— Как? Так, много? — у меня по-прежнему не укладывалась в голове подобная разница. Значит, за считаные минуты в этом месте, там пролетает почти целая жизнь?
— Дмитрий, сколько ты уже здесь?
— Уверена, что действительно хочешь знать? К тому же это личный вопрос, не касающийся нашей миссии никаким боком, — попытался улизнуть от разговора.
— Ты мой проводник. Разве я не имею права знать чуть больше?
— Куда уж больше-то? — улыбнулся.
— Не о моей задаче сэйфин, а о тебе! — умоляюще заглянула в красивое лицо.
— Ну хорошо! В ипостаси жителя Ипсилона я нахожусь сравнительно недавно. Каких-то десять лет, — хитро прищурившись, произнес блондин, слегка сбавив темп ходьбы.
— Переведи, — настояла, прекрасно понимая, что буду долго мучиться над вычислениями.
— Что-то около трех столетий, — пояснил он.
— Триста лет? — воскликнула, недоуменно приподняв брови и, выкатив глаза.
— Да, — сказал, как само собой разумеющееся и повел плечами.
— Семнадцатый век? — ошарашенно прошептала. — Просто невероятно! Кем ты был на самом деле до того момента, как попал сюда? Помнишь? Или прошлое стирается? — мгновенно напросился вопрос.
— Нет оно остается, но размывается, сглаживая острые углы.
— Наверное, ты был достаточно важной персоной, уважаемой при царском дворе. Владел огромным домом с прислужниками, угождающими тебе, — представила Дмитрия в образе молодого барина. А что? Он вполне подходит на эту роль.
— Не угадала, — с некой долей грусти улыбнулся мой попутчик.
— Тогда расскажи, не дожидаясь того мгновения, когда моя фантазия сочинить твою биографию, — предложила, более не томить ожиданием.
— Я был незнатных кровей… Крепостным… Крестьянином на земле боярина Морозова.
— Крепостным? — захлебнулась я и дернула его за руку, заставляя остановиться.
— Что? Этот аспект роняет мою значимость в твоих глазах? Неужели теперь станешь относиться ко мне по-другому? — настороженно вгляделся в мое лицо.
— О, это не так! — сконфуженно замялась, чувствуя неловкость от невольного проявления бурной реакции. — И ты об этом прекрасно знаешь. Ведь, наверное, уже изучил меня, прочесав доступные мысли вдоль и поперек, — оправдалась. — К тому же… Мы представители разного временного промежутка. И сейчас, в той эпохе, которой живу я, необходимо нечто большее, чтобы вызвать неподдельное удивление, неприятие, отторжение. Просто вся эта ситуация, — обвела пространство вокруг себя взглядом и остановила его на Дмитрии. — Поразительна…
— Звучит достаточно убедительно, — усмехнулся блондин. — Не переживай по этому поводу, я давно стер из воспоминаний многие эпизоды прошлого, оставив лишь самые дорогие сердцу, которых, скажу сразу, по пальцам можно перечесть. Пребывание на Ипсилоне подарило мне возможность быть собой и не зависеть от желаний других. В каком-то роде обрел долгожданное освобождение, — он шумно втянул воздух ноздрями и прикрыл на мгновение веки. — Ныне я в полной мере осознаю, как пахнет свобода.
— Твоей благодетельницей стала смерть, — грустно выдохнула, отлично понимая, что ему пришлось умереть, чтобы переродиться в жителя Поднебесной.
— Логично, — подтвердил.
— Ты оказался здесь чрезвычайно рано.
— Впрочем… Как и ты! — заметил, слегка щелкнув меня по носу. — Ладно! Идем! Твое время уходит, в тот миг, как в моем расположении целая вечность.
— Хорошо, — согласно кивнула и двинулась вперед влекомая проводником. — Но… Ты должен рассказать о себе, — поставила условие.
— Так уж и должен? — подтрунил тот.
— Иначе я лопну, как мыльный пузырь. Меня разорвет от любопытства, — призналась.
— Ну что ж… — он сделал глубокий вдох, стараясь настроиться на нужный лад и… Вспомнить все.
— Я родился в Вяземском уезде Смоленской губернии вотчине боярина Морозова в 1710 году. Мои родители были дворовыми людьми. Отец служил кучером, а мать черной кухаркой, готовившей для дворни. Правда, ведаю об этом лишь по рассказам люда. Слишком мал я был, когда жизни моих родственников унесла лихорадка. На тот момент мне исполнилось четыре. Так что память сохранила только несколько мутных истертых временем образов. Нечеткий женский силуэт, в котором единственно ясно запомнились глаза такие добрые, нежные, прозрачно-голубые, мамины. И фигура изможденного мужчины, который высоко подкидывал меня вверх и ловил огрубевшими от работы руками, покалеченными, но такими надежными. Не поверишь, но в моих ушах порой все еще стоит собственный веселый смех. Ведь подобные игры дарили чувство полета и легкости. Но… С внезапной кончиной близких я лишился и этой простой радости. Предначертанная судьба порой бывает невероятно жестокой штукой.
В те далекие времена, как только ребенка отрывали от груди матери, ему тут же приходилось прямиком переходить к взрослому существованию, в котором не было места беззаботному детству. К тому же… Что мог получить от жизни сирота? Вместо шалостей и забав — тяжелый труд. Ни ласк, ни заботы только побои и унижения. И одна и та же фраза, грубо навязанная и прочно осевшая в мыслях: "Ничто не принадлежит тебе, душа заведомо во власти Бога, а твое тело, имущество и все то, чем ты владеешь, собственность барина".
