Ли Ханьфанг сделал шаг в сторону окна, и на секунду ему показалось, что за белой занавеской кто-то стоит. «Дыродел» мгновенно взлетел вверх, уставившись черным глазком ствола на неясный силуэт. Из-за развевающейся на ветру белой ткани послышался чей-то тихий смех.
И скрежет острых акульих зубок, ты слышал?
Майор резким движением дернул занавеску, карниз с грохотом полетел на пол. Конечно же, там никого не было. Только пластиковая рама тихо поскрипывала на давно не смазывавшихся петлях.
За окном вниз уходили осыпающиеся от времени бетонные перекладины, по которым легко можно было спуститься вниз. Архитектурные излишества, чтоб им!
Все-таки Окоёмову удалось удрать. Вместе с технологией, которая хранилась в голове старика.
Ли Ханьфанг знал, что нужно сделать. Он многократно представлял себе, как это произойдет. Но какой-то русский, делавший вид, что попал сюда совершенно случайно, путал все планы.
Майор с силой ударил рукояткой пистолета по раме окна. Стекло со звоном обрушилось вниз, а с улицы, из густых зеленых зарослей, снова послышался тихий девичий смех.
Глава 41
Время – лучший разрушитель из всех, известных человечеству. Даже мощь ядерного взрыва меркнет рядом с тем, что способно сотворить время. Разумеется, в последнем случае придется подождать, но то, что не смогла разрушить цепная реакция, обязательно уничтожит время. Если ждать достаточно долго, то исчезнет и Вселенная вместе с атомами, электронами и протонами. Вместе с людьми и богами. Вот только интересно – останется ли само время?
Проржавевший, скособоченный грузовик, который удалось найти в Мьичине Окоёмову, казалось, сумел договориться с беспощадным временем о помиловании. Автомобиль пыхтел, плевался черным вонючим дымом, но, хотя и вздрагивая то и дело, продолжал устремляться вперед по ухабам давно не знавшей ремонта дороги.
Окоёмов особенно не вдавался в подробности, откуда этот монстр взялся. Скорее всего, остался с тех пор, когда мир еще не знал Большого Нефтяного Голода. Кто-то сохранил грузовик, наверное, его оставили как экспонат коллекции или что-то вроде того. Но теперь автомобиль пригодился. Самой большой для Окоёмова загадкой остался вопрос, где хозяин раритета добыл топливо. Но невысокий бирманец с хитрым взглядом получил хорошую плату – почти все деньги, что оставались у Окоёмова, – кроме того, он в любом случае отправлялся в Мандалай.
В кузове, где сидел Окоёмов с Кхайе и Часовщиком, было еще несколько человек. Все местные и, судя по затравленным взглядам, ехали в Мандалай на заработки впервые. Если судить по выражениям лиц, попутчики не надеялись когда-нибудь вернуться домой.
– Как ты думаешь, зачем им в Мандалай? – кивнув на сбившихся в кучу людей, спросил Окоёмов.
Кхайе замерла в объятиях Василия. Она не шевелилась, а ее тело было напряжено, будто девушка замерзла и вот-вот начнет дрожать. Окоёмов машинально постарался обнять ее крепче, чтобы согреть, хотя, несмотря на ночь, температура воздуха явно зашкаливала за тридцать градусов. Ночной воздух давно стал влажным и каким-то липким, отсюда, из-под тента, неба видно не было, но и так ясно, что скоро пойдет ливень. Главное, чтобы дорогу не размыло, иначе придется снова идти пешком.
Часовщик давно спал, улегшись на каких-то тюках в углу у борта. Его тщедушное тело подскакивало и с сухим стуком падало на деревянный настил кузова всякий раз, когда грузовик натыкался на очередную кочку или проваливался в одну из многочисленных ям. Чжи Бяо громко сопел и, загребая руками, словно краб клешнями, забирался обратно на тюки. Все это он проделывал во сне, так ни разу и не проснувшись.
– Они ищут лучшей жизни, – ответила Кхайе. – Как все.
– Хорошо там, где нас нет, – сказал Окоёмов.
– Что ты имеешь в виду?
Василий отстранился от девушки, посмотрел ей в глаза. Она вздрогнула, но, опомнившись, снова прильнула всем телом к мужчине.
Значит, ему не показалось там, возле отеля, когда они спускались по бетонным перемычкам. Слова, к которым относился вопрос Кхайе, были произнесены по-русски. Бирманская девчонка никак не могла знать русского языка, переводчик стоял в ее «балалайке», которой, если ей верить, она и пользоваться-то особенно не умела. И ее английский стал лучше с тех пор, как впервые она заговорила с ним. Много лучше.
– Ты не бирманка.
Окоёмов не спрашивал, он делал выводы из того, что видел и слышал.
– Послушай, я...
– Не важно, – перебил ее Окоёмов. – Почему ты спасла меня там, в джунглях?
– Просто...
– Почему?
– Тебе обязательно нужно, чтобы все имело причину? Чтобы во всем присутствовал умысел? Я же сказала – просто. Потому что ты умирал, а я могла помочь. Потому что... потому что мы люди, в конце концов!
Все-таки она начала дрожать. От возмущения и горечи. Ее щеки стали влажными от слез – Окоёмов чувствовал это своей небритой щекой, к которой прижималась Кхайе.
