Глава 6. Йезд — бадгиры, «ганаты» и Башни молчания
Мир существует для человека, человек живет для мира.
Йезд — один из самых красивых и древних городов Ирана. Жизнь кипит здесь и в наше время. Расположенный между двумя пустынями зороастрийский центр расскажет об Иране больше любого учебника истории. Несмотря на то что Йезд расположен ближе к центру страны, зимой здесь тепло по-летнему. Оказавшись в декабре на узких улочках Старого города, построенного из глиняных кирпичей, вы непременно вспомните жаркие южные ночи.
Историки считают, что возник Йезд еще в эпоху Сасанидов (224–637 гг.), но до завоевания города арабами о нем практически ничего не было известно. Зато позднее он стал важным перевалочным пунктом на пути караванов, следовавших в Центральную Азию и в Индию. Ткани и ковры из Йезда славились по всему Ирану и за его пределами. Марко Поло побывал тут в XIII веке, назвав Йезд «красивейшим городом и центром торговли». В XIV–XV веках город, счастливо избежавший разрушений во время вторжения Чингисхана и Тамерлана в Иран, процветал, но в конце правления Сефевидов, как и многие другие места Ирана, потерял свое значение и превратился в обычный населенный пункт в провинции. При последнем шахе в Йезд провели железную дорогу, и сейчас город по праву считается одной из туристических жемчужин страны.
В Старом городе строить новые здания разрешается лишь при условии использования старинных методов: из глины и соломы, обработанных соответствующим образом — сегодня древний центр Йезда внесен в Список объектов всемирного наследия ЮНЕСКО.
Здесь у каждого дома — свой сад, окруженный высокой глиняной оградой. Блуждать по лабиринту глинобитных строений можно до бесконечности. За каждым поворотом ждет новое открытие: старинная фреска, глиняная арка, соединяющая соседние ограды, остатки древних изразцов. Эти улочки персы называют «переулками примирения» — они такие узкие, что поссорившимся соседям поневоле приходится едва ли не обниматься, чтобы пройти.
Гуляя по старым кварталам Йезда, обратите внимание на дверные ручки, с помощью которых гости стучали в ворота. На каждой двери их две — узкая и длинная, и короткая в виде кольца. Первая предназначена для мужчины, вторая — для женщин. Стук получается разным, и потому хозяева всегда знают, какого пола гость ожидает за порогом и кому следует открывать дверь. Но не обольщайтесь, если мужчина специально или случайно постучит «не той» ручкой, красавицу-хозяйку он все равно не увидит — сразу за входом висит занавеска, как раз на случай таких ошибок.
А еще, если будет возможность, непременно поднимитесь на крышу одного из старых домов (или центрального комплекса Амир-Чакмак).
Вооружившись фотоаппаратами, в темноте взбираемся наверх. Тут невысоко, второй-третий этаж, но нас интересуют не столько виды, сколько сама крыша. Как и везде в Старом городе, вся она состоит из куполов разных форм и размеров. В каждом — вентиляционное отверстие. Некоторые украшены ажурными решетками, другие так высоки, что заглянуть внутрь можно, только встав на цыпочки. Не переставая фотографировать, обходим крышу по периметру и… чувствуем запах свежего хлеба. Прямо под одним из куполов находится пекарня! Сверху можно рассмотреть, как работники раскатывают тесто и бросают его в печь. Потом — достают готовые пласты лаваша и здесь же продают. Путешествующая с нами Лена, моя подруга и отличный фотограф, бесстрашно пролезает в отверстие в куполе и снимает происходящее внизу. Сегодня, разглядывая замечательные снимки, я чувствую себя настоящим Джеймсом Бондом…
Еще в незапамятные времена, чтобы избавиться от жары, жители Йезда изобрели бадгиры (ветровые башни) — естественные кондиционеры. Высокий бадгир (вверху он шире, чем внизу) улавливает потоки горячего воздуха и с помощью сложной системы колодцев охлаждает его, направляя затем вниз, в жилое помещение. Удивительные башни видны повсюду и по-прежнему широко используются. Убедиться в их эффективности может любой: достаточно войти в строение с такой башней знойным летним днем.
Славен Йезд и своими «ганатами» — подземными каналами, которые вот уже две тысячи лет используются по всему Ирану для ирригации полей и создания запасов питьевой воды. В пустынной стране «ганаты» всегда были жизненно важны. За тысячелетия способы их сооружения не изменились.
Сначала мастера ищут подходящий колодец — не менее ста метров глубиной, но расположенный выше того места, куда следует доставить воду. Под землей роют узкий наклонный туннель, длина которого нередко составляет несколько километров — вода сама потечет, куда следует. Через равные промежутки выкапывают узкие колодцы — для вентиляции. Звучит просто, но на деле «ганаты» очень дороги, а их строительство и поддержание в рабочем состоянии — занятие сложное и опасное. И все же во многих частях Ирана они пока не торопятся уступать дорогу современным средствам ирригации. Всего их по стране около пятидесяти тысяч.