Как только я осиротел, меня сразу определили помощником на барские конюшни под зоркий глаз и тяжелую руку здоровенного конюха Ивана, который тут же не преминул нагрузить меня черной работой. В мои обязанности входило: чистка загонов, уборка навоза, обеспечение животных водой и сочным сеном, выгул коней, купание их на реке и множество других поручений, заключающих свой смысл в банальном свойстве — принеси, подай. Но как бы тяжело ни было, я никогда не жаловался. Подобное существование стало приемлемой нормой бытия, которая представлялась порой не столь ужасной. Как говорится: "Человек, как скотина, ко всему привыкает!"
Конечно, тяготила неволя и надзор угрюмого, неразговорчивого, вечно хмельного Ивана, довлеющего надо мной, который порой бывал чертовски жесток, стоило только задержаться где-либо и не дай бог отвлечься от своих непосредственных обязанностей. Ну а если заставал меня за игрой с деревенскими мальчишками или за внеплановым самовольным отдыхом, то одаривал всего одной оплеухой, но такой сильной, что казалось, вот-вот и содержимое дурной головы выскочит наружу, — иронично хохотнул рассказчик.
— Ох! — выдохнула, прикрывая от ужаса рот ладонью, со своей стороны не находя ничего забавного во всем сказанном. — Чудовищно!
— Не мы такие, жизнь такая, — изрек тот и замедлился, а потом и вовсе остановился. — Пришли, — кивнул, указывая на огромную стеклянную стену, которая, по сути своей, должна быть прозрачной, но клубящийся за пределами преграды туман предусмотрительно не позволяет разглядеть, что же располагается за бледно-серой движущейся пеленой.
Дмитрий взмахнул рукой и ритмично постучал по поверхности, имитируя звуковой код. Под нехитрым воздействием завеса пала, открывая взгляду просторную лабораторию, заставленную различными замысловатыми механизмами, разнообразным инвентарем и мебелью, каждый сантиметр которой был захламлен массой разнокалиберных деталек.
В помещении находилось несколько человек, склонившихся над персональной работой. Лишь одна фигура пребывала в постоянном движении, лавируя между предметами интерьера, переходя от одного подопечного к другому, заглядывая каждому через плечо, и оставляя ценные указания. Деятельный мужчина, который привлек мое внимание, был средних лет. Свободный рабочий халат скрывал реальные формы телосложения, но его круглое слегка покрасневшее лицо давало повод думать, что и тело довольно пышных объемов. А низкий рост довершал образ, складывая окончательное мнение. Его силуэт в просторных одеждах походил на четкий квадрат.
— Вот ведь! — недовольно буркнул проводник. — Фанатично увлеченный своим делом фэйбор! — высказался и снова потянулся к теперь прозрачной плоскости. — Юлий, друг мой! — с ноткой беззлобного ехидства, произнес он и забарабанил снова, прикладывая максимум усилий. Видя, что тот даже ухом не повел, мой спутник рявкнул громче обычного. — Открывай!
На этот раз субъект, находящийся по ту сторону стекла, нервно вздрогнул и, выпрямившись, уставился вперед, пытаясь отыскать причину возникшего шума. Почесал темечко, взъерошивая и так спутанные пепельные волосы. Поднял очки с мутными стеклами с переносицы на лоб, заменив их на другие, которые до этого болтались у него, похоже, в области затылка. Как только вещицы поменялись местами и зрение улучшилось, он встрепенулся и активной стремительной прытью направился к нам. Достигнув преграды, он приложил пухлую ладонь к смыкающей двери панели и створки моментально распахнулись перед нами.
— Дмитрий? Честно, не ожидал увидеть тебя так скоро. Думал, что в твоем списке осталось еще одно незаконченное дело, перед тем как… — он оценивающе оглядел нас и сделал жест, приглашая войти. — Сюда.
Как только пересекли порог, за нами мгновенно сомкнулась прозрачная стена и повисла непроницаемая пелена, возвращая все на свои места.
— Да ты прав… Просто последние задание оказалась не из легких, с этим и пришел, — он потянул меня, заставляя выйти из-за его спины. — Необходим нейтрализатор скачков, — вкрадчиво прошептал, еле двигая губами.
— Вот только не говори! — воскликнул толстячок и всплеснул руками. — Что…
— Давай только не здесь, — проводник настороженно огляделся, улавливая зародившийся интерес присутствующих работников к прибывшему гостю и незнакомке.
— Конечно, пройдем в мой кабинет. Там нам никто не помешает, — перешел на шепот фэйбор и поманил нас за собой вглубь просторного зала, преодолев которое мы достигли винтовой лестницы, ведущей на второй этаж.
Комната на возвышенности напоминала скворечник, висящий прямо в воздухе. А связующим звеном между помещениями была кованая конструкция, по которой мы сейчас и поднимались наверх.
Кажется, это довольно удобный наблюдательный пункт. Все как на ладони! Окинула было взором лабораторию, желая осмотреться внимательнее, но мне не удалось этого сделать, потому что возникшая завеса по периметру отрезала нас от внешнего мира, превращая кабинет в обособленный уголок, скрытый от посторонних глаз.