Но если внимательно прочитать приговор, то возникнет немало вопросов. Например, В. Сталин обвинен в том, что ВВС МВО сделано 19 незаконных самолетовылетов за границу. Вместе с тем все вылеты за границу оформляются только через ЦКП Главного штаба ВВС и МИД. Сделано 93 незаконных «дальних» вылетов. Но в чем проявилась эта «незаконность», не указано.
В обвинении записано, что на дачу возили ему фураж, которым адъютанты кормили двух лошадей, теленка, кур, семь индюков и двадцать голубей. Общая сумма этого «великого ущерба», нанесенного боевым генералом и, между прочим, сыном вождя, не указана. Иск не предъявлялся.
Передо мной лежит опись арестованного имущества – 76 пунктов. Самое ценное – коллекция ружей, в основном подаренных отцом, шашек, подаренных К. Е. Ворошиловым, седло – подарок С. М. Буденного. Больше ничего интересного нет: настольные часы, охотничьи сапоги, ремни, фотоаппарат, киноаппарат, две байдарки, два велосипеда, два мотоцикла (подарок И. В. Сталина), автомашина «паккард».
Таков взгляд квалифицированного и объективного юриста, сформировавшийся после изучения дела Василия Сталина. В результате Сухомлинов делает следующие выводы:
«Приговор: восемь лет лишения свободы с поражением в политических правах на два года.
Критики приговор не выдерживает. Доказательства не приводятся, год рождения подсудимого указан неправильно, юридическая аргументация выводов суда отсутствует, в списке наград пропущена медаль «За оборону Сталинграда», ссылок на нарушенные нормативные акты нет, квалификация не мотивирована. В приговоре не решен вопрос о возмещении ущерба (если считать, что он есть, то нужно было заявлять гражданский иск), и не решен вопрос, как быть с арестованным имуществом. Никто не может объяснить, почему Василий отбывал наказание в тюрьме, хотя по приговору он должен был находиться в исправительно-трудовом лагере. Кто хоть чуть-чуть знаком с этим вопросом, знает, что «крытая» тюрьма и лагерь – это две большие разницы. День тюрьмы идет за три дня лагеря».
«Чем же мешал далекий от политики Василий? – спрашивает Сухомлинов. – И сам же отвечает: – Как известно, расправы над «членами семей» всегда были нашей славной традицией. Таким образом новая власть утверждала свою силу, показывала народу, что возврата к плохому старому не будет.
Сын «отца народов» мешал, причем всем. Он был потенциальный наследник культа личности, а значит, как бельмо в глазу. По всем законам жанра его нужно было если не стереть в порошок, то хотя бы держать под надзором, да с таким ярлыком, чтобы каждому было ясно – там ему, гаду, и место! Поэтому когда через два месяца главой государства стал Хрущев, он сразу дал понять, что ему вмешиваться в это дело «не с руки», не он же его арестовывал, значит, и спрос не с него».
Однако при всем уважении к Сухомлинову, давшему абсолютно объективный анализ дела Василия Сталина, хочется повторить: суть не только в том, что он был «потенциальный наследник культа личности». Или совсем не в том. Не был Василий наследником культа своего отца, это понимали все – и его враги, и его друзья. Не та фигура. Он на такое наследство и не претендовал. А вот то, что знал, видел и понимал слишком многое, как о смерти отца, так и о побудительных мотивах, ее вызвавших, – это другое дело. За это и поплатился. И для Хрущева в таком качестве Василий был не менее опасен, чем для Берии, поэтому и не выпустил он его из тюрьмы, а когда выпустил, то сделал все, чтобы Василий, в отличие от Светланы не понявший, как теперь полагается себя вести, не начал говорить лишнее.
Между прочим, после ареста Василия пострадали и ВВС МВО. Друзей Василия разогнали по другим округам. Полковник Сергей Долгушин, Герой Советского Союза, поехал командовать дивизией тех же фронтовых бомбардировщиков Ил-28 на станции Обозерская Архангельской области, полковник и тоже Герой Володя Луцкий из подмосковной Кубинки уехал командовать истребительной дивизией в пос. Алакурти на Кольский полуостров. Потихоньку начали стирать память о Василии. Штаб ВВС округа позже перенесут на задворки Центрального аэродрома на Хорошевское шоссе, упразднят газету «Сталинский сокол», расформируют и знаменитый 32-й ИАП, тот самый, где было выращено 18 Героев и который в войну сбил более 500 самолетов врага. Им, как вы помните, начинал командовать Василий Сталин.
Тюрьма
После суда Василий, в соответствии с приговором, должен был немедленно отправиться в исправительно-трудовой лагерь. Но это рождало новую проблему. Сын Сталина – боевой офицер, только что водивший флагманский самолет на ежегодных парадах – окажется в лагере?! Как на это отреагирует народ? Не решит ли, что к власти пришли изменники и предатели, которые убили отца, о чем и так ходят упорные слухи, а теперь взялись за сына? Усидит ли в Кремле такая власть?
И тогда принимается очередное незаконное решение – местом отбывания наказания Василию избрать тюрьму. Это намного страшнее, хуже, тяжелее, чем лагерь. Но в какой тюрьме его содержать? Еще почти полгода Василий сидит в Лефортово. Приговор в отношении его не исполняется. Прокуратура, точнее, её подразделения, осуществляющие надзор за местами лишения свободы и исполнением наказаний, бездействуют. В это время КГБ ведет подготовительную работу с тем, чтобы по возможности приравнять условия содержания Василия в тюрьме к лагерным условиям, чтобы создать хотя бы видимость законности.
