Как только суденышки показались в порту, Рудаков кубарем слетел по крутой лестнице с вышки и одним махом спустил на воду «туза», Курбацкий прыгнул к нему на заднюю банку, а Геша сходить на берег отказался. Рудаков недоброжелательно принял на борт парня в тигровых плавках и погреб к берегу. Кузьма, наблюдавший за всеми в окно, увидел, как старшина достал из бортового ящичка инструменты и, откинув люки, начал разбирать мотор. Лялин нашел чью-то огромную робу и комбинезон, натянул все это на себя и попросил Рудакова перевезти его на катер.
— Да будет тебе… — сказал Рудаков, — это Геша теперь не успокоится до вечера, а тебе-то там нечего делать. Давай лучше пообедаем.
— У тебя есть что-нибудь?
— Конечно. Я колбасы по дороге купил.
— Давай сюда.
Кузьма забрал сверток с обедом и шагнул в шлюпку.
— Перевезешь или нет?
— Ладно, черт с тобой, мерзни, — неохотно согласился Рудаков.
— А! Пожрать принес? Это хорошо… Это прекрасно. Ну-ка, подержи.
— В чем там дело? — спросил Кузьма.
— Если бы я знал, в чем тут дело, то я уже сидел бы в дежурке и пил пиво.
— А у тебя есть пиво?
— Оно у меня есть всегда, и ты мог бы удивляться, если б у меня его не было… — машинально бормотал старшина, не отрываясь от мотора. Его руки уже по локоть были вымазаны в отработанном масле, и от этого он немного странно покосился на бутерброды и снова склонился над мотором. — Подержи этот болт, хотя лучше не надо, не пачкай руки. Что за черт?!! Утром спросили бы меня, и я ответил бы, что скорее у меня самого будет инфаркт, чем заклинит поршень. И если учесть, что в этом двигателе подобная штука совершенно невозможна, то действительно на свете есть чудеса. «А ты твердишь, что на свете не бывает чудес. Чудес на свете много…» Вообще-то есть одна шутка… Но не думаю, что на станции мог кто-нибудь так пошутить… Не думаю… Совсем не думаю… На всякий случай, Кузьма, пошарь в бензобаке. У тебя рука тонкая, может, и пролезет.
Кузьма снял телогрейку и засучил рукава робы до самого плеча. Потом, свернув ладонь лодочкой, он осторожно просунул ее в бензобак.
— А здесь что-то есть…
— Тащи, только осторожнее.
— Рассыпается, — озабоченно сказал Кузьма.
— Ничего, ты хотя бы крупинку извлеки.
— Сейчас.
Кузьма вытащил руку и протянул ее старшине. На ладони лежали несколько прозрачных, пожелтевших от бензина, маленьких кристалликов. Геша взял руку Кузьмы за запястье и поднес к своему лицу. Несколько мгновений молча смотрел на загадочные кристаллы, потом лизнул ладонь и забрал их на язык. Долго прислушивался к своим ощущениям. Потом молча опустил руки за борт и стал их мыть, ожесточенно потирая одну о другую. Повернул голову к Кузьме и кивнул на воду.
— Мой руки, сейчас будем обедать.
— Что это? — спросил Кузьма.
— Это сахар, — равнодушным голосом ответил старшина и еще упорнее заскрипел руками.
— Какой сахар? — удивился Кузьма.
— С каким ты пьешь чай.
— Откуда он там?
— Спроси что-нибудь полегче. Мой руки. Не есть же тебе колбасу с бензином вместо горчицы.
— И что же?
— Дальше все очень просто. Некий шутник бросил сахар в бак, сахар частично растворился и проник с бензином в цилиндр. Бензин сгорает почти полностью, а сахар не успевает в момент взрыва, и на стенках цилиндра остается нагар. Последствия ты сам наблюдал. Но не в этом дело. Теперь я умру, а найду этого шутника. И тогда, когда я его найду, ему нельзя будет позавидовать.
— Ты думаешь, это кто-то специально подложил? — спросил Кузьма.
— Нет, он сам совершенно случайно туда залетел. Сто грамм сахара туда попали нечаянно, — саркастично заметил Геша и сдул поникшую, на его левый глаз кудряшку. — Не в этом же дело. Это же примитив. Мы пацанами сами устраивали такие шутки с начальником милиции. Но ведь на суше. Мы клали сахар в бак его личной машины. Единственное, чем он рисковал, это застрять по дороге из одного винсовхоза в другой. Он их постоянно инспектировал в нерабочее время. Это ведь на суше, а на море за такие шутки отрывают голову и не велят жаловаться. На море это другое дело… Хотел бы я посмотреть на этого шутника.
— Что ты собираешься делать?
— Не знаю.
— Когда, по-твоему, подсыпали сахар? — спросил Кузьма. Геша почесал затылок, сдвинув при этом свою береточку, типа кепочки, на самый нос, видимо, он еще не задавал себе подобного вопроса.
— В общем-то недавно…
— Почему ты так думаешь?
— Так иначе он бы весь разошелся.
— Значит, тот, кто насыпал, знал, что нам придется выходить в шторм?
— Значит, так, — мрачно согласился старшина.
— Кто был на катере перед тем, как нам выйти?
— Мы были и еще Музыкантов, пожалуй… Я его еще попросил проверить горючее.
— Значит, некому, кроме него?
— Да ну, что ты, не думаю, чтобы этот тихоня мог так пошутить.
— А если это была не шутка. Ведь он знал, что мы выходим в море в шторм.
— Ну к чему ему, подумай сам?
