Школы для девочек и для мальчиков в Иране — раздельные. В некоторых университетах вход для юношей и девушек отдельный. Предполагается, что студенты будут сидеть в одной половине класса или аудитории, а студентки — в другой. Естественно, молодежь и не думает эти ограничения соблюдать.
Напоследок стоит заметить, что в случае нарушения приведенных выше правил иностранцу грозят не такие уж серьезные санкции, ведь он всегда может сослаться на незнание или непонимание местных законов. В худшем случае вас ждет штраф или требование немедленно покинуть страну. Однако если вам нравятся приключения, не стоит вовлекать в авантюры граждан Ирана, для которых все может закончиться куда печальнее. Вас защищает статус иностранца (хотя посольство вряд ли встанет на защиту гражданина, попытавшегося, к примеру, провезти в Иран наркотики), иранцы же перед своей полицией бессильны. И если вы приехали в Иран по личному приглашению иранских друзей, то приглашающая сторона будет нести полную ответственность за ваше поведение и соблюдение вами местного законодательства.
Случилось это в те далекие времена, когда я приходилась Бехрузу не женой, а невестой. В пять утра мы отправились в аэропорт — провожать моего друга, вылетавшего в Москву. Зная, как ненадежно работают иранские авиалинии, решили посидеть в зале ожидания, пока его самолет не улетит.
Терять бдительность двум пока еще неженатым молодым людям в Иране нельзя. Но попробуй ее не потерять, когда вторую ночь подряд спишь меньше трех часов. Меня не спасал даже кофе, а Бехруз этот напиток не употребляет из принципа, так что он успел заснуть в кафе, пока я расправлялась с нехитрым завтраком и наслаждалась видом заснеженных горных хребтов. Там было жарко, и в результате мы снова вернулись в зал. Увы! Лишь в укромных уголках Ирана можно позволять себе вольности типа объятий, нежных рукопожатий или, не дай Бог, поцелуев украдкой (и с оглядкой). А мы находились в центральном аэропорту Тегерана — Мехрабаде, где каждый сантиметр просматривают камеры. Правда, не обнимались и не целовались. Мы просто заснули — я положила голову ему на плечо, он меня приобнял… И все. Я еще пыталась время от времени открывать глаза и следить за своим рюкзаком, но это не помогло.
Взяли нас тепленькими. Как из-под земли появились две дамы, завернутые в черную чадру, под которой пряталась зеленая полицейская форма. Посветили удостоверениями и вежливо осведомились, кем мы друг другу приходимся. Я (нет чтобы сразу отодвинуться в сторону!) от ужаса вцепилась Бехрузу в плечо. Он спросонья брякнул, что я его жена. Неверный ход. У него тут же потребовали документы: пришлось отдавать паспорт. Удостоверение личности хотели забрать и у меня — к счастью, следуя мудрому совету друзей, я его с собой в Тегеране не носила. После чего последовали долгие и нудные расспросы. Отделавшись от полицейских, Бехруз отправился к администратору аэропорта, дабы через него вытребовать свой документ. Как выяснилось, паспорт отдадут, только если он привезет мой. Тут мы поняли, что вляпались окончательно…
Спешно эвакуировавшись из аэропорта, отправились советоваться с папой и мамой. Скоро стало ясно: спасти нас может только временный брак, заключенный задним числом…
Институт временного брака для мусульман-шиитов в Персии обладает весьма скверной репутацией. Еще бы! Как вам понравится «свадьба» на срок от нескольких часов или месяцев до 99 лет? Когда время, указанное в договоре, истекает, супруги автоматически считаются разведенными. Конечно, если они свой брак не продлили или не перевели в ранг постоянного. Временный брак требует куда меньше формальностей, чем обычный. Его сторонники утверждают: такой брак призван защищать права женщин (если в это время будет зачат ребенок, мужчину признают ответственным за него, и он обязан его полностью содержать до достижения 18 лет). Противники же называют узаконенной проституцией. Большинство иранцев придерживаются последней точки зрения, но в нашем отчаянном положении все средства были хороши.
К счастью, у Хоссейна (отца Бехруза) нашелся знакомый мулла, согласившийся оформить все формальности за два часа. Естественно, за некоторую мзду. С утра пораньше мы с Бехи отправились в папин магазин — встречаться с муллой.
Я весело поздоровалась с симпатичным бородатым дядечкой в черной рубашке, сидевшим по правую руку от папы, и принялась оглядываться в поисках обещанного служителя Аллаха. Но тут дядя встал и водрузил на голову белый тюрбан. Черная рубашка при ближайшем рассмотрении оказалась длинным балахоном, на который дядя на улице накидывал нечто вроде темной полупрозрачной шали. А взгляд… Как я сразу не заметила? Сладкий, аж приторный — как, впрочем, и интонации.
