталина, конечно, и как видно, зря, – прим. авт.), а с учительницей Вася занимается только по немецкому языку, а по остальным предметам он за помощью к ней не идет, говоря, что справляется сам.

19. IX. по двум предметам в школе получил отметку «плохо», так что у него есть уже 5–6 отметок на «плохо».

Несколько дней тому назад у Васи в кармане Каролина Васильевна обнаружила 10 рублей, на вопрос, откуда у него деньги, он вперед ей ответил, что не твое дело, а потом сказал, что он продал альбом с почтовыми марками, альбом этот ему был кем-то подарен.

19. IX. он на листе бумаги писал все свое имя и фамилию, а в конце написал Вася Ст… (написано полностью) родился 1921 года марта месяца, умер в 1935 году 20.IX. мне об этом сказала Каролина Васильевна. Записки я сам не видел, так как она ее уничтожила, эта надпись производит нехорошее впечатление. Уж не задумал ли он что?

Отношения с ним бывают хорошие, а бывают и такие, когда он капризничает.

В Кремле с ним вместе живет Том, с которым он и проводит время. Каждый выходной день дети проводят в Зубалове.

Вообще Вася чувствует себя взрослым и настойчиво требует исполнения его желаний, иногда глупых. Почему у нас и происходят с ним разногласия, которые почти сейчас же аннулируются благодаря моим доводам и уговорам».

Это письмо написал Власику снова тот же Ефимов, комендант зубаловской дачи – с тем, чтобы тот доложил о поведении и жизни сына Сталину.

Самому Сталину Ефимов, непосредственно общающийся с Василием, по законам субординации докладывать, видимо, был не должен. Какое уж тут могло получаться воспитание, с такой-то многоступенчатой системой подчинения и общения! И, главное, все эти люди, возможно, неплохие и по-доброму относящиеся к детям, не были воспитателями. Они пытались влиять на подростка Васю в силу своих понятий о плохом и хорошем, в силу своего авторитета, который, скорее всего, не мог быть слишком высоким, потому что это были люди подчиненные, стоящие ниже сына вождя на ступенях социальной лестницы. Во всяком случае, родителей заменить они никак не могли. А поскольку письмо Ефимова датировано сентябрем 1935 года, то получается, что Васе было в это время 14 лет – самый сложный, переломный подростковый возраст. И никого близкого рядом, кроме Артема. Однако Артем, пусть более спокойный и уравновешенный, но все-таки такой же подросток, вряд ли мог направить Васю на путь истинный. Да вряд ли и помышлял об этом. Потому ничего особо хорошего от такого воспитания ожидать вроде бы не приходилось. Однако становление личности – сложный процесс, на который оказывает влияние множество факторов. И что скажется сильнее: отсутствие профессиональных воспитателей и практическое отсутствие родителей или вот такие мимолетные, но яркие и сильные впечатления, которые оставляли в памяти Артема и, надо думать, Василия слова и поступки их отца, непререкаемого авторитета не только для них – для всего народа и всей страны – это еще большой вопрос.