Захлебываюсь слезами.
Никогда
так не плакала.
Без ответа
Келли-Энн не ответила
ни на одно сообщение.
Наверное, даже не прочитала.
И у меня нет ее номера
телефона.
Отправляю ей свой новый номер.
«ПОЖАЛУЙСТА, ПОЗВОНИ МНЕ КАК МОЖНО СКОРЕЕ.
ПРОСТИ МЕНЯ!»
И каждые пять минут
проверяю – ответила?
Где она?
Господи,
где она?
Огонь
От горящей спички
занимается розжиг,
потрескивает.
Пламя охватывает
мятые газеты
прутья, поленья.
Искры летят, дым ползет
через пустую комнату.
Лежу на ковре,
наблюдаю за пламенем,
прикрываю рукой обожженную щеку.
Подкладываю дрова,
помешиваю кочергой,
тяжелой, чугунной —
зола опадает,
как прах.
Сыплется, сыплется, сыплется.
Как же мне одиноко.
Вторжение
Я просыпаюсь: угли в камине тлеют,
огонь потух.
В коридоре какой-то шум.
Замерла,
свернулась в клубок,
прижимаюсь
к ковру.
Кто-то бормочет себе под нос,
шагает по лестнице.
Свет в коридоре.
Быстро
скользнула
за Марлин диван,
затаила дыхание.
Наверху что-то хлопает;
наверное, ящики в комнате
Марлы.
Кто-то шарит в комоде,
и у нее в шкафу.
– Это тебе нужно было сделать, – рявкает
Донел,
я даже подумала – он ко мне обращается,
но он продолжает:
– Тут горы и горы трусов, и всего
прочего.
Я не желаю копаться в белье своей
матери.
Приезжай, тебе нужно этим заняться.
Или маме самой.
Это женское дело.
Но мама сейчас не может,
а мне просто некогда, слышишь, Луиза?
Если б жива была Мэри, попросил бы ее.
но Мэри…
Да нет, я не ругаюсь, просто…
Это он по телефону.
Нужны вещи в больницу.
Я могла бы собрать их (но это делает
Донел),
если бы не жалела себя,
не вела б себя так легкомысленно,
а старалась помочь.
– Да, я не могу уже больше!
Давно говорю —
ей этот дом не нужен.
Нужно чем-то пожертвовать.
Он продолжает искать,
грохочет, стучит,
не заботится о порядке.
И, наконец, уходит.
Ему не жаль пожертвовать
домом.
Я понимаю, это – предупреждение
мне:
время
пошло.
Собираю вещи
Все, что дала мне Марла —
носки и тапочки,
книги и ручки,
складываю на кровати.
Я не могу оставаться. Без нее – не могу.
И все же
мне нужно где-то побыть
прежде, чем кто-то найдет меня.
Пусть это будет Келли-Энн.
Свободное падение
Никогда не хотела покончить с жизнью.
Стою на вершине утеса у моря.
Ветер треплет мне волосы,
волны в барашках пены смеются злобно.
Стоит только
шагнуть:
несколько секунд полета
в свободном падении,
а потом —
НИЧЕГО.
Никогда не хотела покончить с жизнью,
но иногда
я не хочу
БЫТЬ.
И нелегко
удержаться.
Подарок
Марла глядит в потолок; крутится вентилятор.
Рядом с ней капельница.
– Марла, привет!
Садится, улыбается.
– Это вам.
Вручаю подарок – обернут красной бумагой,
обвязан лентой.
Она рвет обертку,
открывает коробку, чуть не визжит:
– Танцевальные туфли! Для джаза!
Розовые?
О, туфли для танцев!
Прижимает к груди,
целует носочек туфельки,
будто щеночка в носик.
– Подарок на Рождество.
Это завтра.
Сажусь на кровать рядом с ней,
беру ее за руку.
– А на Рождество мы что, не увидимся?
К нам можно в любое время.
Я тереблю одеяло.
Марла кладет туфли обратно в коробку,
отдает мне и говорит:
– Забери их домой, спрячь от Донела.
Я выйду отсюда,
и начнем заниматься.
Мойра нас не обскачет.
Она шепчет мне на ухо:
– Чудесный подарок! Самый лучший за всю мою жизнь.
А ведь мне дарили бриллианты!
Да, один старый чудак.
Он уже умер.
Ужасно скупой, и слишком стар для меня.
Хотел завещать мне свою яхту!
Зачем она мне?
Я сказала адвокату – пусть отдаст его сыну.
А потом узнала – старикан был женат.
Представляешь?
Так что досталась жене эта чертова яхта.
Старый козел.
