Мы вслушиваемся в ритмичные звуки бубнов и барабанов. Сегодня вечером в ресторане выступают настоящие мастера, виртуозно владеющие инструментами. Мелодичный голос певца проникает в самое сердце. И от счастья хочется пуститься в пляс… Темпераментные иранки «танцуют» сидя за столом, плавно двигая руками, мужчины же отстукивают ритм, и все дружно подпевают. Подниматься из-за стола нельзя. Когда один из мужчин, не выдержав, чуть привстал, взмахнув над головой салфеткой, словно из-под земли появился местный секьюрити и строго поднял руку. «Плясун» немедленно стушевался и с покорным видом уткнулся в свою тарелку.
Но разве можно запретами и законами сдержать восточный темперамент? Тем более когда большую часть населения составляет молодежь, мечтающая о веселье и дискотеках. В больших городах нелегальные вечеринки в порядке вещей. Юноши и девушки собираются у кого-нибудь на квартире, танцуют в европейском платье, пьют (алкоголь наливают в невинные пластиковые бутылочки из-под «Кока-колы») и наслаждаются жизнью.
Ограничения все же присутствуют: чересчур шумная вечеринка вполне может привлечь нежелательное внимание соседей. На случай появления полиции хозяева дома стоят на стреме: чуть что – алкоголь спускается в унитаз, девушки завязывают платки и застегивают манто.
Конечно, когда у молодежи есть деньги, вечеринки приобретают другой размах. Сынки богатых родителей устраивают вечеринки в загородных особняках или (если хватит терпения доехать) в дорогих виллах на берегах Каспия. Там смешанные компании купаются в бассейнах, жарят кебабы и употребляют горячительное, а то и что посерьезнее.
Другое развлечение богатых молодых людей – «дордор» – катание на дорогих машинах вокруг определенных городских бульваров, с целью подсадить к себе симпатичную девушку. Полиции эти мальчики-мажоры очень действуют на нервы. Местных любителей острых ощущений полицейские знают по именам. Порой слышен крик в мегафон: «Мохсен, хватит, накатался уже, езжай домой, а то сейчас арестую!».
В попытке устроить настоящую дискотеку молодые иранцы идут на самые разнообразные ухищрения.
В пять утра я клевала носом в автобусе: мы с мужем решили взять однодневный тур к побережью Каспийского моря. Тегеранские дома за окном сменились холмистым ландшафтом, и я уже предвкушала, как сейчас начну фотографировать проносящиеся мимо пейзажи. Но тут один из тургидов резким движением спустил занавеску.
– Не поняла юмора, – я круглыми глазами уставилась на Бехруза.
– Просто они собираются танцевать, – пояснил он. – Компания у нас тут молодежная: большинству лет по восемнадцать-девятнадцать. А где плясать, как не в автобусе?
Действительно, где?!
В ту же секунду динамики разразились потоком ритмичной персидской попсы. Первым на танцплощадку – узкий проход между двумя рядами кресел – вышел один из гидов: веселый парень с длинными волосами, в черной рубашке с короткими рукавами и лимонно-желтом галстуке. Аудиторию он заводил не хуже любого европейского диджея: двигаясь в такт, подпевая и восклицая «Машалла!» всякий раз, как к танцующим присоединялся какой-нибудь новичок.
Сначала в проходе пританцовывали только юноши – девушки с опаской переглядывались, стесняясь показаться на публике. Но через полчаса усидеть в креслах было уже невозможно… Автобус въехал в очередной туннель, в салоне стало темно – и вот уже одна из девушек сначала робко, а потом все с большим энтузиазмом начала показывать класс. «Даст, даст!» («Руки!») – кричит диджей, призывая пассажиров хлопать отважной даме.
Через пять минут на танцполе появляется еще одна девушка, потом еще… И неважно, что места мало и за неимением других постоянно крутят лишь две-три песни: что может быть лучше красивых иранок, которые еще и превосходно танцуют? Платки падают с голов – сперва их еще пытаются поправлять, а потом и об этом забывают напрочь…
Диджей не успокаивается, вытаскивая в проход все новых и новых пассажиров. Автобус тем временем сражается с извилистыми горными дорогами: с криками и смехом танцующие хватаются за кресла и полки, чтобы не упасть.
Несмотря на отчаянное сопротивление, мужа выводят на танцпол, а за ним и меня – хорошо хоть что успела заранее научиться нескольким иранским па. «Расступись! – кричит диджей. – У нас тут иностранка танцует!» Танцую я недолго: во время очередного поворота сшибаю кого-то с ног, тушуюсь и тихонько отползаю на свое место, чтобы через некоторое время вновь отплясывать вместе со всеми.
Диджей тем временем достает пачку таблеток и со смехом предлагает:
– Налетай! Кто хочет экстази?
«Экстази» на поверку оказалось средством от укачивания – весьма полезная вещь на иранских дорогах.
Когда поздно ночью мы возвращались назад, в салоне выключили свет, оставив местный вариант «цветомузыки»: красные и оранжевые огни, установленные в разных местах салона. Кто-то прыгал вместе со всеми по проходу, громко взвизгивая внутри очередного тоннеля, а кто-то тихонько целовался…
Иранцы – народ чрезвычайно музыкальный. Кажется, дети тут учатся танцевать раньше, чем ходить. Музыка звучит из каждого автомобиля и окон каждой квартиры. Причем иранцы равно уделяют внимание как классическим и традиционным напевам, так и современной музыке.