— Но ведь больше некому, — хладнокровно возразил Кузьма.
— Ничего не понимаю… — развел руками старшина.
— Как ты думаешь, у него есть причины злиться на тебя? О себе я и не говорю. Я человек новый. Что ему со мной делить?
— Да какие там причины?! Ничего такого я ему не сделал. Так. Может, пошутил когда, но у нас на станции над всеми смеются. Я никогда не мог бы подумать, что он способен на что-нибудь такое. Даже не представляю, что с ним теперь делать.
— По-моему, и не надо ничего делать. И говорить ничего не надо. Ведь мы же не уверены. А вдруг это не он… Такая обида парню ни за что.
— Что же, так и оставить? Мы там чуть концы не отдали, а он — гуляй на здоровье и посмеивайся в кулак? Нет, так дело не пойдет.
— Конечно, так оставлять нельзя, — согласился Кузьма, — нужно проверить, а уж тогда, когда мы будем точно уверены, что это он, и никто другой, вот тогда и подумаем, что нам с ним делать. Согласен?
— Разумеется, надо проверить, а с другой стороны — смешно. Что он заранее знал о шторме, о том, кто выйдет в море и на каком катере. Все это очень непонятно…
— Вот и нужно все выяснить, — поддакнул Кузьма, — а сейчас крикнем Рудакову, чтобы он нам привез пива из твоих запасов, а то пить невозможно хочется.
— Рудакову? Чтобы он знал, куда я прячу пиво? Никогда! Скорее я вплавь пойду на берег, чем расскажу этому бегемоту о своем пиве.
— Тогда позовем его, пусть нас перевезет. А там и выпьем за благополучное возвращение. Идет?
— Так идет.
После смены Кузьма привел недоумевающего Рудакова в гостиницу в номер Меньшикова.
Филипп Степанович лежал на незастеленной кровати. Завидев ребят, он тяжело приподнялся и поздоровался.
— А! Заходите, заходите, здравствуйте, присаживайтесь к столу. Ну, что у вас нового, почему днем не звонил? Я уже начал беспокоиться.
Кузьма встал и вытянулся.
— Разрешите доложить, товарищ полковник?
— Докладывайте.
— Позвонить не мог. Существенных новостей нет, кроме того, что на меня сегодня было совершено… новое покушение.
— Так… Дальше? — Полковник нахмурился. — Продолжайте, только подробнее.
Кузьма, не пропуская ни одной мелочи, подробно рассказал все, что произошло с ним и старшиной в море. Рассказал результаты исследования мотора, свои домыслы и соображения.
Рудаков слушал молча, и с лица его не сходило недоуменное выражение. Когда Кузьма кончил рассказывать, Меньшиков спросил у него:
— Ваши выводы?
— Если моя гипотеза насчет Музыкантова подтвердится, — подумав, ответил Кузьма, — то совершенно ясно: все связанное со станцией — дело рук Музыкантова. А коли так, то и история с валютой имеет к Музыкантову прямое отношение. Остаются неясными только два пункта. Первый — кто же из всех известных нам лиц готовился к переходу через границу. Больше всего подходит под эту роль некто Прохоров, но о нем мы как раз меньше всего знаем. Второй пункт не менее интересен. Музыкантов верит в бога. Явление само по себе странное. Молодой парень — и бог. Тем более сейчас этот факт приводит к определенным мыслям, что все это имеет какое-то отношение к религии. У меня все.
— Хорошо… Вы рассказали Рудакову о себе?
— Нет, не успел.
— А зря. Ну ладно. Я думаю, и сам сумею объяснить. Видите ли, в чем дело, молодой человек. Мы здесь с лейтенантом Лялиным, — Рудаков изумленно Посмотрел на Кузьму, — посоветовались и решили, что в сложившейся ситуации нам потребуется ваша помощь. Как вы, согласны?
— А кому вам? — недоверчиво спросил Рудаков.
— Ну, нам… работникам уголовного розыска.
Меньшиков улыбнулся и протянул маленькую красную книжечку Рудакову. Тот изучал ее долго и изумленно, потом вернул и встал со стула.
— Извините, товарищ полковник… Вам, наверное, — Рудаков посмотрел в сторону Кузьмы и запнулся, — вам, наверное, товарищ Лялин уже обо всем докладывал.
— Чего-то ты так официально? — рассмеялся Кузьма.
Рудаков пожал плечами.
— Вы так и не ответили. Так как же? Согласны?
— Конечно, согласен, — серьезно ответил Рудаков, — готов выполнить любое задание. Только приказывайте.
— Приказывать я вам ничего не буду, и заданий тоже никаких не будет. Вы должны так же работать, заниматься геми же делами, что и раньше. Только будьте серьезнее и осторожнее. И впредь никаким лжесотрудникам угрозыска не верьте. О том, кто такой Кузьма, в городе знают четыре человека. Вы — пятый. Думаю, вам не нужно говорить о том, что никто больше не должен знать об этом?
— Конечно! Кузьма знает, что я не трепач…
— Каждое приказание Лялина должно выполняться беспрекословно.
— Разумеется! — с готовностью согласился Игорь и с восхищением посмотрел на друга, так скоро и недосягаемо выросшего в его глазах.
— Внимательнее смотрите за Музыкантовым. Лейтенант, постарайтесь выяснить, с кем, кроме известних нам лиц, он связан. У меня все. Отбой. Можете идти.
Кузьма вытянулся, и Рудакову послышался стук каблуков, хотя на ногах у Кузьмы были легкие сандалии.