«Иду, говорит, к вам на вашего дьюданта жалиться. Заскочил к нам сегодня в Ольховку и как начал палить по курам. Двух кур у меня, паршивец, подстрелил». Это правда?
— Правда. Только я не безобразничал, я хотел попрактиковаться в движущуюся мишень.
— Вот за эту движущуюся мишень и сядешь под арест.
В амбарчике, куда сажали под арест, было полутемно. Свет проникал через одно-единственное узкое окошечко.
— Эх, Хохолок! — впуская Мишку в амбар, посетовал Федотов. — Из-за каких-то курей сам попал, как кур во щи!
— Вот именно попал! — радостно подтвердил Мишка. — Та деревенская тётенька, которая на меня командиру жаловрлась, ещё не всё рассказала: я в третью курицу тоже попал.
— Лихо! Однако поговорили и будет. Часовому разговаривать не положено, а я заступил на пост.
Федотов запер дверь, и Мишка очутился в пропахшем мышами амбарчике. Мальчик сел на пол, раскрыл задачник, который ему разрешили взять с собой и стал, раскачиваясь, читать вслух:
— «Со станции вышел поезд…»
Мишка живо представил себе паровоз с чёрной свастикой на груди. С его платформ ощерились пушки. Как дракон, рассыпая искры, чёрный поезд несётся в ночь. И вдруг… столб пламени, грохот!
Чёрный поезд рушится под откос. Партизаны заложили на рельсах взрывчатку.
Взрывчатка! Мишка вскочил на ноги. Ведь в Ольховке ещё до истории с курами он разговаривал с одним стариком. Старик просил передать командиру, что может показать озеро, в котором наши войска, отступая, затопили взрывчатку — тол.
Мишка знал, как нужна партизанам взрывчатка, он думал о ней всю дорогу, но, когда командир на него рассердился, Мишка от расстройства про самое главное и забыл.
— Дядя Федотов! — Мальчик отчаянно забарабанил в дверь кулаками. — выпустите меня! На одну минуту! Я должен срочно командиру доложить.
Федотов слышал Мишкины вопли, но не откликался. На то он и был часовым.
Наконец крики в амбаре утихли.
«Должно быть, уснул, — подумал Федотов, — умаялся. Ведь ещё дитё».
И вдруг перед Федотовым вырос командир:
— Часовой! Вы кого сторожите?
— Арестанта, товарищ командир бригады! Лично ваш адъютант сидит под замком.
— Сидит? Давайте проверим, откройте дверь.
Открыли. В амбарчике было пусто. На полу валялся раскрытый задачник. Солнечные пылинки рябили в прорези окна.
Только Мишка такой худой и ловкий мог пролезть в это окно, узкое, как щель.
Федотов выскочил на крыльцо. Он всё ещё не верил, что мальчик сбежал. Но вот из чащи росших возле амбара лопухов выглянула вихрастая голова.
— Дядя Федотов! — Мишка хотел успокоить своего незадачливого сторожа. — Я тут. Я ведь просился, но вы не хотели слушать, а мне нужно было срочно про взрывчатку доложить. Да вы не волнуйтесь. Я сейчас своё досижу.
Но досиживать Мишке не пришлось.
— Боец Федотов! — сказал командир. — Передадите оружие Хохлову. За нарушение обязанностей часового теперь вы сядете под арест, а он будет вас сторожить.
— Чертёнок! — вздохнул Федотов, передавая Мишке винтовку. — Вот подвёл так подвёл.
Мишке многое хотелось сказать Федотову в своё оправдание, но в его руках очутилась винтовка. Теперь он был часовым, а часовому разговаривать не положено.
Недаром Мишка дневал и ночевал в штабе. Он раньше всех узнавал новости. Он знал, что получено задание: в помощь наступающей Советской Армии взорвать Симкин мост. В этой боевой операции должны были участвовать две партизанские бригады.
За день до назначенного срока Федотов с Мишкой помылись в партизанской бане. Мылись горячей водой со щёлоком[1] — мыла не было.
— А ну, Хохолок, потри мне спину! — попросил Мишку Федотов. — Идём на сурьёзное дело; может, и помереть придётся, а умирать надо чистым. Понятно?
— Понятно! — откликнулся Мишка, усердно работая рогожкой[2].
— И ещё тебе один наказ. Николай Иванович сказал: рвать Симкин мост выйдут все наши. Можно сказать, ты один останешься. Так уж веди себя достойно: не озорничай. Понятно?
— Понятно, дядя Федотов!
Командир вывел свою бригаду ночью. На рассвете стали подходить к селу Симкино. Остановились на лесной опушке, чтоб выслушать последние приказания.
И тут к командиру осторожно приблизилась маленькая фигурка с карабином в руках.
— Мишка! Ты почему здесь?
— Но вы же сами сказали, что на эту операцию идут все наши, а я разве чужой?
— Отправил бы я тебя обратно, да уже поздно. Ничего не поделаешь — останешься со мной.
Бригада Николая Ивановича должна была, окружив Симкино, навязать бой стоявшему в этой деревне немецкому гарнизону, в то время как другая бригада прорвётся к мосту.
Николай Иванович разделил свои отряды. Одни двинулись на Симкино, другие залегли у дороги в засаде, чтоб отрезать немцам путь к мосту.
Вдоль дороги тянулось болото. Его кочки и редкие кустики служили укрытием для партизан. За одним из кустиков возле командира лежал Мишка.
