Медленная эта ласка дернула меня током острее и сильнее, чем все страстные порывы Димки накануне. Ворох колких молний раскатился по коже, мгновенно делая ее чувствительной, а мое дыхание – частым и быстрым. И я сама скользнула языком между его губ, отмечая с удивлением, что они все-таки сладкие, как мне и мнилось, а дальше… А дальше уже он положил ладонь на мой затылок, надавил, заставляя прижаться к нему сильнее и ближе, вовлек в головокружительный поцелуй…
И вдруг отстранился.
Вскочил с постели, оборачивая попавшееся под руку полотенце вокруг бедер, чтобы скрыть эрекцию, и быстро вышел из спальни.
Тут же за дверью зажурчала обычная утренняя беседа: Димка спрашивал, сколько яиц в омлет, Марк чем-то пошлым отшучивался, шумела вентиляция в ванной, потрескивал бекон на сковородке, заходил на взлет вскипающий чайник, а я лежала одна в постели, трогая свои губы и пытаясь понять, что это было.
Наши дни тянулись все так же безмятежно.
Я вяло занималась мелкими заказами, просто чтобы не скиснуть, хотя после эпического провала как-то совсем не хотелось работать. Но больше я ничего толком не умела. Карьерные коучи сказали бы, что кризис – лучшее время, чтобы найти себя. Но целых два кризиса, наложившихся друг на друга – эпидемия и профессиональный, загнали меня в какой-то тупик. При мысли о том, что надо искать новую область и в ней начинать все с начала, хотелось плакать и забиться в дальний угол шкафа. Я даже попробовала – залезла в шкаф в спальне, посидела рядом с вентилятором и обогревателем, но заслышав, что Марк возвращается, поскорее вылезла.
Зато вот с так называемой «личной жизнью» у меня все было более чем в порядке. Хоть отбавляй – я прямо на себе прочувствовала правоту этого выражения.
Можно как-то перераспределить добро? Безумную страсть и порывистую влюбленность Димки поменять на лекарство от коронавируса, а изощренные игры Марка – на уверенность в своих силах в какой-нибудь профессиональной области.
А потом оставьте меня одну.
Впрочем, денег мне бы теперь хватило на год спокойной жизни даже на Кипре, не говоря уж про Москву. Значит, будет возможность прийти в себя, когда это все закончится.
А оно закончится.
Сойдет на нет эпидемия, люди перестанут носить маски и снова начнут обниматься, а всемирный карантин уже лет через пятьдесят забудется, как забылся когда-то карантин во время «испанки». И уж конечно разлетятся по свету участвовать в своих шпионских миссиях мои временные любовники. Нисколько не сомневаюсь, что несмотря на красивые слова, Димка уже через пару месяцев счастливо утешится с привычными ему женщинами – леди и не леди.
Любой отпуск рано или поздно кончается. Даже если это отпуск от реальной жизни.
Но пока Димка звал меня с собой на прогулки и спорт и, после того как он выполнял все упражнения, мы оставались на берегу и целовались на нагретых солнцем камнях на закате, пока не становилось совсем темно. И вот в темноте-то можно было позволить себе гораздо больше, чем поцелуи…
Людей становилось все больше – иногда мы прятались в отельных беседках, чтобы там, под шум волн и под вопросительными взглядами ленивых бродячих котов быстро и страстно потрахаться, возбуждаясь от одного звука шагов на тропинке вдоль моря. Или он доводил меня до оргазма одними пальцами, пока мы стояли на полосе прибоя ночью между безбрежным спокойным морем, темно-синим бесконечным небом и полем, заросшим свежей весенней травой, где тут и там из-под земли вылазили покрытые мхом камни. В этот момент мир вокруг сливался в одну звездную бесконечную ночь и кружился, заставляя забывать о реальности.
В эти моменты я старалась быть здесь и сейчас, ловить эти удивительные ощущения, ошеломляющие и редкие. Вряд ли когда-нибудь еще я увижу набережную Пафоса такой пустынной в начале мая, а роскошные отели – оккупированными только кошками и нами. Но пока мы медленно плелись вдоль кустов рододендрона, возвращаясь домой, я не могла не вспоминать о том, как тем же утром Марк снова долго целовал меня перед пробуждением – я просыпалась от ласки его губ. И снова его пальцы случайными короткими касаниями будили во мне сладкий зуд. Его руки скользили по моей груди как солнечные лучи, а взгляд глаза в глаза длился долго, мучительно долго, до самого предела, пока он терся об меня всем своим горячим телом. И только в самом финале он прикрыл веки – и в комнате словно стало темнее – сжал ладонью член и перевернулся на живот, резко выдыхая.
На этот раз в душ первой сбежала я. Но, кажется, это было уже неважно – кто сдается в этот раз. Утренний сладкий грех был нашим общим секретом.
Тайной на двоих.
Я сделала круг и вернулась в ту же точку, где снова трахаюсь сразу с двумя мужчинами, скрывая это от них обоих.
Хотя насчет Марка я не уверена – если он и не знал, что между нами с Димой что-то есть, то только потому, что сам решил не знать.
У меня в этот раз не было никаких оправданий.
