егодня в Индии сети основана на технологиях, разработанных в «Наукоме». Хотя, может, Президент и прав – неизвестно, до чего могли докопаться эксперты «Наукома».
А докапываться есть до чего. Большая часть «командных серверов китайских ломщиков» была организована под тщательным контролем машинистов ведомства генерала Лала. Остальные, на самом деле являвшиеся серьезными центрами подготовки цифровой атаки на индийские правительственные структуры, не имеющие, впрочем, никакого отношения к Китаю, присоединились к проекту, не подозревая, что их специально втягивают в авантюру, чтобы уничтожить. Но заявление «Karpovsky» о поддержке властями Народной Республики талантливых ломщиков полностью соответствовало действительности. Пора поставить поднебесников на место.
Вся шумиха со взломом – разумеется, ничего ценного в ходе этой «атаки» не пострадало и не попало в руки машинистам «CyberSecur» – была организована лишь для того, чтобы прикрыть настоящую атаку, которую проводили индийские машинисты.
В итоге с серверов поднебесников были слиты сотни терабайт данных, среди которых Лал так и не нашел ответ на интересующий его вопрос: где китайцы ищут процессор, след от которого не так давно появился в сети?
– Они называют его «пустотником», – сообщил Раджагонапал Сридар, машинист, руководивший успешно завершившейся операцией.
Лал усмехнулся.
– И что нам это дает?
Сридар опустил глаза. Ему, как и большинству машинистов, в первую очередь был интересен сам взлом. У него горели глаза, он просто светился от счастья, что удалось переиграть китайских коллег. И, судя по молчанию официального Пекина, можно предположить, что атака осталась незамеченной. Во всяком случае, пока.
– Мне нужно знать другое. Китайцы активно летают над северной Мьянмой, они ищут там процессор. Мы тоже ищем. Но мы не знаем, где его можно искать – кроме разрушенного завода «Фармы 1», на котором определенно уже побывали поднебесники, там нет ни одного объекта, где могла бы работать сеть. Даже до Пралайи... до Катастрофы сетевого сигнала в тех краях не было. Тогда откуда мог исходить этот... как вы его называете?
– «Резонанс», – подсказал Сридар.
– Да, «резонанс». Ваши специалисты, Раджагонапал, могли ошибиться в расчетах?
Сридар нервно покусывал губы. На его лице запечатлелась усиленная работа мысли – он, похоже, прикидывал, где могла закрасться ошибка. Время от времени он качал головой, словно разговаривая сам с собой.
– Н-нет... Все правильно. Я не могу сейчас все просчитать без оборудования, но выбранный алгоритм полностью соответствует изначальным условиям. Позиционирование...
– Я вас умоляю, Раджагонапал, – вмешался в разговор заместитель Дханпатрай Бхадури, – не нагружайте нас терминами машинистов. Мы и без того...
Абхай Лал жестом заставил Бхадури замолчать.
– Тогда откуда взялся этот «резонанс»? – спросил генерал. – Поднебесники что-то знают про мьянманский север. Они были там во времена последней волны Нефтяных Войн. Потом ушли. Ваша задача состояла в том, чтобы выяснить, что там могло остаться.
Сридар вздохнул.
– Данных слишком много, мы не успели их систематизировать. Возможно, необходимая информация есть в массиве, но он слишком велик, чтобы найти ее за полдня.
– Идите, Раджагонапал. И найдите то, что нас интересует.
Машинист слегка поклонился, прикоснувшись лбом к сложенным вместе пальцам, и прошел к двери, осторожно ступая по устилающим пол коврам. Когда он взялся за ручку, чтобы открыть дверь, генерал окликнул его:
– У вас есть два-три дня, не больше.
И добавил после того, как машинист исчез, плотно закрыв за собой дверь:
– У нас у всех времени в обрез. А что начнется потом – сказать трудно.
Эпоха тритонов закончилась. По всему миру оставалось еще несколько тысяч придурков, ширяющихся синдином и играющих в робингудов сети. Только тритонов как эпохи, как национальной угрозы больше не существовало. Несмотря на то, что «троица Сорок Два» никуда не делась, а секрет синдина перестал быть секретом. Лал видел только одну причину этого несоответствия – исчез тот, кому было выгодно существование тритонов. Они просто стали не нужны. Как локомотив «суперсобаки» не может пригодиться там, где нет ни трассы с магнитной подушкой, ни электричества.
– Что говорят аналитики?
– Активность китайцев в регионе снизилась, на бывшем заводе «Фармы» следы свежего пожара, в сети «резонанс» не повторялся. Опять же – поднебесники никак не отреагировали на атаку их серверов нашими машинистами. Здесь и без аналитиков понятно, что вероятность того, что этот «пустотник» у китайцев, очень высокая.
– Сколько?
– Восемьдесят четыре процента. С десятыми.
Лал покачал головой.
– Значит, шестнадцать процентов на нашей стороне.
– Не совсем так, сагиб, – возразил Бхадури. – Три процента, что процессор в руках европейцев, и восемь – у корпораций. Оставшееся за то, что «пустотник» все еще не нашли. Аналитики исходили из предположения, что Индия процессором не владеет.
