– Прям вот с золотыми – как в сказке? – усмехнулся тот.
Андрей отмахнулся, и побежал дальше, сам толком не зная, куда… и замер.
Поперек бледно-зеленого, «финтифлюшистого» фронтона, прямо через невинную физиономию пухлого херувимчика над окном тянулась безобразная черная полоса: словно ожог от удара молнией!
– Динка… – глядя на эту отметину и чувствуя, как слабеют колени, прошептал Андрей. – Дин…
«Маленький городок… карнавал, эта, Маланка… Степан Петрович, мастерицы из шатра… цветочки-ленточки-бисер-лошадки… Портные на карнавале похитили… похитили Дину! Дину! Этого просто не может быть!» Все происходящее было настолько запредельно, абсурдно, нереально, что не умещалось в голове, казалось, мысль торчит углами, как засунутый в носок кирпич. Но Дины не было, а отметина на стене была… всего одна отметина, а Дины не было… значит, эти самые портные, несуществующая команда маланкарей, как-то сумели с ней справиться! Андрея вдруг резко и сильно затошнило, как тошнило только в детстве на американских горках, а желудок скрутило в узел. Город маленький… но ведь не настолько же, чтоб в каждый дом заглянуть! Дина может быть где угодно: в одном из враз потерявших свое очарование старинных особняков, или в обыкновенных многоэтажках окраин. А еще проклятый карнавал, и прохожие ничему не удивляются, хоть дракон мимо прошагает, хоть… невесту проволокут.
– Она сильная. – он до боли стиснул кулаки. – Они еще очень пожалеют, что ее украли, она им покажет. – и глухо застонал сквозь зубы. Если б Динка могла, она б и украсть себя не дала, а значит… Все плохо, все очень плохо, а он… он понятия не имеет, что делать и куда бежать! Он знает тех, кто сумеет найти Динин след даже в переполненном туристами городе, и тех, кому и след не нужен, чтоб отыскать пропажу… но они далеко! Дома, в родном Андреевом городе, а он… здесь! Боль была как замороженная сталь – она ползла по внутренностям, оставляя за собой черную вымороженную дорожку, а ощущение полной беспомощности вытягивало силы: ты не знаешь, куда мчаться, с кем драться, и кажется, сейчас просто упадешь и взвоешь, катаясь по булыжной мостовой. Андрей окинул улицу безумным взглядом враз налившихся кровью глаз…
Скандальный худой гопник из кафе застыл у входа в переулок и пристально смотрел на Андрея – в его взгляде не было ни вызова, ни злорадства, ни даже простой неприязни, а только страх и кажется… жалость? «Чего это он меня жалеет?» – успел подумать Андрей, пока ноги сами, опережая разум, швырнули тело вперед. Андрей уже несся по переулку, когда до худого, наконец, дошло. Он вякнул, скорее от изумления, чем от страха, повернулся и со всех ног дернул прочь.
Радостная карнавальная толпа все также клубилась на проспекте. Темная зимняя куртка с капюшоном мелькала впереди. Парень мчался, отчаянно лавируя между прохожими, то и дело врезаясь в кого-то…
– Вы с ума сошли! – возмущенно закричала отлетевшая с его дороги женщина.
Стайка девчонок порскнула в разные стороны. Андрей бежал следом, шаг за шагом наращивая скорость, как выходящая на цель баллистическая ракета. Беглец оглянулся – Андрей успел увидеть его красное потное лицо и расширившиеся глаза. Резко вильнул в сторону и… отпихнув продавца, махнул через столик с глиняными свистульками. Коричневые, черные, кипично-красные свистульки со стуком и звоном посыпались на булыжную мостовую, закричал продавец. Широким прыжком Андрей махнул через разгромленный прилавок, пошатнулся… Брошенная разъяренным продавцом свистулька угодила ему в спину, но Андрей уже бежал дальше.
Под вопли клаксонов крутясь среди редких машин, тощий гопник перескочил на другую сторону улицы. В котелке над переносным очагом весело булькал глинтвейн. Гопник пнул треногу. Металлическая опора поехала в сторону, котелок накренился… Кипящее темно-красное вино хлынуло Андрею под ноги. Прыжок! Вокруг испуганно закричали, одуряющий запах корицы ударил в нос, по верху ботинка плеснуло мгновенной болью и жаром, ногу облепило мокрой горячей штаниной, но Андрей бежал.
Капюшон куртки гопника скакал далеко впереди, тот несся по площади, уставленной карнавальными платформами. Усталые маланкари провожали его удивленными взглядами. Вот он оглянулся снова, заметался, как заяц… и с разбегу сиганул на открытую платформу, уставленную слегка припорошенными снегом пальмами вперемешку с елками. Под гневные вопли маланкарей проскочил через нее и спрыгнул, скрывшись за платформой от глаз Андрея.