Я договорилась с Димой о странных, причудливых, но все-таки отношениях. Мы не упоминали эксклюзивность, но у нормальных людей она идет по умолчанию. И если это были именно отношения, то наши с Марком утренние игры, хоть и без «обычного» секса, все равно должны были считаться изменой.
И я знала, что Марк женат. И что он ждет только удобного случая, чтобы вернуться к своим дочерям и, возможно, к жене. Это звучало тоже странновато, но я уверена, что после такого стресса, его жена наверняка будет рада принять его обратно. Она соскучится и испугается – уж я-то знала, как эти парни умеют утешать и успокаивать!
Но я снова влезла в эту ловушку.
И ладно бы оправдывалась влюбленностью.
Но нет. Я не была влюблена ни в одного из них. Относилась очень по-разному, не могла выделить и выбрать ни того, ни другого, и потому не любила никого.
Тем хуже для меня и моей совести.
В начале мая правительство Кипра собралось на совещание и… разрешило ослабить карантин. Открыть кафе и рестораны с едой на вынос и выходить из дома аж целых три раза в день по-прежнему предупреждая с помощью смс.
Все поверили в лучшее и расслабились. Даже с мы с Марком.
Наши утра стали совсем горячи – сегодня я снова проснулась от поцелуя… но другого.
Губы Марка скользили по внутренней стороне моего бедра, а когда я распахнула глаза, драконий взгляд зажег огонь и во мне. Он скользнул языком, медленно раскрывая меня как раковину и тронул острым кончиком жемчужину в ней – сон слетел в мгновение ока.
Я выгнулась, запрокинула голову и вцепилась пальцами в железную спинку кровати, стараясь контролировать дыхание и не стонать слишком громко, когда касания начали становиться все чаще, а подозрительно длинный язык, извиваясь, прополз внутрь меня.
Кажется, до Марка я никогда и не знала, что такое куннилингус. Все, что раньше со мной делали под этим названием было на удивление невнятным. Я, конечно, кончала, но… Оказывается, языком, губами, пальцами можно так тонко управлять моими реакциями и возбуждением, словно ему там, внизу, выдали пульт управления как в ЦУПе и каждый рычажок и колесико были пущены в дело.
Я не орала. Я даже не стонала. Я честно держалась, кусая губы, но, видимо, от меня настолько сильно шарашило сексом, что энергия просочилась даже за пределы спальни.
Втянув воздух сквозь сжатые зубы и открыв глаза, чтобы посмотреть на темно-рыжего дракона между моих ног, я замерла.
Вскрик застыл в горле и вырвался лишь хрипом.
Дима стоял в дверях и смотрел на нас очень темным взглядом.
Одна тьма на двоих
Волоски на коже разом встали дыбом. Слишком много эмоций было в этом взгляде. Нечитаемых, незнакомых, сильных – страшных.
Я не успела ни испугаться, ни дернуть Марка. Димка оторвался от косяка, сделал несколько ленивых скользящих шагов к нам и склонился надо мной, одновременно по-хозяйски властно положив ладонь на мою грудь и накрывая губы.
Я не смогла ответить на требовательный поцелуй. Я замерзла, застыла, сжалась, не представляя, что теперь будет. Марк наконец почувствовал, что что-то пошло не так и поднял голову.
Димка повернулся к нему – и на несколько мгновений темный и огненый взгляды скрестились как мечи в смертельном поединке.
Смуглая рука на моей груди напряглась, длинные пальцы на моих бедрах впились сильнее…
А потом горячий язык скользнул между моих губ, и другой – обвился вокруг набухшей влажной плоти, и я судорожно вдохнула от такой слаженной атаки.
Я любительница делать вид, что ничего особенного не происходит, даже когда происходит что-то совсем стремное. Однажды вдоль дорожки в лесу, по которой я шла, параллельным курсом шел человек в костюме крокодила с косой. И ничего. Я пару раз переключила треки в наушниках, остановилась сделать фото граффити на заборе и собрать кленовые листики. А потом пошла дальше. Крокодил потом свернул куда-то на просеке.
Или вот в юности, когда меня хватали в автобусе за жопу, с ничего не выражающим лицом просто разворачивалась спиной к стене. Ничего не происходит. Все в порядке.
Но это, вот прямо сейчас происходящее, даже для меня перебор!
Я хотела оттолкнуть Димку, свести ноги, сбежать, в конце концов, но стоило мне дернуться, как они снова обменялись этим, казалось, забытым взглядом-без-слов и снова сделали так, как умели только они – втянули, силой затащили внутрь, туда, куда я боялась идти сама.
Как обычно.
Пальцы Марка стали наглее, а язык жестче, мгновенно и принудительно захватывая меня в плен ослепительных ощущений. Он присосался к моему клитору – меня дернуло как током сладкой болью такой интенсивности, что разом ослабели все мышцы, словно от реального электрического разряда.
Губы и руки Димки – напротив, теперь ласкали меня мягче. Одна его рука зарылась в волосы, не давая прервать поцелуй, другая – массировала грудь. Чуть грубовато, чувствительно и так, словно он имеет на это право.
Ощущать поцелуи одновременно на губах и между ног – это был охренительно новый опыт в моей жизни! Все чудилась какая-то связь, какие-то особые путешествующие через все тело туда-обратно течения. Хотелось погрузиться в это, застыть, прочувствовать.