Я представила Димку по зуму своим подругам уже официально и пережила вопросы «а где тот, второй, в золотистых плавочках?»
И была представлена Димкиной матери, переживающей эпидемию где-то в Подмосковье.
Но ведь не зря выросли разводы после карантина.
Две недели, конечно, проще пережить, чем два месяца, которые достались нашим соотечественникам, пока мы выясняли отношения на фоне роскошных морских пейзажей Кипра.
Я чувствовала, что задыхаюсь в этой огромной квартире.
Книги, фильмы, тренажеры, вкусная еда. Не на что жаловаться. Дома было бы хуже – что с Димкой, что без него. Может быть, я зря вернулась? Там ведь было море… Море всегда меня успокаивает.
Где-то в глубине души я понимала, что дело не в развлечениях, не в карантине и даже не в море. Я еще помнила свои чувства от того, как нам было втроем. Как я наконец ощущала, что мне в кои веки хватает любви.
Просто очень не хотелось верить в то, что у меня было всего несколько недель полноценной жизни. Которые никак не вернуть. Не пойду же я искать…
Я даже пробовать не хотела.
Едва дождавшись окончания самоизоляции, в первую же вольную ночь я слиняла к себе домой. В пустую квартиру, которая ждала меня на три месяца дольше, чем планировалось. За это время там не прорвало трубы, туда не влезли воры, не случился пожар. Все было на месте, как я уезжала – чистота, пустота, легкий бардак и полное ощущение чужого и нежилого помещения.
Я наконец-то сменила одежду на новую, а то один и тот же набор из джинсов-худи-футболок немного задолбал. Перестелила постель и заснула в ней одна.
Совсем одна. Впервые с начала марта.
Проснулась слишком ранним утром в слезах и с бешено бьющимся сердцем.
Свернулась калачиком в пахнущей застарелой пылью постели и тихонько заплакала, сама не зная о чем.
О том, что мое одиночество, которое казалось самой удобной штукой в мире, теперь не было таким сладким – после того, как я попробовала на вкус другие отношения.
О том, что я всю жизнь шарахалась от множества странных вещей, и вдруг одна из них оказалась именно тем, что мне было нужно. Неужели среди них могли встречаться и другие? Сколько всего я упустила?
О том, что я никогда не смогу ни позвонить, ни написать Марку, чтобы попросить его вернуться. У него дети. И жена. И Италия. Не думаю, что я стою всего этого. Тем более, что у меня все еще Дима… и об этом разговоре я даже думать не хочу.
Я зажмурилась и зарылась с головой под одеяло. Высунув руку, нащупала свой телефон, который снова жил рядом с кроватью, как в эпоху до двух кипрских наглецов, и открыла фейсбук. Ничего интересного не нашла, в пять утра там пусто и голо, просто полистала картинки с котиками и мемы. Заснуть обратно было сложно.
Но буквально через пять минут телефон зазвонил, показав на экране «Димка».
– Да? – всхлипнула я в трубку.
– Ты не спишь? – хриплым голосом спросил он. – Видел тебя онлайн.
– Сплю.
– Можно я приеду?
Я помолчала.
Отказаться от кусочка пирога, когда хочется целый?
Даже если очень, очень голодна.
Однажды я выбрала отказаться – и была счастливее с пустой тарелкой, чем с одним маленьким кусочком, которым не могла наесться.
Что же делать сейчас?
– Приеду, – сказал Димка уже утвердительно.
Я открыла ему дверь уже через полчаса и остаток утра досыпала в горячих объятиях крепких рук. Кровать моя резко стало слишком маленькой, хотя раньше на ней легко помещались двое, но Димки было реально много. Он закинул на меня и ногу, и руку, прижал к себе изо всех сил, будто боялся, что сбегу. Я зарылась ему в шею, вдыхая очень мужской терпкий запах, по которому успела соскучиться за половину ночи.
Даже странно, чем я так запала умному, успешному и такому мужественному Димке. Моя область охоты – извращенные интеллигентные мальчики. Может быть, действительно, во мне слишком глубоко было спрятано то редкое в других людях, что ему по-настоящему нужно? Так глубоко, что без нескольких недель вынужденной жизни рядом было и не откопать? Зато откопав, он уже не хотел отдавать свой клад.
В конце концов, мне понадобилось еще больше времени, чтобы найти свое.
Но, увы, это не он. Точнее – не только он.
Я тихонько плакала во сне, прощаясь с ним. Время наших отношений было сочтено и все быстрее утекало сквозь пальцы. Я не смогу жить на половинной порции и не хочу мучить его своей навязчивостью и раздражением одновременно. И пусть с утра мы снова поехали к нему, захватив чемодан моей одежды и памятных вещичек, я все-таки отказалась перевозить всю остальную одежду и все остальные вещички. Отговорилась тем, что лень собирать коробки, чемодана мне хватит. Прожила же я несколько месяцев на Кипре только с ним. На самом деле мне не хотелось через неделю перевозить с той же помпой эти коробки обратно. Димка так на меня посмотрел, что кажется – догадался. Он умный.
Но ничего не сказал. Мужчинам тоже хочется иногда обманываться.
