– Надеялись найти помощь. Ну и вообще: хотели поговорить с феями, послушать, что они обо всём этом думают.
В действительности получилось не «опять непонятно», а очень даже непонятно. Слова, которые произносил Дикий, отказывались складываться в осмысленный текст.
– Щебетание – это процесс, – произнесла Ириска, строго глядя на Страуса.
– И что?
– А ты сказал, что это место.
– Когда дойдём – сама поймёшь, – пообещал Дикий и широко зевнул, деликатно прикрыв клюв правым крылом. – Что-то я устал.
– Хорошо, ты устал и хочешь спать, – согласилась Ириска и поправила рваное одеяло, в которое её укутала птица. От реки тянуло холодом, и если бы не костёр, у девочки давно бы уже зуб на зуб не попадал. – Но перед сном ты расскажешь мне о Прелести.
– Это ещё почему? – взвился Страус.
– Или сказку. – Маленькая фея улыбнулась. – Мне нужно рассказывать на ночь сказки, тогда я лучше сплю. Вот папа всегда рассказывает сказки. Но папа остался дома… – Она шмыгнула носом. – Так что сказка с тебя, пернатый.
– Я не умею рассказывать сказки, – растерялась птица.
– Тогда расскажи о Прелести.
– Почему?!
– Потому что тогда я не усну и буду тебя спрашивать, спрашивать и спрашивать…
– Э-э… – Хиша вдруг подумал, что утром ничего не изменится, Ириска останется такой, какая есть, и загрустил. – Что именно рассказать?
– Всё, – не стала скромничать девочка. – Я ничего не помню.
– Всё так всё. – Страус решил согласиться, потому что маленькая фея очевидно засыпала. – Прелесть – это…
– Всё хорошее?
– Всё интересное. Всё то, что ты вспоминаешь с улыбкой. Всё славное.
– Здорово, – прошептала девочка.
И улыбнулась.
– Прелесть – это всё доброе и весёлое, это приключения, возможно, опасные, но обязательно захватывающие. Прелесть – это всё разноцветное, что есть в жизни, это всё, что пахнет восторгом. И чем чаще ты улыбаешься, чем интереснее твоя жизнь, тем чаще ты оказываешься в Прелести.
– А как в неё попасть?
– В любое время.
– А самый первый раз?
Хиша улыбнулся.
– Каждая девочка обязательно получает шанс оказаться в Прелести, поселиться в ней и узнать её тайны. Главное – не отказаться от этого шанса, не пройти мимо.
– А как же Самоцветный Ключ?
– Он появляется после того, как девочка в первый раз самостоятельно ступила в Прелесть.
– И у меня есть Ключ?
– Обязательно, – подтвердил Дикий. – Но ты его где-то оставила и вошла в Прелесть вместе с сестрой.
– Получается, в Прелесть может прийти любая девочка?
– Обязательно.
– Разве это правильно?
Ириска сквозь сон подумала, что некоторых девочек в волшебный мир лучше не пускать, однако Страус был неумолим:
– Правильно, потому что Прелесть – это место, где каждая девочка – каждая, каждая! – становится феей. Разве это не здорово?
– Здорово, – кивнула Ириска.
И вдруг поняла, что ни у кого нельзя отнимать возможность стать волшебницей. И если есть на свете место, где каждая девочка превращается в фею, то в него должны пускать всех-всех-всех!
– Поэтому в Прелести много Дворов, – продолжил Дикий. – Одни феи умеют управлять птицами, но не всеми, а только певчими, добрыми. Другие предпочитают хищных. Третьи – мудрых сов… Есть феи, которым подвластны лисы, а есть те, которые подчинили своей силе воду. Или цветы… Фей очень много.
– В Прелести есть кто-нибудь, кроме них?
– Конечно. Я, например.
– Ты добрый.
– Злые тоже есть, – машинально ответил Хиша.
– Откуда? – уже засыпая, спросила Ириска.
– Прелесть слишком хороша, – тихо ответил Дикий. Он услышал сопение, понял, что девочка уснула, и следующую фразу произнёс не для неё, а для себя: – А зло не терпит ничего хорошего.
Глава VIIв которой Ушастая Бетти получает волшебный «указатель» для поиска Непревзойдённой, Полика знакомится с Кавальери, а Захариус Удомо отправляется в Плесень
– Итак, последняя из Непревзойдённых потеряла память и больше не угрожает моим планам… Но правда ли это? – Сидящий за рабочим столом Удомо отвлёкся от своего занятия – он собирал какое-то механическое устройство – и посмотрел на Истукана. Внимательно посмотрел, как будто действительно ждал ответа от облачённого в чёрные доспехи воина. А тот привычно промолчал, стоя в положении «смирно», слева от входной двери.
Иногда Захариусу не хватало собеседников, поскольку колдун искренне считал свои мысли и планы слишком умными для того, чтобы их мог понять кто-то из помощников. Ну в самом деле, не требовать же совета от Нелепого Марчелло, правда? Или от главного Кияшко, который научился считать лишь на четвёртом году обучения в школе? Оставаясь при этом в первом классе… Или от Трынделя, который в школу вообще не ходил…
Чёрный воин тоже не понимал хозяина, но Удомо давным-давно привык видеть в Истукане надёжного, умеющего хранить тайны собеседника и во время размышлений частенько обращался к нему: задавал вопросы и придумывал за молчуна ответы.
