Чтобы увидеть, глаза не нужны.
В поезде, на котором Шанкар с Авани прибыли в Лудхияну, ему снова стало нехорошо. В этот раз он сумел не опозориться, оставив вагон и попутчиков чистыми, но дурнота накатывала каждые десять минут. У Шанкара темнело в глазах, руки начинали мелко дрожать, а к горлу всякий раз подкатывала тошнота. Спасало, наверное, только то, что он ничего не ел больше двух дней. Человеку достаточно пищи духовной.
Уже несколько дней назад Шанкар заметил, что на его теле начали появляться какие-то пятна. Они страшно чесались, а при попытке поскрести беспокоящее место ногтями кожа лопалась и легко сдиралась, оставляя ужасного вида незаживающие язвы. Возможно, это было последствием его экспериментов с миром. Может быть – чем-то другим. Неважно, скоро все, что происходит в этом мире, утратит смысл, и Шанкар был готов потерпеть, чтобы завершить то, что задумал.
Авани следовала за молодым тхагом безропотно, выполняя все его приказания. На самом деле Шанкар ничего ей и не приказывал, он даже не говорил с ней. Для того чтобы рассказать о правильном пути, не обязательно говорить – уши не нужны, чтобы слышать, глаза бесполезны, чтобы увидеть, ибо суть может познать только сознание. То непонятное, что способно порождать... да все что угодно оно способно породить, Шанкар успел в этом убедиться.
Ты забыл, ведь она тоже пробовала этот порошок из пакета, что ты нашел у Раджеша?
А теперь Авани должна была стать Кали. Богиня Кали была ипостасью возлюбленной жены великого Шивы Парвати, она была его Шакти. Но какая разница, кто есть чья ипостась, если весь мир – всего лишь чья-то выдумка? Серьезная или шуточная, намеренная или непроизвольная – какая разница? Каждый человек, любое существо могло обратиться в Кали, любой червячок мог стать Шивой, ибо все есть одно. Вопрос стоял только в ипостаси, выбирать которую людям не было дано. До тех пор, пока не появился «джьяду гумра».
Огромный и мускулистый, с толстыми, будто столбы, ногами воин больше походил на слона, чем на человека. Сходство с ушастым гигантом добавляла и длинная черная коса, подобно хоботу, дугой свисающая с бритой головы вперед. Шанкар рядом с ним смотрелся жалким воробьем, решившимся похитить крошку еды у гиганта. Но улыбка на лице тхага сделалась только шире.
– Богиня пришла к вам! – провозгласил Шанкар, указывая одной рукой на Авани. – Восславим ее!
– Сейчас восславлю, – проворчал огромный воин.
Обнаженный торс бойца был забрызган свежей кровью – песок арены сегодня уже успел приобрести красновато-коричневый оттенок, несколько десятков изрубленных трупов лежали на алтаре. В отдалении жались к заграждениям еще с десяток жертв, готовящихся слиться с Брахманом во славу Кали. Шанкар с удивлением успел отметить, что почти все они вооружены: кто пикой, кто мачете, – но ни один не пытается атаковать воина арены. Того, что заменил погибшего Вирджапура, а может быть, Вирджапур отправлял к Брахману его частички совсем давно. Или даже не в этом мире.
Те, кто был сегодня выбран на роль жертв богине, боялись. Боялись смерти. Жалкое отродье, не знающее ничего – они не ведали, что смерти нет. Им втолковывали это с самого детства, они должны были впитать этот секрет с молоком матери, но они сомневались. Они боялись умереть, потому что считали себя чем-то уникальным, они не желали признать, что их уже нет. И еще нет. И нет ничего, а есть только сознание, способное создавать миры и поддерживать их существование.
Сознание, подобное твоему?
Именно. Как ты догадался?
Воин взмахнул заляпанной кровью секирой, направив ее на улыбающегося тхага.
– Ты восславишь Кали перед Брахманом! – проревел он.
Зрители на трибунах взвыли, требуя крови.
– Нет, – покачал головой Шанкар, – богиня сама выберет того, кто отправится славить ее. Ты ведь не понимаешь, зачем ты здесь.
Слова тощего придурка прозвучали столь проникновенно и так неестественно громко, что могучий воин, повергнувший на этой арене не одну сотню человек, вздрогнув, отпрянул. Но слабость его длилась недолго – гигант взял себя в руки и, поудобнее перехватив оружие, поднял секиру над головой.
Шанкар опустил наконец руки. Он выдернул из-за пояса пакет с порошком и, не заботясь о количестве, окунул в голубоватую пудру лицо. Он вдохнул столько, на сколько хватило емкости легких. «Джьяду гумра» потоком полился в мозг тхага.
Резким ударом ладони Десай стряхнул налипший на лицо порошок и посмотрел вокруг себя. Вокруг не было ничего, кроме чьих-то нестройных мыслей. Ни людей, ни стадиона – это все нереально, это все можно передумать.
Кожа Авани быстро приобретала отчетливый синеватый оттенок, совсем скоро став насыщенного черно-синего цвета. Богиня Кали уже здесь, она готова заняться делом.
Руки богини прочертили два круга в воздухе, и в них появились острые, сверкающие на солнце клинки. Лезвия со свистом рассекали воздух, разрубая плоть.