Традиционная иранская музыка основывается на уникальных вокальных выступлениях мужчин-певцов (аваз) и использовании традиционных инструментов. Это особая импровизация, где спонтанное построение основано на традициях с очень строгими законами.
Конечно, западная музыка в Иране частично под запретом, но это ничуть не мешает молодежи слушать ее с большим удовольствием. Правда, чаще иранцы предпочитают своих поп-исполнителей: до Исламской революции эстрадные выступления были очень популярны.
Нет ничего лучше, чем лететь по шоссе в тегеранском такси под веселые ритмы очередной иранской поп-группы. Майкла Джексона с Мадонной нельзя слушать в машине или крутить в ресторане, зато дома можно включать любимые диски на всю катушку. Стоит заметить, что правительство не больно жалует и популярных персидских певцов. Многие из них, так и не принявшие Исламскую революцию, покинули страну и обосновались в Лос-Анджелесе. Они продолжили выступать и писать песни, которые в Иране продаются из-под полы. Лет двадцать назад за «лос-анджелесскую» музыку можно было получить немалый тюремный срок. Сегодня водители лишь понижают громкость магнитолы, если к ним приближается полицейский.
Официальное телевидение и радио, однако, передают исключительно выступления традиционных певцов. Еще в древности в Иране было принято декламировать стихи под музыку. Все иранцы с благоговением произносят имена Шахрама Назери и Мухаммеда Шаджариана – лучших национальных исполнителей, сумевших соединить традиционную иранскую лирику (стихи Хафиза и Саади) с живой музыкой, которая нравится и молодежи. Из музыкальных инструментов чаще всего используется тар (предок гитары), сетара (подобие лютни), томбак (ручной барабанчик), даф (огромный бубен) и т. п. При этом наибольшей популярностью пользуются исполнители тюркской («азери»), курдской и лурской музыки, а также песен моряков с побережья Персидского залива.
В стране проводятся и музыкальные фестивали – например, ежегодный Фестиваль иранской эпической музыки (в Тегеране в апреле).
Особые представления, связанные с религиозными событиями, разыгрывались в Иране с древности – эти «спектакли» сильно напоминают средневековые мистерии. Современный же театр утвердился в Иране в XIX–XX веках благодаря усилившимся контактам с Европой. Ставились патриотические и прозападные пьесы. Вопреки распространенному мнению, после Исламской революции театр запрещен не был, и правительство даже поощряет драматургов (хотя они и не имеют права ставить «аморальные» или антирелигиозные пьесы).
Самой большой популярностью в Иране пользуется кино. Масштабы местной киноиндустрии нельзя сравнивать, скажем, с соседней Индией, зато иранские режиссеры постоянно завоевывают международные награды.
Первый фильм в Иране был снят в 1930 году, и с тех пор их количество исчисляется тысячами. Персидская фабрика грез чаще работает на массового зрителя, делая упор на кровавые триллеры: все героини носят строгий хиджаб, всякое подобие поцелуев запрещено – и любовные сцены заменяют «разрешенными» потоками крови.
Однако снимаются и признанные шедевры: зарубежные критики обращают внимание на высокую реалистичность иранского кино, внимание к деталям, к теме детей и детства. Среди знаменитых иранских режиссеров (иные из них покинули страну после революции) стоит назвать Аббаса Киаростами («Вкус вишни», «Золотая ветвь» в Каннах, 1997 г.), Мохсена Махмальбафа («Бойкот», «Время любить», «Габбех»), его дочь Самиру Махмальбаф («Школьные доски», специальный приз жюри в Каннах, 2000 г.; «Яблоко», 1998 г.), Маджида Маджиди («Дети неба», номинация на «Оскар» в категории «Лучший иностранный фильм», 1998 г.; «Цвет бога»), Ибрахима Мохктари («Зинат»), Дариуша Мехрджуи («Лейла») и, конечно же, Асгара Фархади (два «Оскара» в категории «Лучший иностранный фильм» – «Развод Надера и Симин», 2012 г. и «Коммивояжер», 2017 г.).
Новинки иранского кино каждый год демонстрируются на Международном кинофестивале «Фаджр» (в Тегеране в конце февраля; апрельский «Фаджр» посвящен зарубежному кино).
Несмотря на санкции, никакой «культурной отмены» Ирана в среде кинематографии и искусства в целом никогда не наблюдалось. Иранцев регулярно зовут на кинофестивали, присуждают им премии. Развиваться иранскому киноискусству мешают внутренние идеологические ограничения, но никак не санкции.
Иностранные фильмы редко показывают в иранских кинотеатрах также вовсе не в связи с санкциями. Исламская цензура требует удалять все «неправильные» сцены, что равносильно уничтожению фильма.
Впрочем, у иранцев всегда был доступ к «пиратским» версиям самого лучшего качества. Понятие авторского права в Иране традиционно очень размытое. Пока не существовало быстрого Интернета, подпольно продавались разного рода диски с фильмами. Спутниковое ТВ тоже способствовало знакомству с западным кино (хотя тарелки с крыш регулярно сшибали стражи порядка). Теперь же в Сети можно скачать все что угодно.