— Дорогая, зачем он вам, все равно даже ваш прекрасный аппарат не даст вам возможности танцевать с ним и есть мороженое на его счет на расстоянии, а я приглашаю вас исполнить купальное шимми.
— Но помните, только шимми, — ответила женщина, и через минуту они танцевали модный танец, так близко прижимаясь друг к другу, что, очевидно, им оставалось только после этого ехать или в гостиницу, или купаться в нагретой воде.
Они выбрали третье. Сели есть мороженое.
— Чудесное мороженое, — болтал молодой человек, облизывая ложку, — и главное, без всяких фокусов.
— Нет, знаете, я ела настоящее чудесное мороженое в день явления Кюрре… Ах, это было не мороженое, а мечта… Святое мороженое…
Но и не святого мороженого женщина съела столько, что ее спутник начал жаться и хмуриться.
— Как ваша фамилия? — спросила дама, не обращая внимания на настроение своего спутника.
— Смит, — ответил тот, считая правой рукой деньги в кармане.
— В таком случае моя Брук, — это фамилия из сегодняшней газеты. Нельзя, дорогой, называть себя Смитом, я уже разговаривала на этом пляже сегодня с шестью Смитами. Я бы прогнала вас, но мне нравится ваша манера держаться. Вы немец и студент-корпорант. Я узнаю по шраму… Я очень люблю немецкую дворянскую молодежь.
— Да, я сын немецкого графа, — охотно ответил Смит.
— Граф Смит? — смеясь проговорила мистрис Брук. — Послушайте, милый, поедемте кататься на автомобиле, я буду вас тогда называть графом весь день, даже если вы не граф, а бухгалтер…
— Я больше чем граф! — вскричал Смит. — Я… — Он осекся и вдруг вскричал: — Едем.
«У этого приказчика есть деньги», — думала мистрис Брук, сидя в роскошном автомобиле с букетом белых роз в руках. Вероятно, он ограбил кассу.
— Шофер, — крикнул в это время Смит, — где здесь можно достать вино?
— Вино лежит под подушкой вашего сиденья, мистер, — охотно ответил шофер, — я сейчас сделаю остановку…
И через несколько минут все трое пили вино на маленькой зеленой лужайке парка…
— В путь! — вскричал, вставая, Смит.
— Я уже поднял парусиновый верх, — ответил шофер.
— Девочка, — нежно произнес Смит, — я не люблю целоваться в автомобиле, а для прописки в гостинице у меня слишком громкая фамилия — едем к тебе.
— Муж уехал на два дня, — ответила мистрис Брук, — едем.
— У тебя есть муж, кроме Смитов? — удивленно произнес мужчина. — Все равно — едем.
Лестница дома, в котором жила прекрасная незнакомка, показалась Смиту крутой. Наконец, дверь… обычная обстановка американской средней семьи.
— Имя? — спросил Смит, садясь в кресло и спокойно стаскивая с себя штаны.
— Сюзетта, — ответила женщина.
— Мое — Карл. Положи, Сюзетта, эти брюки под матрац, чтобы не испортились складки.
«Приказчик, — раздраженно подумала Сюзетта, — капитан был лучше. И потом какая решительность, я хотела только целоваться!»
— Карл, — ответила она, смеясь, — ты слишком скор, тебе придется разглаживать эти брюки одному. Ты мне уже и не так нравишься.
— Стучат, — ответил Карл испуганно, — у тебя нет второй двери?
— Это муж, он всегда стучит сразу обоими кулаками.
— Какой скандал! — вскричал Карл. — Какая великая карьера погибает!
Стук становился яростным.
Внезапно лицо Карла загорелось румянцем вдохновения; он лег на дешевый ковер, покрывающий пол комнаты, и, наматывая его на себя, закатился к стене.
Сюзетта побежала открывать дверь.
— Жарко, — простонал, входя, рослый янки с крупным догом на цепи. — Мэри, где мои ночные туфли?
«Соврала имя», — мрачно думал человек в ковре.
— Почему ты так рано приехал, Том?
— Дело не выгорело, контрагент сошел с ума, поверил в бога Кюрре, закрыл лавочку и постится. На место, Лайт! Ты не знаешь, Мэри, почему это собака нюхает по углам?
— Она, наверно, опять ищет места нагадить под диваном.
— Лайт, сюда. Лайт, сюда. Лайт, не рычи, я тебя…
— А ты, Мэри, опять пила? Ну, что хорошего в том, чтобы пить одной?
— А ты хочешь, чтобы я пила с кем-нибудь?
— Пропадает наша американская семья, Мэри. Женщины пьют и таскаются с ухаживателями, отказываются рожать детей, говоря, что пароходы достаточно и без того привозят людей для прироста населения… Лайт, спокойно! Лайт…
Из ковра было слышно, как завизжала собака от удара…
— Гибнет Америка, Мэри, — продолжал толстяк.
— Ты мне читаешь, кажется, передовицу консервативной газеты, Том?..
— Что газеты, я выть готов при мысли, что в такую жару съездил даром из-за этого Река. И говорят, вовсе он не бог, а наняли его банкиры и владельцы магазинов для рекламы. А сам он, говорят, гамбургский еврей да к тому и еще незаконнорожденный…
— Неправда! — вскричал молодой человек, раскатывая ковер и вскакивая во весь рост. — Я немец и корпорант.
— Может быть, — отвечал Том, остолбенев от ярости. — Но где ваши брюки, сударь? Лайт, бери его!