Воин-гигант, уже готовый опустить секиру на голову Шанкару Десайю, успел издать короткий, полный ужаса крик, когда обе его руки перекочевали от плеч на пояс появившейся богини. А в следующий момент его голова украсила коллекцию Кали, болтаясь на длинной косе, за которую ее держала грациозная рука Авани.
Кали, Шива, Вишну, Брахма – все они только ипостаси. Не важно, как назвать бога, он лишь отражение великого Абсолюта. Каждое существо в мире – самое последнее ничтожество и одновременно великий бог, вопрос в ипостаси.
На трибунах происходило что-то невообразимое – там не кричали и не ликовали. Толпа, в одночасье превратившаяся в обезумевшее от страха существо, завизжала с громкостью идущего на взлет реактивного истребителя, а потом вскочила на ноги и ринулась к нескольким выходам наружу.
Конечно, среди трясущихся и боящихся за свои вымышленные жизни нашлись и те, кто уверовал истинно и со смирением и восхищением на лицах ждали отведенной им богиней участи. Их участь свершилась быстро: замерших с благоговением в глазах людей толпа растоптала в одно движение.
И в этот момент с треском распахнулись высокие металлические ворота, покореженные направленным взрывом, и на арену, словно горошины из стручка, высыпал вооруженный до зубов спецназ.
– Всем оставаться на местах! Проводится специальная операция особого отдела Национальной Безопасности! Ваши жизни вне опасности, сохраняйте спокойствие и не перемещайтесь до окончания операции! – голос звучал громко, перекрикивая гвалт ломящийся к выходам толпы.
На арене тхага с лицом, припудренным голубоватым порошком, быстро окружали полтора десятка спецназовцев. А за их спинами упали в песок первые жертвы – двое бойцов, даже не успев ничего заметить, рухнули, лишившись голов под ударами двух острых клинков Кали.
Глава 48
Серые, со следами опалубки бетонные ступени, металлические перила, покрашенные совсем недавно, с наплывами лишней краски, открытые зарешеченные окна – выше первого этажа здесь было чисто и аккуратно, но на каждой детали лежал ясно читаемый отпечаток нищеты и упадка. Это место наводило на мысли о смерти и о мире, который тщится выкарабкаться из западни, куда забрался самостоятельно, но которому не суждено спастись. Здесь каждый шаг мог стать последним.
– Не оборачивайся и не останавливайся! – бросила Кхайе замершему на мгновение перед первой ступенькой Окоёмову. – Нам на четвертый этаж. Там подходишь к зеленой двери и ждешь моих указаний.
Бэзил не стал отвечать. Сделал, как было велено.
Не льсти себе, он тебя не боится. Просто твои указания не противоречат его намерениям.
Думать о том, что тренированный и опытный наемник, каким был Бэзил, уже раз двадцать мог с легкостью отобрать оружие у миниатюрной девушки, но отчего-то этого до сих пор не сделал, совсем не хотелось. Но с мыслями ничего не поделаешь – они все равно упорно лезли наружу. Да и убивать Окоёмова, если уж говорить начистоту, она не собиралась.
Или все-таки собиралась?
На четвертом этаже все оставалось таким же, как год назад. Ничего не изменилось, только зеленую краску на двери вроде бы обновили.
– Стань к окну, положи руки на решетку.
Окоёмов подчинился.
Кхайе, не сводя глаз с мужчины, подошла к двери и постучала, как ее учили. Надо же, помнит – с чувством ритма у нее всегда были нелады.
Дверь, тихонько скрипнув, приоткрылась, в образовавшейся щели появилась лысая голова с красными и отекшими глазами на лице с чертами европейца. Минога или Меренга – как-то так он себя называл.
– Привет, – сказала девушка. – Я Кхайе Сабай.
– Угу, – промычал человек и захлопнул дверь.
Окоёмов, не поворачиваясь и не отнимая рук от ржавой решетки, засмеялся.
– Все, цирк можно считать оконченным? – спросил он.
– Подожди, – бросила ему Кхайе.
Но сама она совсем не была уверена в том, что зеленая дверь откроется еще раз. Как же так, они же заверяли, что в случае чего всегда рады помочь ей?
– Послушай, давай расстанемся друзьями, – сказал Бэзил. – Я уйду и не стану тебя трогать. Даю слово.
– Заткнись. Ты не выполнил задание, ты наемник и облажался – я прекрасно знаю, что это значит. Ты и сам говорил...
Ты это серьезно? Ты же вроде собиралась просто проверить, нет ли в его «балалайке» той технологии, разве нет?
– Я как-нибудь и сам...
Он не успел закончить фразу, зеленая дверь снова открылась, теперь уже полностью, и все тот же лысый, весь в татуировках не то Минога, не то Меренга, мотнув головой, коротко бросил:
– Заходи.
Квартира была большая. Скорее всего, здесь объединили несколько квартир, превратив их в штаб какой-то, так и оставшейся непонятной Кхайе, организации. Чего хотели достичь эти люди, да и хотели ли они вообще чего-то, она так и не смогла определить для себя. Но ломщикам здесь помогали. Всем, кого сюда могла забросить судьба.
Думаешь, здесь бывали еще какие-нибудь беглые ломщики, кроме тебя?
И они знали Краба – того самого Краба, бывшего ломщика, а ныне совладельца еле-еле сводящего концы с концами эдинбургского паба «Клещи», легендарного места, из подвала которого работал цифровой пророк Сорок Два. Именно по рекомендации Краба она здесь и оказалась.