Нет, я не могла позволить никому сомневаться в своем мужчине.
Убрав руку от лица, я сажусь прямо и поворачиваюсь в сторону экрана с поверенным.
– Альберт, – не обращая внимания на плевки яда и несмолкаемые угрозы Лилы, обращаюсь я к поверенному, – с какого момента я вступаю в права наследования?
– Вы вступили в свои законные права автоматически сразу же после оглашения последней воли Бака Зенга, – охотно поясняет он. – Уже на данный момент все счета, фонды и недвижимости закреплены за вами…
Альберт замолкает, несколько мгновений пристально смотрит в мое лицо и неожиданно хмурится.
– Окс? – говорит он таким строгим тоном, словно в кресле сидит не Рокси Тайлз, а его старший сын.
В задумчивости постучав пальцами по колену, я решительно встаю с кресла и поправляю полы пиджака.
– Альберт, я бы хотела оставить за собой наш дом, летмаш и право распоряжаться всеми личными вещами Бака, – негромко, но решительно начинаю я. – Также я забираю пост главы фонда «Оксада». От всех иных средств, счетов и фондов Бака Зенга я отказываюсь в пользу его единственной дочери Оксады Зенг…
– Рокси! – изумленно охает поверенный, а Лила на соседнем экране так вообще рот от изумления открывает.
– Чтобы не нарушать последних распоряжений Бака, – спокойно продолжаю я, игнорируя всех присутствующих, – Оксада получит образование, и только после этого ей откроется доступ ко всем счетам и имуществу. Никто, в том числе и законные опекуны девочки, не имеют права допуска к счетам.
Альберт смотрит на меня круглыми глазами, все еще не веря, что я действительно могу отказаться от значительного состояния, но мне плевать.
– В случае, если Лила Зенг, кто-то из ее друзей или родственников начнут распускать про Бака слухи о якобы его наркотической зависимости, – мой отказ аннулируется, и в силу вновь вступает завещание Бака. Если Лила Зенг или Оксада Зенг открывают со мной судебную тяжбу – мой отказ аннулируется, и в силу вновь вступает завещание Бака.
Я замолкаю, ощущая, как внутри разливается непередаваемая легкость. Бак хотел, чтобы я была лучше, добрее, чище, возможно, поэтому он оставил за мной все права.
– Окс, подумай хорошенько… – пытается вразумить меня Альберт, но я непреклонна.
– Капитан Тиван, – оборачиваюсь я в сторону застывшего неподалеку капитана, – можно воспользоваться одним из ваших планшетов для подтверждения идентификации?
– Просто приложи ладонь к подлокотнику кресла, – его ровный спокойный голос действует не хуже успокоительного, каким-то невероятным образом проясняя мое сознание.
Быстро приложив свою ладонь и оставив электронный отпечаток в качестве подтверждения сказанных мною слов, я поворачиваюсь к экрану с изображением потрясенной до глубины души Лилы.
– Ты права…
Бывшая жена Бака вздрагивает и чуть более осмысленно смотрит на меня.
– Ты права – меня сложно назвать хорошим человеком, – признание дается очень тяжело, но я должна это сказать. – Мы встретились с Баком, когда от меня осталась только смутная тень той девушки, которая нравилась ему когда-то. И я так до сих пор не понимаю, почему он любил меня…
На глаза наворачиваются слезы, но я должна ей это сказать. Должна, потому что второго такого шанса жизнь не предоставит, потому что в другой раз она не сможет меня услышать.
– Мне было безумно хорошо рядом с ним, и я искренне сожалею, что мое счастье стало причиной вашего развода, – мой голос предательски дрожит, и я громко всхлипываю, с невероятным трудом все еще сдерживая подступающие слезы. – Лила, я знаю, что одного «прости» с моей стороны будет мало, но…
Женщина на экране отводит взгляд и скрещивает руки.
– Прости, – негромко, но очень искренне шепчу я. – Прости, если сможешь…
Лила дергает плечом и поворачивается ко мне. Гордая, несокрушимая женщина со стальным характером. Не способная уступать, не способная признавать ошибки ни свои, ни чужие. Ты за это ее полюбил, Бак?
Взгляд Лилы на мгновение обжигает меня, а затем она едва заметно кивает и молча отключается.
Не в силах больше совладать с собственными эмоциями, я буквально падаю обратно в кресло и, закрыв лицо руками от всех, даю волю чувствам.
Слезы катятся по щекам, словно вода из-под крана, я громко всхлипываю и неожиданно слышу шаги рядом. Убрав ладони от лица, встречаюсь взглядом с капитаном Тиваном.
– Водички? – скучающе-вежливо предлагает он так, словно мы сидим на зеленой лужайке городского парка и пытаемся спастись от летнего зноя.
Несмотря на обуревающие меня чувства, я не могу сдержать ехидный смешок. Уж слишком капитан корабля в эту минуту похож на одного из врачей реабилитационного центра.
Как же его звали? Ниус или Миус? Не суть!
Я не помнила имени ведущего наших открытых групп, где проходящие реабилитацию наркоманы делились своими чувствами и говорили о проблемах, зато раз и навсегда запомнила методы его работы. Врач всегда имел под рукой бутылочку воды и упаковку салфеток. Протянутый платок безмолвно говорил – плачь, столько, сколько тебе нужно, мы принимаем твои слезы. Бутылочка воды – на, попей и возьми себя в руки!