В конце концов для этого была выбрана Владимирская тюрьма, знаменитый Владимирский централ, где держали инакомыслящих.
Василия Сталина доставили во Владимирскую тюрьму 3 января 1956 года. Здесь ему предстояло отбыть 8 лет лишения свободы.
– Во 2-й Владимирской тюрьме, – рассказывала позже дочь Василия Сталина, – отца содержали под фамилией Василия Павловича Васильева. Мы с мамой каждую неделю навещали отца. Это были одночасовые встречи в обеденный перерыв. Отец любил наши приезды, очень их ждал. Во время встречи отец утверждал, что суда над ним не было. Часто, когда мы его ожидали, через открытую дверь в коридоре было видно, как его вели. В телогрейке, ушанке, в кирзовых сапогах, он шёл, слегка прихрамывая, руки за спиной. Сзади конвоир, одной рукой придерживающий ремень карабина, а другой державший палку отца, которую ему давали уже в комнате свиданий. Если отец спотыкался и размыкал руки, тут же следовал удар прикладом… В письмах, которые передавал через нас и посылал официально, он доказывал, что его вины нет. Он требовал суда. Но всё было бесполезно.
Однако бывший охранник Владимирской тюрьмы А. С. Малинин слова Надежды опровергает. «Его привезли поздно ночью, – рассказывал он много позднее Сухомлинову, – я тогда был на дежурстве. Одет он был в летную кожаную куртку, худощавый такой, с усиками. Мы уже знали, что он будет числиться по тюремному делу как «Васильев Василий Павлович». Это было согласовано с Москвой… Через месяц его перевели в третий корпус на третий этаж, в угловую камеру. Там он и отбывал весь срок – до осени 1959 года, когда его опять увезли в Лефортово. Официально от всех скрывали, что это сын Сталина, но почти все мы это знали и звали его просто Василий. Раза два он болел, нога у него сохла, с палочкой ходил, лежал в нашем лазарете. В тюрьме работать нельзя (только сидеть!), но для него, по его просьбе, сделали исключение и разрешили работать в нашей слесарной мастерской, так он инструменты из Москвы выписывал – чемоданами… Ничего плохого про него сказать не могу. Вел себя спокойно, корректно, и мы относились к нему так же. Помню, вызывает меня начальник тюрьмы: «У твоей жены сегодня день рождения, возьми и передай поздравления». Дают мне корзину, а в ней 35 алых роз. Я сначала не понял, с чего это такая забота о моей жене. А потом выяснилось: 24 марта Василию исполнилось в тюрьме 35 лет, ему передали корзину цветов, а он в камеру их нести отказался. «Завянут быстро, – говорит, – без света. Отдайте кому-нибудь из женщин». Жена моя до сих пор этот букет забыть не может. Таких цветов ей в жизни никто никогда не дарил…
Где-то читал, что когда вели Василия на свидание с женой и дочерью, то били его прикладами. Глупость какая-то и ложь откровенная. Никто его не бил. А с оружием у нас во все помещения тюрьмы вход категорически запрещен. Начальник тюрьмы М. А. Дедин приказал сделать ему в камере дощатый пол, чтобы было теплее, а прокурор по надзору В. И. Пегов на это «закрыл глаза».
Личных свиданий тогда в нашей тюрьме было не положено, а ему давали, причем и с «законными» женами – Бурдонской и Тимошенко, и с «незаконной» Васильевой. «График» посещения Василий устанавливал сам. Из-за этого потом они поругались…»
О женах надо сказать особо, поскольку до сих пор была упомянута только одна из них, первая и законная, Галина Бурдонская. Однако с Галиной Василий расстался довольно быстро, еще во время войны. Горячая любовь быстро остыла, неуправляемого, любвеобильного, склонного к выпивке Василия держать в руках молоденькой Галине не удавалось. Несколько раз она уходила от мужа с вещами, но тот, любивший детей, каждый раз обещал исправиться, и она возвращалась. Окончательно разорвали они отношения уже после победы, причем сына и дочь отец оставил при себе, позже объяснив уже третьей жене, Капитолине Васильевой, что Галина, увлекшись богемной жизнью, сама не настаивала на том, чтобы забрать детей. Так это или нет, уже не установишь. Факт в том, что Василий даже видеться с матерью детям почему-то не разрешал. Был за что-то обижен? Но и она была обижена, даже начала пить и курить… Это сказалось на здоровье. Галина потом дважды выходила замуж, но и новые браки длились недолго.
Когда начался роман Василия с Екатериной Тимошенко, точно не известно, но уже в конце 1945 года он перевез ее к себе в Германию, где командовал авиационным корпусом, а в 1946 у них родилась дочь Светлана. Для детей мужа от первого брака она стала мачехой, причем, как уверяет сын Василия и Галины Александр Бурдонский, мачехой злой: детей обижала и даже недокармливала. Может быть, тут сказалось тяжелое детство самой Екатерины. В молодости ее отец Семен Тимошенко полюбил в Минске неведомо каким образом оказавшуюся там красавицу-турчанку Нургаиль. Вскоре сыграли свадьбу. А через десять дней после рождения дочери Кати молодая мамаша, перевязав груди полотенцем, сбежала бесследно.