Не успели мы втиснуться в такси, чтобы проехать в нотариальную контору, как пара симпатичных девушек в соседней машине принялись строить нашему мулле глазки и отпускать шуточки. Это у них тут распространенный вид спорта — «дразнить муллу». Но наш мулла не дал маху — и пока такси разворачивалось, успел продиктовать девочкам свой мобильный. После чего двумя пальцами в перстнях извлек из кармана новенький аппарат, который тут же и зазвонил. Пока товарищ обговаривал с понравившейся девушкой, где и как им лучше встретиться, Бехруз толкнул меня локтем в бок:
— Ты на фарси НЕ говоришь!
— А что? Я думала, он вам друг.
— Ну пожалуйста, сама потом скажешь спасибо. Иностранку, понимающую хоть что-то, он будет стесняться. А так — полюбуешься на муллу во всей красе!
Мой будущий муж, как всегда, оказался прав. Разобравшись с девочками, дядя пристал к «молодожену», отпуская такие сальные шуточки, что уши вяли даже у меня, до которой доходило не более десяти процентов разговора. В свое время они вели дома у моего семейства длиннющие религиозные споры — и теперь наш новый знакомый явно намеревался взять реванш. В нотариальную контору все приехали в приподнятом настроении — и, оставив таксиста мокнуть на тегеранском дождичке, дружно отправились посвящать меня в ислам.
Тихо постукивая зубами (все-таки не каждый день принимаешь новую религию) и поминутно поправляя платок, который на голове держаться не желал, я вошла в кабинет к нотариусу — коим оказалась симпатичная улыбающаяся иранка, которая тут же принялась перешучиваться с нашим муллой. Они обменивались репликами столь интенсивно и с такими нежными интонациями, что я, не выдержав, потянула Бехруза за рукав:
— Это его любовница?
— Ну почему сразу любовница? Это его жена — у них с ней как раз временный брак. У него еще и другая есть, с ней брак постоянный. Но у них проблемы — хотят развестись, тогда он заключит постоянный брак с этой.
— А пока, значит, живет с двумя?
— Это же временно…
Жить с двумя женами, с точки зрения иранской морали, страшнейшее нарушение общественных устоев (пусть закон и утверждает обратное). С многоженцами приличные люди вообще не общаются. В больших городах таких практически нет, в деревнях их побольше, но и там они пользуются дурной репутацией.
Пока улыбающаяся тетя готовила документы и пыталась выяснить, смогу ли я написать несколько слов на фарси, мулла пощелкивал четками и продолжал шутить. Но вдруг посерьезнел: мне пора было произносить шахаду. С шахадой вышла небольшая заминка — наизусть я ее, естественно, не знала, и Бехруз второпях написал мне арабский текст латинскими буквами на листке бумаги. Минуты две я пыталась на английском выяснить у Бехи, можно ли просто прочитать нужные слова по бумажке или надо их говорить наизусть — за это время мулла совсем помрачнел и насупился.
Но тут я сказала: «Спокойно!» — картинным жестом извлекла листок из кармана и прочитала заклинание, долженствовавшее открыть для меня врата рая:
«Ашхаду алля илляха илля Ллах
Ашхаду анна Мухаммадар рассулю Ллах
Ашхаду анна Али он валио Ллах».
То есть «свидетельствую, что нет Бога кроме Аллаха, свидетельствую, что Мухаммед — пророк Аллаха, и свидетельствую, что Али — представитель Аллаха». Фраза про Али характерна, естественно, только для шиизма — так что я теперь еще и шиитка. Кстати, никто не просил меня повторять текст три раза, как я ожидала. Видимо, с иностранцев и одного достаточно.
После этого мне выбрали мусульманское имя — Париса. Затем я подписала кучу самых разных бумаг — нет, не кровью, крови попросту бы не хватило. После чего со всеми документами (в которых было указано, что ислам я приняла чуть не в день своего приезда в Иран) мы отправились в местный загс.
Офис был битком набит народом, но нас обслужили сразу и по первому классу. Улыбчивый дядя даже попытался заговорить со мной по-английски, после чего принялся наскоро заполнять квиток (по ходу переврав мое имя и фамилию) и вклеивать туда наши фото.
Брак решено было заключить на три года — это крайний срок, после которого я твердо рассчитывала обосноваться с Бехрузом в России. Оставалось решить вопрос с мехром — то есть вознаграждением, которое будущий муж обязан мне выплатить по первому требованию в течение совместной жизни либо если захочет подать на развод. Я сказала, что мне достаточно минимального выкупа: одного Корана (он по закону полагается всем девицам) и 14 золотых монет (на тот момент их стоимость составляла около полутора тысяч долларов).
Церемония бракосочетания по-персидски выглядит просто: дядя быстро-быстро талдычит что-то по-арабски, потом на фарси, и после определенной фразы жених и невеста должны сказать свое веское «да». Когда именно это надо сделать, Бехруз мне толком не объяснил. В результате я свое «бале! бале!» выпалила, как только представился удобный случай. После чего дядя посмотрел на меня как-то странно, а народ, сидевший в кабинете, заулыбался. Однако дело было сделано — и только поставив с десяток подписей в разных частях документа, я смогла осведомиться у законного супруга о причине общего веселья: