– Очень мило… – тревога меня все еще не отпускала, но я хотя бы начала дышать.
А мое сердце – биться.
– Пожалуйста… – Димка наклонился, ткнувшись в меня лбом. – Прости. Прости. Прости. Ты сейчас – «наша». С тобой больше никогда ничего не случится.
– А с другими?
Он встретил мой взгляд молча.
– Мы старались ужиться и нанести как можно меньше вреда, Ир. Признай это. Все могло быть гораздо хуже. Мы всегда стараемся так делать. Но не в ущерб себе.
– Так себе извинения…
– А как надо?
– Ну, ты сейчас сказал: «Не мы такие, жизнь такая». Это значит, что ты ни о чем не жалеешь и не собираешься ничего исправлять.
– Жалею… – его руки прошлись обратно от бедер по талии вверх, обняли меня за плечи, и он прижал меня к себе. – Научи, как исправлять?
Я покачала головой. Взрослый мальчик, но приходится учить как маленького.
– Сначала надо признать ущерб и мои чувства по этому поводу. Показать, что они есть и ты их понимаешь. Потом предложить компенсацию. И спросить, что еще ты можешь сделать.
– Хорошо, – угрюмо кивнул Димка. – Мы сделали тебе очень плохо и ты имела бы право нас вообще убить, будь мы в Техасе. Тогда мы предложили компенсировать это деньгами и помощью. Сейчас… многое изменилось. Я хотел бы сделать для тебя что-то еще, чтобы закрыть этот счет. Что скажешь.
– Спасибо. Счет закрыт. Мне уже нормально.
Его изумленное лицо вполне покрыло остатки счета.
– Ну ты стерва… – покачал он головой. – Я готовлюсь выворачиваться наизнанку и служить золотой рыбкой на побегушках, а ты вот так… Взяла и отпустила. И что мне теперь делать?
– Ничего. Живи как жил и делай, что собирался делать дальше.
– Хорошо. Дальше я собирался снова извиняться. Потому что потом мы себя тоже вели не лучшим образом. Вроде утрясли все со впиской, ты симпатичная девчонка, мы тоже ничего – так почему бы не скрасить друг другу карантин?
Я аж задумалась. Потому что вот так «симпатичная девчонка» на фоне «мы тоже ничего» того качества, что Марк и Дима, для меня звучало дико. Симпатичные девчонки для таких парней – это какие-то модельки с ногами от ушей, по-моему. А не больная интровертная тридцатилетняя женщина.
– Ну ты оказалась не готова к тройничку, тоже бывает, это все-таки экстремально. Марк все равно уматывает, а уж один-то я тебя по-любому соблазню… Да, я тогда так думал, – Димка жестом пресек мои готовые вырваться возражения. – Ну скажи, что я не прав?
– Ну прав… – с чем спорить, если после ухода Марка я тут же кончила под его пальцами? Даже и стараться соблазнять не пришлось.
– Потом он не умотал, мы оказались заперты втроем и пришлось волей-неволей с тобой знакомиться.
– Бедненькие! – не удержалась я. – Вернуть вам денег на психотерапию?
– Послушай… – Димка вздохнул. – Ты нам отомстила сполна.
– Да? Как? – изумилась я.
Хотелось бы отомстить, но эти ж заразы неуязвимые.
– У меня было много девчонок. Женщин. И даже роскошных леди… – последние слова он мурлыкнул бархатным тоном, и мне моментально захотелось его придушить.
– Не увлекайся мемуарами, – сухо вернула я его к беседе.
Он еще раз вздохнул, потянулся ко мне – я увернулась. Он оставил короткий жалящий поцелуй в уголке губ.
– Таких как ты – мало. Совсем нет. Вот я к чему. Я видел много разных, но… – он почему-то погладил меня по голове, как маленькую. – Ты… хрупкая.
– Неправда! Я сильная! – взвилась я, выпутываясь из его пальцев.
– Нет, я не спорю. Ты сильная. Все сама можешь. Но хрупкая. Держишься за свою силу, но стоит неаккуратно надавить – треснешь и расколешься.
– Не надо на меня давить! – возмутилась я, но внутри как-то тепло и остро екнуло от его тона. Словно он боялся даже словами слишком надавить.
И это – Димка? Который обычно сначала делает, а потом уверяет, что ты сама этого хотела?
– Ты невероятно глубокая. Но держишь себя в секрете, выставляя наружу только хвостик, который считаешь не слишком интересным. Но я однажды потянул за этот хвостик…
– Перестань… – прошептала я, опуская глаза. Как-то неожиданно быстро подкатили слезы. Что-то он такое задел своими словами, что почти никто другой до сих пор не трогал. – Хотя нет, продолжай!
Я улыбнулась сквозь слезы в ответ на его усмешку.
– Вряд ли твои дурные мужчины знали, как ты глубока на самом деле. В том числе потому, что им было не с чем сравнить, Ириска… А нам… мне, – быстро поправился он. – Мне есть. Тебя хочется защищать. Тебе хочется помогать.
– Нашелся защитник… – я ворчала уже просто по инерции, чтобы окончательно не расклеиться. Очень хотелось прижаться к нему поближе и спросить – ты правда так думаешь? Ты знаешь меня на самом деле? Меня настоящую? Я могу не притворяться и ты не убежишь?
– Да какой я защитник, – хохотнул он, зарываясь мне в шею и тихонько целуя волосы. – Я сам за себя, сказал же. Просто хочется увидеть, как проявляется твоя глубина, когда тебе не надо защищаться самой, волноваться и закрываться от беды. Просто… полюбоваться, знаешь?
