Боже, сестра Гвендолин никогда от меня не отстанет.
Смотрит мне через плечо:
– О! Французский. Как сексуально.
«Месье Хоган в сто раз сексуальнее, чем
месье Тейлор,
тебе не кажется?
Уи? Уи?»
– Уи! – отвечаю Марле,
передаю ей стопку бумаги —
пусть поработает, потренирует мозги.
Я не использую Марлу.
Вовсе нет: ей полезно.
Не потерялась
Читаю в новостях:
Пять дней назад
пропала девушка пятнадцати лет.
Не я.
Фэй Патерсон.
Родители сходят с ума!
Мама плачет.
Отец поседел.
У меня все не так.
В последний раз
Фэй видели возле кафе,
На ней были толстовка и джинсы, в руках телефон.
Похоже, ждала кого-то.
У меня все не так.
Фэй ПРОПАЛА,
полиция просит помочь.
Все волнуются.
Почему же не ищут меня?
Я тоже
пропала!
Но меня до сих пор
не хватились.
Сласти или страсти
Марла знает – сегодня Хеллоуин.
Просит меня: «Давай кого-нибудь разыграем,
попросим конфет!
Хоть прохожего с улицы!»
Ну, как ребенок.
Что с ней делать… Ладно,
мы густо раскрасили лица тенями для век
и еще
ярко-красной помадой —
будто у нас с подбородков
капает
кровь.
Все вышло чудесно – мы вернулись с добычей:
шоколадки,
леденцы,
и мармелад, и конфеты,
а вечером уселись смотреть телевизор
и давай вспоминать, как пугали прохожих на улице!
Шутили, хихикали.
Так что получилось неплохо.
Не парься
Сегодня у нас с Люси расчет:
за лабораторную работу и два эссе.
Беру у нее деньги, и:
– Слушай, у меня телефон потерялся.
Ты не знаешь, кто-нибудь продает
бэушные?
У Люси скучающий взгляд.
– А… Я думала, ты без мобильника,
у тебя же родители хиппи или типа того.
Хочешь, отдам тебе свой старый айфон.
– Я куплю.
– Да не парься. – Она отмахивается от меня.
– Где-то валяется, поищу.
Фейерверк
В темноте грохочут фейерверки.
В воздухе
пахнет порохом.
Марла прячется под пуховое одеяло,
словно котенок.
Как узнать,
о чем ее мысли?
Как проникнуть в чужой разум, чужое горе?
Кто что скрывает?
Фобия
Папа терпеть не мог кошек.
При виде их просто трясся от злости,
стучал по окнам,
когда бездомный котяра забредал в палисадник.
Если папе на глаза попадался кот,
я за себя не боялась.
Если папе на глаза попадался кот,
я была в безопасности.
До Келли-Энн
Папе нравилось хвастаться мной:
«Такая самостоятельная!
Эл с шести лет сама себе моет голову», —
говорил он своим подругам,
будто это его заслуга,
будто есть чем гордиться.
Женщины округляли глаза, пожимали плечами, улыбались,
потом поднимались с папой наверх.
Я слышала крики из папиной спальни,
будто он причинял им боль.
Я именно так и думала,
пока не начала понимать,
что им нравилось.
То, что он делал.
Мне говорили:
«Иди поиграй во дворе».
Кто-то из женщин оставался на несколько дней,
Таня – пару недель,
Кэрол – целых полгода,
Келли-Энн – дольше всех.
Только она согласилась
терпеть эту боль,
жить с ней.
Не считая меня.
Пропавшая девушка
Фэй Патерсон нашлась в Ньюкасле: жива и здорова,
работает в баре вместе со своим парнем. Он старше ее.
Сам позвонил в полицию после газетной шумихи.
– Никто ее не похищал!
Я не знал, что ей нет восемнадцати!
Честное слово, клянусь!
А подозревали
ее отца.
Он ничего не сказал журналистам,
просто плакал.
Пожилой мужчина, давно небрит
и рубашка застегнута на все пуговицы.
Ему не поверили.
Весь палисадник перекопали,
искали труп.
Марла спрашивает:
– Так, значит, она жива,
эта девушка?
– Да, жива и здорова, подает пиво в пабе.
Просто сбежала.
– А что с моей Мэри?
Она тоже там?
– Если честно, не знаю.
Марла долго молчит.
– Ну а ты? Почему ты сбежала?
Когда нужно было уехать
Кольцо на столе в коридоре еще сохраняло тепло,
а я уже пожалела,
что не уехала с Келли-Энн.
Нужно было бежать за ней по дороге
хоть босиком!
