– Ты скоро? Мы тебя заждались.
Я хлопнула крышкой ноутбука.
– Так!
Марк тут же отлип, отодвинулся на край и улыбнулся опасно и весело:
– Только не спрашивай, откуда у меня такие плавки, это не мои.
– Мне больше интересно, нахуя весь этот цирк?!
– Миру давно пора увидеть твою скрытую сторону, – сощурился Марк. – Ты умеешь удивлять, мы только слегка подчеркнули это для других.
– Марк!
– Тридцать пять лет как Марк… – махнул он драконьим хвостом, гибко поднимаясь и сваливая с террасы. – И совести у нас давно нет, можешь даже не начинать.
Тридцать пять? А кажется, что двенадцать!
Опасности лиловых закатов
Несмотря на полностью уничтоженную репутацию, работу я все-таки получила. Ну, подумаешь, человек живет на карантинном Кипре с двумя мужчинами со внешностью сексуальных хищников! Если человек при этом способен переводить в день по тридцать килобайт текста, с такой несправедливостью можно смириться.
Конечно, между делом меня замучили вопросами. Но интернет такая удобная вещь – берешь и не отвечаешь. Или отвечаешь только на рабочую половину сообщения.
А они еще спрашивают, за что я не люблю офисы. Там так не прокатило бы.
Занятость сразу структурировало мои дни. Я уже не болталась без дела, не пялилась часами в голубое небо, не сидела подолгу на закате, глядя, как волны овивают черный камень с острой верхушкой, и как пенные брызги кружевом ложатся на бетонные плиты пирса.
Я завтракала и садилась за ноут. Обедала и садилась за ноут. Ужинала и шла гулять – одна или с Марком. Димки все чаще не было. В те дни, когда он должен был ездить в магазин, он уматывал с самого утра и возвращался только к обеду. В другие мог уйти «на спорт» и пропасть часа на четыре. Смс-пропуск разрешал заниматься в течение «разумного времени». Вероятно, четыре часа казались ему разумными.
Впрочем, мне было не до него.
Оказалось, что натянутые нервы карантина чертовски мешают заниматься даже самой любимой работой. То, что легко получалось у меня зимой в неуютной квартире под «доширак» и тоску, внезапно становилось проблемой на солнечной террасе с лимонадом и пирожными, которые принес рыжий красавчик. И вовсе не потому, что я отвлекалась.
Несколько месяцев тревоги вымотали меня так сильно, как не выматывал ни один дедлайн.
Улетая на Кипр, я хотела отдохнуть от тяжелых рабочих ночей, постоянного напряжения и страха перед будущем, но вместо этого устала еще больше. Хотя, кто знает, может быть, если бы я была сейчас дома, ситуация была бы намного хуже. Может быть, море, солнце, вкусная еда и наглые мужчины в моем доме не дали мне сойти с ума окончательно?
Во время прогулок с Марком мы болтали обо всякой ерунде. Спорили, удачно ли закончился какой-нибудь сериал, обсуждали статью очередного вирусолога или конспиролога, рассказывали друг другу сны. Тогда я и поделилась своими размышлениями.
Марк фыркнул:
– Ты находишься внутри урагана. То, что с тобой рядом точно так же кружатся твой диван, ноутбук и кружка с чаем, не значит, что все как раньше, только за окном свистит. Ты тратишь дикое количество сил, чтобы удерживаться рядом с этой кружкой чая, не улетать далеко от ноутбука и дивана. Но из-за того, что все выглядит как раньше, до урагана, есть иллюзия, что ты ничего не делаешь. Делаешь. Сохраняешь статус кво. Туда и уходят все силы.
Я посмотрела на то, как он качает бицепсы, поднимая двумя руками огромный камень и скептически заметила:
– Только не говори, что ты до урагана мог делать в два раза больше.
– Я привык к ураганам, – отозвался Марк, опуская камень на пирамиду из таких же камней и без паузы, не отрывая от него пальцев, перетек в стойку на руках на этой пирамиде. – Мое тело просто в восторге от того, что опять ничего не понятно, что надо изобретать новые способы жизни, решать проблемы и быть готовым в любую минуту сорваться с места.
– И с таким раскладом ты «остепенился»? – удивилась я.
– А какие у меня были варианты? – Марк аккуратно убрал руку и остался стоять на одной. Говорить это ему не мешало. – У людей есть только один вариант счастья для всех. Завести жену, детей, жить в симпатичном домике и собираться по выходным на ужин всей большой семьей. Те, кто живет не так – несчастные или сумасшедшие. Я слишком привык быть во всем лучшим, чтобы вот так просто отказаться от этого.
Марк тем же текучим движением опустился на ноги – естественно и плавно, словно люди могут делать это когда захотят: хотят – на руках гуляют, хотят – снова на ногах.
– А теперь? Когда ты понял, что ты… гм… тот мятежный, что вечно ищет бури, ты вернешься обратно к вашим стремным делишкам?
– Как ты ласково… – Марк обнял меня за талию и повел обратно к дому. – «Делишкам». Нет, уже поздно. Когда берешь ответственность за кого-то, права на риск у тебя больше нет.
– Это грустно.
– Это жизнь.
Я хотела спросить, за кого он успел взять ответственность, но тут увидела, что нам навстречу идет Димка. Больше чем по двое на спорт ходить было нельзя, поэтому моя законопослушная часть напряглась.