…если дышать поверхностно и коротко, то можно загнать слезы обратно. И это Марк у них отвечает за болтовню, да? Может, у него тоже есть максимальный режим?
– Ириска… – трескучий шепот в мои волосы. – Не убегай от меня. Позволь быть рядом. Ценить… – он поцеловал меня в висок. – Оберегать… – поцелуй в уголок губ. – Помогать.
– Я не знаю, что сказать, – честно ответила я. – Не понимаю, как реагировать.
– Ты не веришь? – Димка тряхнул челкой, глядя на меня изумленно и весело. – Смотри, я сильный!
Он отстранился от меня и потянул вверх футболку. Согнул руку в плече, демонстрируя бицепс.
– Потрогай какие мышцы! – он взял мою руку и положил себе на плечо. Напряг мускулы, и они прокатились под кожей упруго и сильно. – А кубики хочешь?
Он отклонился, почти лег на траву и напряг пресс, демонстрируя эти самые кубики.
– А… – он взялся за пояс штанов, и я округлила рот. – Все, молчу!
Он расхохотался, глядя на то, как я трясу головой, не в силах поверить, что этот взрослый мужик, спортсмен, шпион и бизнесмен, или кто он там, ведет себя как двадцатилетний идиот.
– Я не понимаю, – сказала я, когда он снова устроился напротив, снова одеваясь. – Чего ты от меня хочешь? Чтобы я опять выбрала?
– Нет, – Димка быстро продел руки в рукава и натянул футболку, скрывая живописный вид. – Марк скоро улетит. Даже если бы он хотел остаться, он не может. Он не может забить на детей, даже если выберет тебя. Ты и сама понимаешь. И ты перестала бы его уважать, если бы он так сделал.
– Да, наверное, – я обняла руками колени и уткнулась в них подбородком. – Так что ты единственный вариант, да?
– Не совсем… – мягко сказал он. – Но из нас двоих – только я. Да.
– Он тоже так думает? – спросила я, глядя на пронзительно-зеленую траву у себя под ногами.
Дурацкая идея спрашивать у одного любовника, есть ли у меня шансы с другим любовником. Но если бы я должна была выбрать – я бы хотела знать мнение обоих.
– Мы с ним договорились больше не обсуждать отношения с тобой. И никак не комментировать, – тон Димки стал сухим и холодным. – За эти разборки я тоже прошу прощения.
Баланс
– Ну все? За все извинился? – я скрывала за язвительностью смущение и умиление. – Тогда пойдем?
Я оперлась на траву, чтобы встать, но Димка обнял меня, прижал к себе и шепнул на ухо:
– Еще минутку.
Его губы остались там, где линия челюсти переходит в изгиб шеи, в невероятно чувствительном местечке, которое пощекотал кончик его языка.
Он развернул меня к себе, секунду или две смотрел в глаза, а потом склонился и накрыл губы своим ртом. Сразу жадно, резко, без предисловий и нежностей, атакуя меня горячим языком, раздвигая им зубы и врываясь внутрь.
Я задохнулась от его напора, голодной страсти, моментально заводящей меня в ответ. Целовался он охренительно, это я даже в первую ночь поняла, хотя те поцелуи были совсем не добровольными.
Он почти не выпускал меня из плена своих жестких губ, упоительного языка, танцующего внутри моего рта и вызывающего меня на поединок. Димка целовался так, что я впервые в жизни поняла, как можно выигрывать конкурсы на самый долгий поцелуй. Раньше я считала, что за несколько часом можно сдохнуть со скуки даже с самым любимым мужчиной, а теперь видела, что с хорошим партнером после вручения награды еще и за дерево спрячешься, чтобы доцеловаться, закончить это сражение.
Поражением, разумеется.
Причем обоюдным.
Очнулась я только тогда, когда его пальцы, уже под шумок пробравшиеся мне под худик и незаметно вплетающие нежную ласку груди в поцелуйный фейерверк, защемили сосок слишком резко, так что я вскрикнула от мгновенной яркой и сладкой боли, раскатившейся по нервным окончаниям и поняла, что происходит.
– Дим… – едва вырвалась из водоворота. Едва выдохнула на грани слышимости.
– А?.. – он и не вырвался, вновь увлекая меня за собой. И снова требуются все силы, чтобы выдохнуть чуть громче:
– Стой… Стой.
Он как будто осмыслял секунду или две, что значит это слово, а в темные глаза потихоньку возвращался разум.
– Да, – согласился он со мной. – Да.
– Я не могу.
– Да, знаю, – кивнул он. – Я помню.
– Я не о том… – хмыкнула я. – Я вообще не могу.
– В смысле? – он сжал ладонью мой подбородок, повернул к себе, сощурился.
– Не хочу, – поправилась я. – Ты меня начал тискать так, словно мы заключили договор. Ты меня защищаешь, я тебе секс. Так вот – нет. Я не согласна.
Кажется, Диме требовалось несколько больше времени – чтобы переправить отлившую в другие регионы кровь обратно в мозг и осмыслить то, что я говорю.
– Твои поддержка и защита – это замечательно и очень трогательно, но я не готова за них расплачиваться, – попробовала я еще раз.
– Да чем же! Ты ничего не должна!
– Да этим! Отношениями с тобой. Сексом. Защитники – они всегда такие. Эти ваши принцы на конях всегда в качестве благодарности берут в жены спасенных. Мне это… не нужно.