– Ты прав, Истукан: пленница не страшна. Полика взаперти, ничего не помнит, ничего не знает и лишена Самоцветного Ключа. Но что делать с её сестрой? Ведь даже одна-единственная Непревзойдённая способна нарушить мои планы… Что ты сказал?
Истукан продолжил молчать со всей возможной почтительностью. На самом деле он вообще не умел говорить, но колдуна это обстоятельство не смущало.
– Ты тоже полагаешь, что ученица Непревзойдённых опасна?
Тишина.
– Но она совсем маленькая и ничему толком не научилась.
Никакой реакции.
– Сегодня ты необычайно красноречив, – рассмеялся Захариус, откидываясь на спинку кресла и выключая настольную лампу, которая освещала царящий на столе кавардак: листочки с обрывками записей; блестящие инструменты – щипчики, кусачки и отвёртки, которые больше подошли бы часовщику, нежели волшебнику; кусочки каких-то камней, металла и проволоки, шестерёнки, винтики, гайки и прочие детальки. – Плохо не то, что на свободе осталась одна маленькая ученица, с ней, в конце концов, можно справиться. Плохо то, что Хиша видел представление. Страус, конечно, не гений, но мозги у него работают, а значит, он наверняка разгадал мою тайну и понял, что я лишаю Непревзойдённых памяти о Прелести. Хиша расскажет мафтанам, мафтаны расскажут красно-синим, те – феям, и все объединятся против меня. – Удомо вздохнул с искренней печалью. – А ведь я так хотел, чтобы всё прошло тихо и мирно, без ненужной агрессии и сопротивления.
И чтобы в один прекрасный день громогласные герольды провозгласили его владыкой Прелести, а все феи и все Дворы, все Прелестные Животные, все люди, младшие народцы и прочие обитатели мира – чтобы все-все-все послушно склонились перед ним.
Перед Захариусом Первым, великим императором!
Вот о чём мечтал чёрный маг Удомо, вот ради чего изгонял из Прелести Непревзойдённых – он жаждал стать единоличным правителем целого мира. Но теперь боялся, что замысел раскроют слишком рано, до того как он соберёт достаточное число сторонников и избавится от самых опасных врагов. Захариус боялся, что свободолюбивые обитатели Прелести не позволят поработить себя.
– Но я умнее, а значит – сильнее всех на свете! Правда?
Истукан ответил утвердительным молчанием.
– Хорошо, что ты со мной согласен.
Колдун понимал, что беглецы для него опасны, но не мог заняться поиском лично – ему предстояло долгое и трудное путешествие. Искать Страуса и фею придётся помощникам, и это обстоятельство тревожило Удомо, который понимал, что ему служат отнюдь не гении. Но другого выхода у него не было.
В дверь робко постучали, а после того, как Захариус небрежно разрешил войти, створка приоткрылась, и в фургон бочком протиснулась Ушастая Бетти.
– Хозяин…
Унылый вид обрюзгшей тётки лучше тысячи слов сказал о том, что она принесла дурные новости.
– Докладывай!
Чёрный маг знал, что Бетти не способна догнать хитрого Страуса, давно решил, что не станет наказывать повелительницу ночных гадов за неудачу, но напугать – напугает. Пусть помучается.
– Я разослала летучих мышей во все стороны, но они не нашли беглецов, – пролепетала Ушастая, стараясь не смотреть Удомо в глаза. – Поблизости от цирка ни Страуса, ни феи нет.
Ей было страшно признаваться в поражении. Она знала, как чёрный маг умеет наказывать, и готовилась к худшему. Однако Захариус, вдоволь насладившись видом трясущейся от ужаса Бетти, неожиданно спокойно произнёс:
– Ты должна отыскать Непревзойдённую.
И стало понятно, что гроза прошла мимо.
– Да, хозяин. – Обрадованная Ушастая поклонилась так низко, что едва не стукнулась лбом об пол. – Обязательно!
– Ты должна отыскать её до моего возвращения, – строго уточнил Удомо.
– Вы уезжаете?
Бетти надеялась на помощь. Рассчитывала, что умный колдун укажет, куда следует направить летучих мышей, и потому известие об отъезде её расстроило: Ушастая понимала, что в одиночку не справится.
– Хозяин, но как же так? Я даже не знаю, с чего начать.
– Не волнуйся, помогу, – расхохотался чёрный маг. Испуганный вид помощницы привёл Удомо в прекрасное расположение духа. – Подойди.
И, дождавшись, когда Бетти исполнит приказ, пальцем ткнул в хитроумное устройство, которое собирал перед тем, как погрузиться в размышления.
– Прибор тебе поможет.
– Что это? – растерялась Ушастая, глядя на медную коробочку, на стенках которой были выгравированы незнакомые Бетти письмена. Из нижней части коробочки доносилось тихое постукивание и жужжание, как будто там вертелся карданный вал, шелестели ременные передачи и крутились шестерёнки. Снимать прикреплённую маленькими винтиками крышку колдун запретил, предупредив, что механизм очень точный, а значит – хрупкий, и лазать в него не следует, но Ушастая и так не собиралась ковыряться в волшебном устройстве. А в меньшей, верхней, части коробочки на золотых нитях висел извлечённый из кулона Полики самоцвет, накрытый голубоватой сферой.