Над болотом клубился утренний туман. Он напомнил мальчику дымок над пепелищем Карташихи. И снова в Мишкином сердце закипела ненависть.
— А моя бабушка ещё крепкая была, — глухо пробормотал Мишка, — сама мешок с картошкой подымала… Николай Иванович, нам не пора?
В Симкино уже гремели выстрелы.
— Ещё не пора! — чуть-чуть улыбнулся командир.
Шум боя становился всё сильней. Мальчик прямо-таки ёрзал по земле от нетерпения.
Уже поднялось солнце. Спиной Мишка чувствовал утро, а животом — ночь, потому что спину пригревало солнце, а живот был прижат к сырой, холодной земле.
В траве блеснула живая красная пуговка — божья коровка. Мишка поймал её и посадил себе на ладонь. «Улетай, дурёха! — попробовал внушить ей мальчик. — Побежим в атаку, затопчем тебя…»
Но жук не хотел покидать тёплую ладошку и только тогда поднялся в воздух, когда Мишка стал дуть ему под крылышки.
Куда полетела божья коровка, Мишка уже не смог проследить.
— Огонь! — скомандовал командир.
Часть разбитого гарнизона вырвалась из деревни. Немцы по дороге, по болоту, по огородам бежали к мосту.
Мишка вскочил на ноги, словно подброшенный пружиной.
— Стрелять лёжа! — крикнул ему командир.
— А я не попаду лёжа! — огрызнулся Мишка.
Немцы были уже близко.
— Вперёд, за Родину! — скомандовал командир.
— Ура! — закричал Мишка.
— Ура! — подхватили партизаны, бросаясь в атаку.
Мишка нёсся, перепрыгивая через кочки. И вдруг он с ужасом заметил, что один из немецких солдат, остановившись, целится в командира.
Отчаянно взвизгнув, Мишка бросился влево, чтоб закрыть командира собой.
Что-то ожгло ему плечо. Перед глазами замелькали красные пятнышки — как будто налетел целый рой божьих коровок.
«Улетайте, дурёхи! А то затопчут», — хотел сказать им мальчик, но уже говорить он не мог.
Мишка пошатнулся и упал лицом вниз в болотную траву. Но он ещё успел расслышать грозный гул. Это взлетел на воздух взорванный партизанами мост.
Мишкина рана зажила к осени. Хотя мальчик совсем поправился, но с поручением его никуда не посылали.
— Побереги, свои силы, — сказал Мишке командир, — тебе предстоит дорога. Ты ведь сводки читал и знаешь, что твой родной город освобождён.
— Знаю! — радостно подтвердил Мишка.
— Туда я посылаю с заданием Федотова. Он прихватит тебя с собой.
— Федотов пойдёт по заданию, а я зачем? В отпуск?
— Считай так. Разве тебе не хочется повидать свою маму?
Мальчик улыбнулся и кивнул головой.
Как-то осенним вечером Мишка сидел в штабе один. Николай Иванович с двумя командирами отрядов с утра поехал в Ольховку и ещё не возвращался.
Глядя на росшую за окном строгую, стройную ёлку, Мишка думал о матери. Она тоже такая, на вид строгая, а на самом деле ласковая. Как она удивится, когда раскроется дверь и…
Дверь распахнулась, в штаб вошёл Федотов:
— Ну, ты готов? Сейчас и отправимся.
— Как — уже? — ужаснулся Мишка. — Я даже с командиром не попрощаюсь?
— Другой раз попрощаешься. Ночью надо через немецкую зону пройти.
И вот они снова, как и в первый раз, шли вдвоём по лесу. Но теперь в лесу пахло не снегом, а грибами, осенним палым листом.
Где-то кричала сойка. Спелые ягоды рябины вспыхивали в листве, как огоньки.
Мишка сшибал на ходу яркие ломкие шляпки мухоморов. Вдруг он резко остановился:
— Дядя Федотов! Я даже не знаю докуда у меня отпуск!
— Зато я знаю. Останешься у матери насовсем.
— Неправда! Командир так вам не приказывал.
— А вот — приказал.
Мишка задумался. Теперь он уже не сшибал мухоморы, а, прихрамывая, плёлся позади Федотова.
— Почему отстаёшь? Опять, чертёнок, задумал сбежать?
— Что вы ко мне пристаёте! Я жилу растянул.
Мишка хромал всё сильней и сильней, зорко оглядываясь по сторонам. Сейчас он поравняется вон с тем подходящим кустиком и — до свидания, дядя Федотов!
Но послышался конский топот. У Мишки ёкнуло сердце. На лесную поляну выехал всадник: это был командир.
Он спешился, закинул на шею коню поводья и вытер вспотевший лоб:
— Фу! Хорошо, что на лошади, а то бы вас не догнать. Почему, Федотов, вы так поторопились?
— Наверное, вы приказали, — криво усмехнулся Мишка, — хотели скорей отделаться от меня.
— Вот и не угадал. Я другое хочу: чтобы ты был жив, здоров и снова начал учиться. А за службу твою спасибо.
Командир крепко пожал Мишкину шершавую руку. Мальчик вспыхнул до самых корней волос, замигал ресницами и опустил голову.
— И, пожалуйста, нос кверху. А то я сам зареву. Думаешь, мне легко расставаться со своим адъютантом!
— Рассказывайте! — сквозь слёзы пробормотал Мишка. — Небось сразу забудете. А чтоб в гости приехать, так никогда!
— Приеду в гости. Обязательно приеду, когда кончится война. Договорились? Всё.