И мы прожили так еще пару недель, на этот раз наслаждаясь летней Москвой, которая была ничем не хуже Пафоса, только народу в масках больше. Наслаждаясь дождями, свежестью по утрам, поспевающими в парках яблоками, причудливым кофе из выживших после локдауна маленьких кофеен. Хотелось поддержать их сразу все!
Но с каждым днем я становилась все грустнее, а он все мрачнее. Как и обещал, он несколько раз уезжал по работе, вырядившись в деловой костюм. Мышцы скрывались под безупречным кроем – из мускулистого мачо получался просто крупный мужчина. Все еще безумно красивый и еще более притягательный в новом образе.
Я так дико ревновала его к женщинам, с которыми он там совещался и ужинал, что грызла пальцы каждый вечер без него, а потом с порога тащила в чертову спальню с зеркалом на потолке. Он потом лежал, перебирая мои волосы и мягко, мечтательно улыбался – я подглядывала в зеркало.
Внутри ныла тоска. И потихоньку, одна вещь за другой, мои носки, футболки, аромалампа, плюшевый енот, духи, зарядка для телефона перекочевали в чемодан. Словно я боялась не успеть собраться или мне ужасно не терпелось это сделать.
Оставалось последнее. То, что я ненавидела сильнее всего. «Нам нужно поговорить».
Снова выбрать пустую тарелку вместо кусочка пирога, который только дразнит аппетит и раздражает тем, что он не целый.
Пару раз я малодушно думала сбежать втихаря, но представила, как Димке станет больно и не сумела.
Когда-то это надо было сделать. Почему бы не сегодня – когда в этом доме не осталось других моих вещей кроме чемодана и босоножек.
Димка скинул сообщение, что уже выезжает, но не знает, что там с пробками. Предложил мне заказать суши, потому что сил идти в ресторан у него не будет.
Еще с утра у меня как бешеное колотилось сердце, с того момента, как я поняла, что это случится сегодня. Больше некуда откладывать. Никакие таблетки не помогали – снова как во время самых страшных времен карантина. Приходилось прижимать ладонь к груди и уговаривать его потерпеть немножко. Хотя бы до вечера. К ночи все закончится.
Суши я все равно заказала. Он же приедет голодный. Такси вызову, когда закончим разговаривать.
Страшно было даже сильнее, чем больно, хотя больно тоже – неимоверно.
Дверь подъезда на звонок в домофон я открыла, не спрашивая, – курьер же. И дверь в квартиру распахнула, не глядя в глазок.
Если я думала, что до этого у меня слишком сильно билось сердце, то нет.
Мне показалось, что в тот момент, когда я увидела Марка – непривычно небритого, с отливающей темной бронзой щетиной – мое сердце заколотилось так сильно и быстро, что я перестала отличать отдельные его удары.
Ну, или оно просто остановилось.
Когда двое – слишком мало
Марк был ошеломлен не меньше меня.
Он порывисто шагнул вперед, притянутый тем магнитным влечнеием что всегда было между нами. Без слов, без рук – только всем телом вплотную и губы коснулись губ. Язык пробежал по нижней, пробуя на вкус, проверяя, сверяя, удостоверяя, что это я – и только тогда скользнул внутрь, сразу наполняя меня мгновенным огненно-солнечным счастьем.
Как я скучала! Как!
– Люблю тебя… – так тихо, что мне показалось – я это даже не слышала.
Не до того было. Что за очевидные вещи он говорит? Его губы уже сказали это три миллиона раз в секунду.
Я не могла напиться его вкусом, не могла оторваться, сплетаясь с ним языками, прикусывая его губы – еще, пожалуйста, еще! Пусть прекратится не сейчас! Хочу наполниться им до конца, сколько будет позволено.
Его пальцы трогали меня везде – я ощущала очень смутно, почти не осознавая, что мы уже не в коридоре, мы в спальне, и поцелуи спустились ниже, и пальцы касаются легко, нежно, настойчиво, трепетно, узнаваемо. И не забывают освобождать меня от одежды – его от одежды тоже. И снова поцелуи – везде, вообще везде. Его губы и язык на каждом миллиметре моей зацелованной кожи. И твердая шкура, загрубевшая за месяц в Москве, вновь тает под ласками, словно Марк – южное солнце и южное море одновременноо.
Он будто узнавал меня заново – подробно, куда подробнее, чем раньше, сканировал собой до самой глубины и в самом высочайшем разрешении – и потому невероятно медленно, но как же неверояно плотно и полно!
Мне кажется, я умирала от счастья каждый раз, когда сияющий золотом взгляд устремлялся в мои глаза. Откуда такой? В сумрачной спальне в пасмурный день – какое солнце просвечивает его желтые глаза так пронзительно, что они загораются огнем при взгляде на меня?
Кожа терлась о кожу – его слегка шершавая, странная, золотистая, гибкий драконий хвост, моя белая, так и не загоревшая за время моего затворничества на острове. Мы сплетались друг с другом и целовались, все еще не насытившись, а потом он выгнулся, развернул меня, опрокинув на спину, так что голова откинулась с кровати и проник внутрь медленно и горячо, словно сам был солнцем.
И вот тут я поймала дежа вю. Потому что в последнюю секунду распахнула глаза и увидела в дверях Димку. С упаковкой суши в руках.