Группка перепуганных местных сбилась в еще более плотную кучу после резких слов девушки. Они не понимали ее, но эти забитые люди боялись всего, даже повышенного голоса соседки, говорящей на непонятном языке.
– Ведь я пытался убить тебя, – пробормотал Окоёмов, елозя губами по мокрой щеке девушки. Во рту сделалось солоно от слез.
– Ты был не в себе, тебя укусила змея.
У него было достаточно времени, чтобы все обдумать. Он поверил в ее рассказ о змее, так было удобней. Тем более что змей в этих джунглях было хоть отбавляй. Но все изменилось с тех пор, как выяснилось, что он не просто потерявшийся в диких местах путник. С тех пор, как он подключил свою «балалайку» психоприводом к замечательному спутниковому коммуникатору, который ему выдали. Теперь он снова стал служителем, он выполнял то, что должен, то, для чего был предназначен. Не важно – хорошо это или плохо, это наполняло смыслом его бестолковое существование. С этих самых пор его сознание, до того дремавшее от бездействия и чувства обреченности, будто бы включилось. Он начал замечать многие вещи, которые раньше не имели для него никакого значения.
– Не было никакой змеи. Здесь, – Василий показал не небольшой шрам, оставшийся после «лечения» Кхайе, – была радиометка, которую мне поставили в лагере наемников. Они говорили, что это какая-то прививка.
– Но...
– Стали бы они тратиться на прививку ради швали, которую так и так собирались пустить под нож.
Окоёмов отстранился от Кхайе, чтобы видеть ее лицо.
– На кого ты работаешь?
Задавая этот вопрос, Окоёмов сам был в одном шаге от того, чтобы разрыдаться. Он на самом деле не мог представить себе, что в мире может что-нибудь происходить просто так, без какого-то – доброго ли, злого ли – умысла. Он слишком живо помнил те ночи, что они провели с Кхайе вместе. Это тоже было частью плана? В это верить не хотелось.
Разумеется, она все продумала. Ведь теперь ты не сможешь ее убить, если придется? А если и сможешь – сто раз подумаешь перед тем, как спустить курок.
– Ни на кого.
Глаза опущены, губы плотно сжаты, ноздри раздуваются в такт дыханию.
– Тогда для чего ты вынула метку?
– Тебя бы искали.
Конечно, искали бы. И нашли бы, причем вместе с тобой. А вот этого тебе как раз и не было нужно.
– Для чего тебе это?
– Я хотела добраться до порта. Мне необходимо убраться отсюда.
– И все?
– А этого мало? Я же не спрашиваю, для чего ты тащишь старика в Магуэ? Или ты полагаешь, что я поверила в твое неуемное желание вылечить его?
Окоёмов отвернулся и тяжело вздохнул. Тема «джьяду гумра» не давала ему покоя.
– Это не лечится. Ты знаешь, кто этот старик?
– Откуда?!
– Что ты вообще делала здесь?
Кхайе усмехнулась.
– Пряталась. Что же еще?
– А теперь Мьянма перестала тебя устраивать в качестве убежища? Или...
Окоёмов внезапно замолк, вспомнив, что сделал их «номерной» отряд с деревней, в которой жила Кхайе.
– Извини, – сказал он. – Даже если они были тебе чужими людьми...
– Они не были мне чужими. Я прожила вместе с ними почти год, я стала для них своей. Но дело не в этом – меня ищут. Наверняка это кто-то из ваших. Скорее всего, та женщина, которую ты называл восемнадцатой. Это ее имя?
– Нет, номер в отряде. Мы не пользовались именами.
– Понятно, – Кхайе кивнула. – Рано или поздно она все равно найдет меня. Она профессионал, убийца, возможно, dd.
Насчет восемнадцатой Окоёмов верил – он давно подозревал, что она пришла в джунгли ради собственных интересов, и видел, как метко она стреляла, ее профессионализм не оставлял никаких сомнений.
– Но почему ты сама не стала добираться в Магуэ? Зачем тебе нужен был я?
Вопросы, по сути, были риторическими, Окоёмов не собирался верить ни одному варианту.
– Потому, черт тебя дери, Бэзил, что я маленькая слабая женщина. А ты здоровый мужик с оружием, – Кхайе почти кричала, от возмущения ее тонкие пальцы сжались в кулачки, на которые невозможно было смотреть без умиления, а на глазах снова показались слезы. – И дурак к тому же!
Ну и что с ней делать?
И ты все еще сомневаешься, что она спала с тобой, не имея по этому поводу никакого умысла?
– От кого ты прячешься?
– Не знаю.
Узкие худые плечики резко подпрыгнули вверх, вторя словам.
– То есть как? А для чего тогда пряталась?
– Я – ломщик, Бэзил. Ломщики не всегда знают, кому принадлежит то, что они ломают.
– У тебя была сумка, черная... – Окоёмов внезапно вспомнил момент, когда встретился с Кхайе впервые. Не самый лучший повод для знакомства, что уж говорить.
– Да, была. В ней лежал мой «раллер». «Убитый». Я оставила ее в джунглях, в тайнике.
– Как тебя зовут? На самом деле.
– Не важно, как меня звали раньше. Сейчас меня зовут Кхайе Сабай.
– Как ты работала в этой глуши?
Хотя, если вспомнить лежавший в рюкзаке чудесный незарегистрированный коммуникатор, который способен подключаться к сети через спутник, все не столь уж и загадочно.