В Йезде спуститься в один из больших «ганатных» колодцев можно во дворе главной городской мечети (Месджед-Джоме). Преодолев бесчисленное количество крутых ступеней, вы окажетесь в прохладном подземелье — круглом помещении, в центре которого и находится один из колодцев. Не самое впечатляющее зрелище, но стоит помнить: ему уже не одна сотня лет.
Визит в Старый город не будет полным без посещения комплекса Амир-Чакмак, гордо украшающего центральную площадь. Необычный трехэтажный фасад принадлежит «такиè», церемониальному строению, использовавшемуся во время траура по имаму Хусейну (Ашуры). Вы увидите ряды гармоничных и пропорциональных арок, над которыми высятся удивительной красоты башни-минареты. Сам комплекс включает еще несколько зданий и местный базар.
Стоило нам увидеть Амир-Чакмак — стало ясно: подняться на самый верх — дело чести. Крутая винтовая лестница с высоченными ступенями не предусматривала перил и освещения (спускаться, чувствуя, как каблуки позади идущих постукивают в опасной близости от твоих рук, тоже было непросто). Но уже после первого пролета мы были вознаграждены очередной крышей со множеством куполов для вентиляции. Попозировав на их фоне, полезли на второй этаж: в обе стороны от лестницы вели две узкие каменные полоски, словно повисшие в воздухе — без намека на какую-либо ограду или страховочную решетку.
От вида на город захватывает дух, но мне это больше напомнило те самые доски, по которым пираты отправляли пленников погулять за борт, навстречу акулам. С другой стороны, чувствуешь себя удивительно свободно — никаких загородок или предупреждающих знаков, чтобы неосторожный турист, не дай Бог, не кувыркнулся вниз. Иранцы полагаются на здравый смысл своих граждан. А если ты такой дурак, что не заметил пропасти под ногами, так может, оно и к лучшему для человечества?
Финальный рывок — и мы оказываемся между двумя башнями-минаретами. Здесь ограждение широкое, даже непривычно как-то. Лена влезает на него с ногами, пристраивая фотоаппарат поудобнее — есть что поснимать.
Перед нами — шоссе, разрезающее город на две половины. В южном направлении громоздятся глиняные домики, многочисленные мечети, гончарные мастерские с горшками и кувшинами. По другую сторону фасада дорога уходит на север, к Тегерану — тут и движение интенсивнее, и районы посовременнее. А над всем этим — жаркое декабрьское солнце. Осматриваюсь вокруг: на смотровой площадке никого, кроме нас, нет, и вряд ли кто появится. Улыбаясь, стягиваю с головы платок и снимаю манто, оставшись в маечке с коротким рукавом. Красота! А если кто меня снизу и видит — пусть покрутит пальцем у виска, мне наплевать. Остаться бы тут навсегда, наслаждаясь нежданным теплом и сонным спокойствием города…
Наступает время полуденного азана. Он слышен одновременно со всех пяти мечетей, переливающихся яркими красками на фоне желто-коричневых домов. У каждой азан свой, и до нас доносятся отголоски пяти разных мелодий, создавая непредсказуемые сочетания.
Внезапно с лестницы раздается крик: «А-а-а, привидение!» Обеспокоенный Бехруз кидается выяснять, в чем дело, и сталкивается нос к носу с хохочущей девушкой. За ней наверх поднимается ее сестра — обе не перестают хихикать и извиняться. Просто одна решила напугать другую на лестнице, думая, что наверху все равно никого нет. Но наше одиночество нарушено. Приходится застегнуть ненавистное манто, чтобы начать спускаться, унося с собой память о чудесном городе, в котором время остановилось.
Оказавшись в центре зороастризма, странно было бы не посетить в зороастрийский Храм огня — Атешкаде. Считается, что в нем горит священный огонь, поддерживаемый зороастрийцами с 470 года (хотя в данный храм он был перенесен лишь в 1940 г.). Согласно канонам религии, поддержание огня (подкладывают туда исключительно сандаловое дерево) сопровождается сложными церемониями с участием нескольких жрецов. Но в Иране для зороастрийцев сейчас ситуация не самая благоприятная, а потому многое приходится упрощать: порой сложно даже найти служителя, который отпер бы дверь храма.
При входе обратите внимание на крылатого фаравахара — аналога наших ангелов-хранителей. Изначально он представлял собой «окрылённое солнце» (символ власти и божественного происхождения), к которому позже был добавлен человеческий образ. В современном зороастризме фаравахар осмысливается как проводник человеческой души на её жизненном пути к единению с Ахура-Маздой Подобное изображение часто встречается в Персеполе и среди развалин, сохранившихся со времен империи Сасанидов. Кольцо в одной руке божества символизирует верность, другая рука поднята в знак уважения. Три ряда перьев на крыльях отражает основной принцип зороастризма: «Благая мысль, благое слово, благое дело».
Выше уже рассказывалось о Башнях молчания и сменившем их современном зороастрийском кладбище в Йезде (древние «дохме» полностью прекратили использовать только в 1960-х гг.).