Как ты узнала, что я люблю танцевать?
Я с улыбкой смотрю на нее.
– Эллисон?
Как ты узнала?
Я – Эллисон…
Я Эллисон!
Эллисон,
Эллисон!
Мир по-прежнему существует.
Она сразу поймет
Я
купила
елку,
так что когда
Марла вернется домой, обрадуется.
Сразу поймет – Рождество!
Большая, красивая елка. Украшаю ее гирляндой
и игрушками. Когда Марла вернется
ДОМОЙ.
Переключим канал
Я смотрю «Мэри Поппинс»,
ем холодную пиццу
и прислушиваюсь – снаружи
Рождество.
Всюду звучат рождественские песенки,
к полудню все уже празднуют.
И после обеда
в часы посещений
иду в больницу.
Марла в бумажном колпаке
слушает Речь Королевы.
– Лиззи так постарела.
И ей нужен новый бюстгальтер.
С ее-то деньгами,
надо думать, можно найти
получше, чем этот.
Медсестра улыбается.
Входит Пегги.
– Опять ты здесь.
Что, нечем больше заняться? Некуда
пойти?
– Некуда.
Пегги пожимает плечами, протягивает Марле подарок.
– Болтовня! Переключим канал?
Посмотрим хотя бы кулинарное шоу.
На следующий день
На следующий день
захожу в палату, а там Донел.
Склоняется над кроватью Марлы,
отчитывает ее:
– Чего ты так хрипло дышишь?
Как паровоз!
Я его прерываю:
– Главное, дышит.
Разве лучше, чтобы совсем не дышала?
Смеюсь. Надеюсь, он понял, что это шутка.
Донел смотрит на меня с удивлением.
Задирает подбородок
(в бороде застряло какое-то перышко).
– Марла, еще подарочек —
принесла вам пакетик клубничного мармелада.
Застревает в зубах, но у вас же вставная челюсть.
– Вы кто? – Донел сурово глядит на меня.
– Я? Эллисон.
Донел, я все про вас знаю.
Что же, приятно познакомиться.
По виду не скажешь, что я подросток.
Наверное, подумал —
социальный работник.
Он поднимается. Что-то пьет
из пластикового стакана.
– Черт, надо ехать. Кончилось время парковки.
Мам, я вернусь через несколько дней.
Увидимся позже.
Марла глядит ему вслед.
Подмигиваю ей:
– Сын у вас все-таки сволочь.
Келли-Энн звонит
Рыдаю в трубку. Слезы душат.
– Все хорошо. – Келли-Энн повторяет снова и снова.
– Все хорошо,
успокойся.
Все хорошо.
Правда?
В пекарне
Келли-Энн разламывает круассан из миндального теста,
вручает мне половину,
хотя у меня кекс.
Сверху вытекло немного черничной
начинки.
– Ну вот, – произносит она.
– Да, – отвечаю.
– Извини, что так получилось.
– Это ты извини…
– Кому извиняться – так это ему, – говорит Келли-Энн,
убирает волосы мне с лица. Глядит на ожог.
– Это он?
Роняю свой кекс.
Келли-Энн смахивает
крошки с моих колен.
У нее опухшие пальцы.
– Где ты живешь?
– У меня все в порядке.
– Я так волновалась. И вообще – я за тобой.
Хотела уже забирать тебя из Тоттенхема.
– Он бы убил тебя. —
Не знаю, может быть
я преувеличиваю.
Но допускаю, что мог.
– Когда у тебя срок? —
гляжу на ее животик.
– Скоро, осталось меньше недели.
Я так боюсь.
Знаешь, какого размера голова у младенца?
Я кладу ладонь на живот,
чувствую, как ребенок
внутри
плавает, словно медуза.
Даже снаружи видно,
как движется.
– Как это?
Келли-Энн усмехается —
что за вопрос?
Думаю об отце —
он причастен к появлению этого чуда,
и чудо в полном порядке?
Как это возможно?
– Ты сбежала тогда – не хотела рисковать малышом?
Теперь я понимаю.
Келли-Энн берет в ладони мое лицо.
– Пойдем. У меня есть жилье.
Жилье
«Жилье» по площади меньше,
чем гостиная Марлы.
На кухне – раковина, микроволновка
и сушилка для посуды.
Полка, на ней
одна кружка, один стакан, одна тарелка.
Пахнет лаком для ногтей.
– Только не говори, что здесь очень мило.
Я знаю – ужасно.
Она морщится,
гладит себе животик.
– Не будем тут ночевать, – я решилась.
У меня есть другое «жилье».
Не навсегда.
На сегодня.