Нужно было уехать раньше.
Да и сама Келли-Энн слишком долго тянула с этим.
Но люди ведут себя странно: не уходят с футбольных матчей,
когда уже ясно – их команда сейчас проиграет,
им обязательно нужно увидеть ее поражение.
До конца досматривают фильм, даже если не нравится,
вместо того чтобы
встать и уйти.
Остаются – и терпят скуку.
Или горе.
До конца.
Уходят, только если
остаться – невыносимо.
Неправда, что любви всегда сопутствует боль.
Не всегда.
Необязательно.
Недоверие
Мы сидим у маяка на камнях,
океан обдает нас прохладными брызгами.
Люси спрашивает:
– Ты бездомная?
– Нет, я живу у холмов.
– Клево.
Надо зайти к тебе в гости.
По голосу слышно – она мне
не верит,
хотя непонятно, чем же я себя
выдала.
Наверное, то же самое чувствует
Марла?
Что мир над тобой смеется. Не верит
тебе.
В нескольких метрах от нас садится
чайка,
в клюве огромный ломоть хлеба.
– Да пожалуйста, если хочешь.
Можно прямо сейчас.
Чайка пронзительно вскрикивает.
– Нет, сейчас не могу. Надо кое с кем встретиться.
Люси бросает в чайку камнем.
– Птицы – безмозглые твари.
Тапочки
Я взяла себе тапочки Марлы.
У нее их четыре пары,
аккуратно стоят внизу в коридоре —
обычные шлепанцы. Главное, чистые.
Я выбрала коричневые,
с мехом внутри
и ношу их;
не ходить же в кроссовках.
Папа дома никогда не носил
ни пижаму,
ни тапки:
«Нечего днем надевать
то,
в чем спишь».
Говорил: «В домашней одежде люди выглядят бездельниками».
Марла указывает мне на ноги.
– Это мои?
– Что, волосатые лодыжки?
Лодыжки мои.
Хотите потрогать?
– Тапочки, – отвечает она
и смеется.
– А, тапочки… Тапочки ваши.
– Что ж, надеюсь, у тебя чистые ноги.
А у меня были грязные, когда я их последний раз надевала!
Твое лицо? Кто это сделал? —
спрашивает Марла.
Никто мне ничего не сделал, —
отвечаю ей.
Воспоминания
Если б забыть, что он сделал…
Я бы вернулась домой.
Притворилась бы, что ничего
не случилось.
И не пришлось бы его прощать.
Но не могу. Память —
будто голодный зверь,
впивается,
вгрызается
во
все.
Колдунья
– У меня был домашний кролик, – рассказывает Марла.
– Забыла только, как же его звали?
Он был похож
на белый пушистый шарик.
– Наверное, Пушистик?
– Да ты колдунья!
Пушистик! Точно, Пушистик.
Ты угадала – конечно колдунья!
– Ну, будь я колдуньей, я бы такого понаделала!
Как звали кролика – это легко.
Я бы заколдовала весь мир.
И себя.
– Тебе не нужно меняться!
Оставайся такой как есть.
Я не нашла что ответить.
Добрее слов
не слышала ни от кого.
Получается – мне тоже наплевать?
Домашнее задание – это быстро.
У Люси все больше клиентов,
Всем нравится, как я управляюсь —
кто-то даже спрашивает, можно ли сделать
подборку стихов. Но все же я беспокоюсь:
– А как же экзамены?
Они ведь провалят экзамены?
Люси выдувает пузырь из жевательной резинки,
вручает мне деньги (ого, восемнадцать фунтов!)
и задание по истории.
– Да мне наплевать… А тебе?
В супермаркете
Покупаю шоколадные батончики – сникерс, баунти, твикс.
Фруктовые йогурты, соленое масло.
Две порции спагетти для микроволновки,
капусту, зеленый салат, буханку черного хлеба.
Туалетную бумагу, тампоны, мыло.
Все то, что брала у Марлы
и что мне понадобится —
у меня теперь есть деньги.
В одиночестве
В доме темно.
Задняя дверь заперта.
Из-под каменного гномика
во дворе
достаю запасной ключ
и захожу.
Стеклянная дверца шкафчика
отражает мое лицо.
– Привет? —
Тишина.
Что же делать?
Где Марла?
С кем?
Может, с ней что-то случилось?
Через две ступеньки взбегаю по лестнице,
захожу в ее спальню.
У Марлы на туалетном столике
куча флаконов – духи.
Названия мне незнакомы,
жидкость желтая, как моча.
Запах спирта.
Коробочки с пудрой,