– Что случилось? – сразу тревожно спросила я. Если он торопился, чтобы спросить, покупать шоколадный чизкейк или мандариновый, я его убью.
– Ир, сегодня из Ларнаки срочный вывозной рейс для жителей Москвы. До него пять часов и надо еще успеть собраться и доехать. Аэропорты на Кипре закрыты предположительно до начала лета, может и дольше. Как видишь, статистика очень печальна, а в России все еще хуже. Когда следующий рейс – неизвестно. Восстановится ли регулярное авиасообщение – тоже неизвестно. Решать надо сейчас.
Я прижала руку к горлу, чувствуя под ней взбесившийся свой пульс. Голова кружилась от переизбытка кислорода – я дышала быстро и часто. Решать. Прямо сейчас.
Не представляя, что там будет с этим вирусом. Отпустит ли он нас когда-нибудь.
Представить себе, что я застряла здесь на месяцы, на год, на полтора – было страшно.
Моя закрытая квартира покрывается пылью, домушники взламывают дверь и оставляют открытой, полиция опечатывает ее и бумажки с фиолетовыми чернилами постепенно желтеют и опадают, кому-то срывает трубу, фонтаны бьют из слива ванной, вспучивается ламинат, люди в грязных сапогах проходят по моим чистым полам, рассматривают статуэтки на полке, прячут за пазуху бутылки с ликером из бара и памятные чашки, искрит розетка, все горит, пока вызывают пожарных, комнаты выгорают до бетона и когда я возвращаюсь, мне больше негде жить и все заработанное надо тратить на ремонты и выплаты соседям по судам.
Представить, что я сейчас собираю вещи, сажусь в самолет в маске и перчатках, лечу, со страхом оглядываясь на соседей – кто еще заражен? – заполняю анкеты по прилету, сдаю мазок и меряю температуру, возвращаюсь домой сидеть две недели на карантине, а потом выхожу на улицу сто метров до ближайшей «Пятерочки» раз в три дня, смотрю в окно, читаю новости, тоскую по бесконечному морю, вкусной еде и террасе с закатами, вижу, что ничего страшного не происходит, никто не умирает как от чумы, только я заперта навсегда в этой ненавистной квартире и уже почти чужой родной стране, и больше нет ни Марка, ни Димки – было еще страшнее.
Что выбрать-то? Что? Что? Что?
Рискнуть остаться и потом навсегда осесть в черных списках Шенгенской зоны, оказаться без денег, без дома, без работы, без… не знаю. Никто не знает.
Рискнуть улететь и потом жалеть об этом весь остаток весны, все лето, всю осень, всю жизнь – а если границы больше так никто не и не откроют? Как я буду без моря?
Я растерянно оглянулась на Марка, но его темно-янтарный взгляд не выражал ничего. Димка стоял, засунув руки в карманы и ждал моего ответа.
Решить за меня, что делать с моей жизнью, они не могли. Даже если попытались сделать это несколько недель назад, вломившись в мою квартиру. Но и тогда окончательное решение приняла я сама.
– Я… – глубокий вдох. Выдох.
Иди туда, где страшнее – говорил мне старый друг.
Лучше делать и каяться, чем не делать и каяться – а это уже Бокаччо. Очень уместный в наших чумных реалиях.
Но страшно – везде. И делать – про оба варианта.
– Ириска… – теплая ладонь Марка на спине. Поддерживает. Но помочь не может.
– Я остаюсь.
Сказала – и сразу успокоилась.
Нет, не так. Внутри, глубоко-глубоко, все взвилось и скрутилось в адский узел. Что же ты делаешь, сумасшедшая?! Но на поверхности словно слой оливкового масла, вылившегося из кувшинов греческих дев.
Всю жизнь я принимала разумные решения и потом с завистью смотрела на тех, кто сделал наоборот и даже расплатился за это. Но перед расплатой успел еще повеселиться. И это было уже не отнять. Никакими силами.
Хочу попробовать хоть раз в жизни поступить неразумно. Не так, как посоветовали умные люди. Вон, Марку их советы не слишком помогли.
– Хорошо, – хмыкнул Димка. – Тогда я беру машину до завтра. Мне кое-что надо там передать в Москву. Заночую в Ларнаке, не теряйте.
Он развернулся и ушел. Я посмотрела на Марка:
– В смысле – заночует? У вас же с этим и была проблема, насколько я помню?
– Он знает, что делает, – невозмутимо пожал плечами тот. – Зайдем за круассанами в лавочку?
Вернувшись в квартиру, я сразу села за перевод, дожевывая гигантский круассан с шоколадом без отрыва от производства. Марк послонялся туда-сюда, ушел в спальню смотреть кино, вернулся, сел рядом и наклонился к экрану:
– Много еще?
– Угу… – рассеянно отозвалась я. – Смотри сегодня без меня что ты там хотел смотреть.
– Давай помогу?
– В смысле? – я подняла голову.
– У меня свободный английский, работал синхронистом. Могу помочь.
Я покосилась на него. Вроде совершенно серьезен.
– Заманчиво… – вздохнула и покачала головой: – Но невозможно. Будет разный стиль, а это критично.
– Дай то, что уже сделала, стиль тоже скопирую, – он потянулся за своим ноутбуком и кивнул: – Кинь что-то из финала. Если не понравится моя версия, переделаешь сама.