Генерал усмехнулся. Лал не ожидал подобной наивности от своего заместителя.
– Тогда можешь выбросить отчет аналитиков на помойку. И устройте выволочку аналитическому отделу: это, в конце концов, не мое дело – отбирать параметры и критерии.
– Конечно, генерал, – Дханпатрая явно смутился.
– Какие данные по той камере, что притащили наши «нефтяники» с завода «Фармы 1»?
Бхадури кивнул и повернулся к коммуникатору. На экране появилось изображение, разделенное на несколько кадров. Везде мелькал один и тот же молодой человек, индиец, почти голый, облаченный только в широкий пояс неяркого, вероятно застиранного, красного цвета. В руках он держал тонкий, похоже, что шелковый, цветастый платок. На лице парня застыла гримаса не то ужаса, не то отвращения. Или и того и другого вместе. Он несколько раз проходил в поле зрения камеры, и каждый раз выражение тревоги на его лице усиливалось. На последнем кадре он уже был одет в совершеннейшее рванье, а в правой руке держал что-то размером с кулак. Цветастый платок теперь болтался, заправленный в красный пояс, повязанный поверх одежды.
– Что у него в руке?
– Изображение не очень четкое, – весь экран занял увеличенный фрагмент исходного кадра. Кисть руки парня и два небольших, слегка поблескивающих свертка в ней. – Но, похоже, это «джьяду гумра», упакованный в целлофан, и еще один шелковый платок. В него тоже что-то завернуто. Насчет наркотика – именно в такой упаковке он и появляется у оптовых дилеров.
– Этот парень – наркоторговец?
Нет, маловероятно. Один пакетик – это не партия. Это скорее вор, стащивший плохо лежавший образец.
– Вряд ли, – подтвердил рассуждения генерала заместитель. – Он тхаг, а шелковый платок – это румаль.
– Поклонники Кали?
О тхагах генерал знал довольно много. И об их румалях тоже. Эти религиозные фанатики стояли костью в горле – правительство требовало скорейшего решения проблемы жестокого культа, поклонники которого под предлогом жертвоприношения богине устраивали кровавые игрища в северных штатах. На самом деле за всей этой возней, как всегда, крылись деньги. Огромные оборотные средства из теневой экономики, в последний год чуть ли не переплюнувшей оборот экономики официальной. Но сами тхаги вершили свое черное дело во имя богини искренне, в большинстве своем не получая за это ни гроша. Даже их предводители – джемадары – редко были в доле.
– Именно они. И еще один интересный факт: люди, обгоревшие трупы которых нашли на территории «Фармы» «нефтяники», по заключению экспертизы, умерли в результате удушения, а не вследствие пожара. Когда их поливали напалстером, они уже были мертвы. Возможно, не первый день.
В то, что процессор увели тхаги, генерал поверить не мог. Во что угодно, только не в это. Скорее всего, дело тут было в «джьяду гумра». И брикет с порошком – яркое тому подтверждение. И потом, на разрушенном заводе нашли остатки самодельной лаборатории, в которой, вероятно, и производили наркотик. Но никаких признаков процессора.
Машинисты еще утром передали генералу отчет с предварительными данными по сканированию сети зданий «Фармы». Того, что от нее осталось после землетрясений и пожаров. Следов загадочного «резонанса» на уцелевших носителях сети не обнаружено. Но где, в таком случае, этот треклятый процессор?!
Лал несколько раз плавно набрал полные легкие воздуха и сделал длинный выдох. Нужно успокоиться. Пока никто не применил этот «пустотник» в действии, пока нет никаких доказательств, что процессор у поднебесников. Одни предположения. Во всем.
– Нужно найти этого тхага, – сказал Лал, не оборачиваясь к заместителю. Он смотрел на улицу, отлично видимую сквозь высокую ажурную решетку ограды.
Думает ли он о тех людях, что плотной толпой спешат сейчас куда-то по своим, неведомым генералу делам? Или все его старания, все усилия лишь дань тщеславию и жажда власти?
Гуру Шарма сказал, что мир пошатнулся, но устоял. Боги все так же пребывали в своем мире, и миров, подобных здешней вселенной, многие миллионы – мириады. Ибо нет границ замыслу богов. Могли ли люди, являясь лишь тенью, проекцией даже не мысли – ее отголосков, – что-то изменить? Был ли инструмент, имелась ли возможность?
Абхай Лал нервно потирал запястье. Станция – вот что способно изменить мир. Именно поэтому Мертвый вцепился в нее мертвой хваткой. Дело не в каких-то там восьми новых мирах, дело во власти, которую могла дать Станция, в той мощи, что она производила. Она стала местом перехода – в иные миры, в другие измерения ли, – ее наполняла сила Традиции. Пусть чужой, но это поправимо. Главное – добраться туда.
Так сказал Гуру. Так думал генерал.
А «пустотник», гипотетический суперпроцессор, мог обеспечить доступ туда. Если верить машинистам госбезопасности – а не верить им не было никаких причин, – с помощью невесть откуда появившегося суперпроцессора можно обеспечить доступ куда угодно. Если возможности процессора хотя бы наполовину соответствовали имеющимся описаниям, то в сегодняшних сетевых технологиях преград для него не существовало никаких.