И вот сейчас капитан Тиван явно намекал на прекращение незапланированного уставом слезоотделения.
Молча приняв из его рук бутылочку, я свинчиваю крышку и делаю пару крупных глотков. Надо отдать должное профессионализму и врача, и капитана Тивана: такая нехитрая смена деятельности позволяет отвлечься от внезапно захлестнувшей меня печали и немного прийти в себя.
Подняв глаза, я обнаруживаю на экране лицо Альберта и смущенно опускаю голову.
Обратная аннигиляция! Я думала, он отключился вместе с Лилой…
– Окс, – негромко зовет поверенный. – Бак оставил для вас видео. Включить?
Крепко зажмурившись, я с ужасом качаю головой.
Я теряла Бака уже трижды за эту жизнь.
В первый раз, когда в старших классах школы призналась, как сильно люблю его. Бак сделал все, чтобы смягчить неловкий момент, но отношения уже не могли быть прежними.
Спустя полгода, когда подающий надежды боец боев без правил Стальной Кулак пришел в бар «Большой пес» и в изрядном подпитии признался, что безумно любит меня, я подумала было ответить ему отказом на отказ, но, к счастью, вовремя включила голову.
Наш роман продлился от силы пару месяцев, а потом меня нашли военные, и тогда я потеряла Бака во второй раз.
Два года спустя, когда Бак случайно натолкнулся на меня в одном из реабилитационных центров, и наши чувства вспыхнули вновь, настал третий раз – я узнала, что он женат и, более того, имеет хорошенькую дочку. Сколько душевных сил мне стоило прогнать его обратно в семью…
Весь сегодняшний день я пряталась за мысль, что это всего лишь четвертый раз, что на самом деле Бак жив и судьба сведет нас снова…
– Окс, – зовет меня Альберт, – Бак настаивал, чтобы вы посмотрели это видео сразу же после его смерти.
Все в том же ужасе я отчаянно качаю головой.
Нет, нет, нет!
Я не хочу смотреть видео, где Бак прощается со мной. Нет, ведь в таком случае мне придется признать, что он… Нет!
– Включайте, – слышится ровная команда капитана Тивана и, прежде чем я успеваю возразить, на одном из экранов появляется крупным планом лицо Бака.
– Окс, – зовет он меня и с грустью улыбается. – Если ты смотришь эту запись, значит, я тебя подвел…
Я замираю, не в силах потребовать, чтобы запись остановили. На пленке у Бака короткие волосы и красная полоска подживающего на щеке шрама, значит, он сделал запись больше четырех месяцев назад.
– Я клялся, что больше мы не расстанемся, и немного просчитался… – с виноватой улыбкой говорит Бак. – Кстати, я успел сказать, как сильно люблю тебя? Наверняка нет, – тяжело вздыхает он. – Я все время забывал говорить тебе самые важные вещи. О том, как сильно люблю тебя, о том, какая ты красивая, о том, как хочу, чтобы у нас были дети…
Бак тепло улыбается, глядя с экрана. Такой близкий и навсегда далекий.
– Ты никогда не любила похороны, а я всегда считал, что черный – это не твой цвет, поэтому решил, что нам лучше попрощаться вот так. – Он легонько стучит по экрану указательным пальцем и неожиданно хитро улыбается. – Знаешь, в чем преимущество такого прощания? – Бак делает эффектную паузу и неожиданно достает из-за спины миниатюрную гитару. – Ты ведь помнишь ее, Окс?
Мои брови сами собой ползут вверх, а глаза расширяются от изумления. Он же не собирается…
– Кхе-кхе! – важно откашливается мой любимый мужчина и громко ударяет по струнам. – В школьном парке… – уверенно пропевает он первую строчку, хмурит брови. – Бе… – пальцы берут не тот аккорд. – Бе… – и снова мимо нот. – Бе-е-егали мы детьми! – с трудом заканчивает он вторую строчку.
Дальше следует продолжительная пауза, в продолжение которой он пытается зажать пальцами барре.
– Ты скакала по… – очередная пауза, в течение которой Бак с трудом переставляет пальцы на струнах. – По дорожке, я… я…
Гитара протестующе звенит струной, но Баку хоть бы хны!
– Я… я… Я отвратительно играю на гитаре, – неожиданно прекращает надругательство над инструментом он, озорно улыбаясь с экрана. – Как ты могла слушать меня в детстве? Кстати, – он откладывает гитару на колени, – а помнишь, как ты подбила меня угнать отцовский летмаш?
Я ловлю на себе немного растерянный взгляд капитана Тивана и смущенно пожимаю плечами. Ну да. Было такое однажды…
– А помнишь, как я повел тебя на первое свидание и так разнервничался, что не мог выдавить ни слова? – громко смеется он. – А главное, ты, прям само сочувствие, еще и подкалывать меня начала, вместо того чтобы войти в положение.
Тихий смешок вырывается у меня помимо воли. Почему он вспоминает об этом сейчас?
– А помнишь нашу первую ночь, проведенную вместе? – понижает Бак голос. – И я не про совместные ночевки под неусыпным оком моих родителей, я про ту нашу ночь…
Я прикусываю нижнюю губу, чтобы хоть как-то скрыть смущенную улыбку, и, кажется, немного краснею.