Одним прыжком Рек вскочил на плиту и выхватил револьвер, готовый к защите, но тут же ему пришлось с воем спрыгнуть на пол, так как газовая плита была раскалена для приготовления бифштекса Тому.
Минуту продолжалась возня, но в результате Кюрре был сбит с ног и связан.
— Кто вы и чем вы занимаетесь? — спросил Том.
Но Рек молчал.
— Мэри, в чем дело?
Но Мэри, конечно, плакала.
— Что тебя принудило так поступить, Мэри!
— Ты все время уезжаешь, я одна, без денег, без прислуги, ты мне обещался… — залепетала Мэри.
— А это кто?
— Не знаю, он говорил, что он герцог, — отвечала Мэри…
— Господин герцог, моя жена обвиняет меня в том, что я не имею для нее прислуги… Если вы не назовете вашего имени, я надену на вас ошейник и намордник честного Лайта и заставляю вас служить у нас кухаркой.
Рек молчал.
— Где Рек? — волновались в это время в «Хоспице».
— Не вознесся ли он всерьез?
Толпы почитателей стояли весь день у дверей гостиницы, ожидая его выхода…
Наступила ночь… Его нет…
«А когда наступило утро, — как пишут в „Кино“, — Река утром не было тоже».
Тогда собрался соединенный пленум из «Союза Молодых Людей» и «Совета Банкиров».
— Щенки! — кричал Морган на заседании, стуча кулаком по столу. — Вы говорили, что бог из немцев будет самый исполнительный, а сейчас где он?
— По слухам, он инкогнито пошел на купание, — тоненьким голосом сказал один молодой человек.
— Мерзавцы! — кричал Морган. — Недобросовестные поставщики…
— Братья, — спокойно начал седой пастырь, — не забывайте, что в Нью-Йорке каждый месяц автомобили давят 2000 человек, возможно, что Кюрре погиб. Я знал бедного Кюрре, и его гибель сердечно огорчает меня. Но дело не в нем, а в идее, — если даже он и погиб, мы, конечно, найдем ему заместителя. Пока же предлагаю объявить, что…
ГЛАВА 39БЛУДНАЯ ОВЦА И СПОСОБЫ ЕЕ ВОЗВРАЩЕНИЯ
— Сорок дней в пустыне! — кричали газетчики.
«Рек удалился в пустыню Сухого Запада», — читала публика в газетах.
— В пустыню! — кричала толпа. — Мы найдем его…
В этот день бензин вздорожал вдвое.
В первой четверти XX века в Америке было около 10 млн автомобилей. В 1922 году шесть главных фирм выпускали их в день 8840.
Движение на улицах было так велико, что автомобили в городе теряли свое назначение. Улицы были слишком перегружены.
Ездить по подземной железной дороге было гораздо быстрее. Но зато автомобилями широко пользовались при поездках по стране.
Фермеры не только объезжали свои поля на автомобилях, но даже, сидя на них, охотились на волков.
Вот что писал один американец в 1924 году:
«Станьте на перекрестке двух дорог какого-либо северо-западного штата, бросьте беглый взгляд в обе стороны. Мимо вас катится нескончаемый поток машин, старых и новых, дешевых и дорогих, чистеньких и запыленных, с номерными жестянками далеких и ближних штатов. Сбоку, спереди и сзади прикреплены сундуки, ведерки, кухонные принадлежности, свернутые палатки и детские принадлежности. На крышах автомобилей торчат радиоаппараты, кое-где можно увидеть клетки с канарейками, собак и кошек… В машине, рассчитанной на четырех пассажиров, сидит 10–12 человек».
Частые промышленные кризисы заставляют рабочих пополнять ряды этих автомобильных таборов.
Многие рабочие, приехав в город, в котором нужны были рабочие руки, не расставались со своей машиной, а разбив лагерь за городом, устраивались около своего, обычно старенького, автомобиля на вольном воздухе в ожидании новых кризисов и новых переездов.
Летом эти кочевники живут на севере, а к зиме они тянутся в Калифорнию.
Эти постоянные переезды населения даже отразились на образовании детей кочующих семей.
Возникал вопрос об обязательном учении этих невольных автомобилистов — по радио.
Сейчас, услыхав о пребывании нового бога в пустыне, десятки тысяч автомобилей повернули рули на Запад.
Любопытные, верующие, не занятые делом, новобрачные, совершающие свою свадебную прогулку, странствующие торговцы и врачи, проститутки, полицейские, воры, репортеры, агитаторы — все устремились на Запад.
Если бы мы посмотрели на Америку с аэроплана, нам бы показалось, что это на Западе идет бой и что едут войска на подкрепление.
На самом деле на Сухом Западе был только Кюрре, да и того не было.
О, темный жар газовой плиты!.. О, сальные кастрюли, которые так трудно мыть!..
И Мэри, неблагодарная Мэри, не отдающая брюк, не помнящая мороженого, ободряющая своего нового раба только уколом шляпной булавки.
О, намордник на лице!
Если бы Рек не догадался пить молоко и бульон через соломинку, то я боюсь, что он погиб бы от голода.
А на Сухом Западе кипела жизнь.
Кюрре узнавал о ней по обрывкам газет, в которые была завернута провизия, и горько плакал, утирая слезы через намордник кухонным полотенцем.
Сотни тысяч человек искали его в пустыне. Пустыня была истоптана вся и вся закидана консервными банками.