– Еще один лезет! – яростно завопил одетый пастухом водитель платформы, когда Андрей попытался заскочить следом. Декоративный топорик взметнулся, готовясь опустится на голову наглеца, Андрей выставил руку… топорик с хрустом сломался, топорище отскочило пастуху в лицо, и тот присел на корточки, сдавленно ругаясь и зажимая ладонями окровавленный нос.
«Жаль. Мужик-то точно не при чем». – мимолетно подумал Андрей – настоящей жалости не было, ему было просто не до того. Прыжок… Оттолкнувшись от борта платформы, Андрей взвился в воздух… и встал, опираясь ногами на две соседние пальмы. Окинул площадь быстрым взглядом. Пальмы под ним отчаянно затрещали, но он успел увидеть как знакомый капюшон мелькает у выхода в проулок. Андрей прыгнул вниз, ему снова орали вслед, но он уже почти летел через площадь к проулку, где скрылся беглец, и понимал, что не успевает, что если тот свернул еще куда, его уже не найти.
Со скоростью разогнавшегося гоночного болида Андрей ворвался в крохотный закрытый тупичок… и увидел прислонившегося к стене гопника.
– Чего ж ты ко мне привязался, придурок? – с хрипом выдохнул тот.
Движение за спиной, Андрей метнулся в сторону… обрезок металлической трубы ударил в булыжник мостовой, высекая искры. Разворот… Отрезая выход из проулка, позади него раскорячились те же двое здоровенных амбалов, что придерживали официантку в кафе. Один снова замахнулся трубой, на шишковатых пальцах второго блеснул кастет. Андрей шагнул назад, труба свистнула у самой его головы.
– Парни… – почти простонал он. – Как же вы… Ну как же вы вовремя появились! А то б ведь еще чуть-чуть и этот… – он махнул на гопника. – …сбежал!
И прежде чем ошарашенные амбалы сумели осознать, что это он такое говорит, Андрей бросился на них.
«Рехнулся». – успел подумать тяжело переводящий дух гопник, когда полоумный турист кинулся на амбалов вдвое больше него. Он невольно зажмурился, хорошо представляя, что сейчас будет: эти бычары настоящих быков кулаком глушили, что им какой-то приезжий? Дадут раз и… не плачьте, мамаша, по глупому сыну. Раздался звонкий шлепок, кто-то рухнуло, тяжело, будто бетонный блок обрушился, снова удар, металлическая труба покатилась по булыжнику… Труба?
Тощий гопник распахнул глаза… посреди проулка вскипело стремительное, неуловимое глазу движение… и тут же пелена растаяла, сменившись совершенно четкой – и столь же невероятной картинкой. Парочка его приятелей, за которыми он всегда чувствовал себя как за каменной стеной, лежала на мостовой. У одного обе руки почему-то были простерты в небо, да так и застыли в неподвижности, у другого нога была как у кузнечика – коленкой назад, и под ней расплывалась лужа крови. А потом они оба пропали из виду, зато весь обзор заняла физиономия того самого ненормального туриста. Вдруг стало трудно дышать, помутилось в голове… И гопник понял, что висит, пришпиленный к стене, а обрезок трубы прижат ему к горлу и давит, давит.
– Где она? – тихим и очень страшным голосом спросил ненормальный.
– Кто? Не знаю нико… – прохрипел гопник, и захлопал губами. Еще чуть-чуть… и его кадык раздавят как яблоко под колесом, и никто не поможет, нет никого, только он и… этот. – Никто ее тебе… не отдаст… Она теперь… его… А я тебе говорил – уезжай, увози, так нет, вы же гонорные все, а я по другому-то сказать не мог, меня бы прикопали там же, а она такая красивая, а теперь все, поздно!
– Так это ты так помочь хотел? Знаешь, парень, твои намеки очень уж… тонкие. – покачал головой Андрей. – А теперь сосредоточься: я не спрашиваю, отдадут или нет, и кто такой он. Я только спрашиваю – где? – давление на горло усилилась, гопник забился, молотя подошвами по стене. Горло чуть отпустило.
– В лесу! – судорожно хватая ртом воздух, залепетал он. – В Карпатах! Только уже поздно, слышишь! Она его, его… Она будет его женой! – выкрикнул он. – Ей конец!
– Опытные мужики говорят, что это для мужчины с браком все заканчивается. – Труба у горла гопника исчезла, но упасть он не успел – его перехватили за шиворот и поволокли как щенка. – По дороге расскажешь, что тут у вас за… Маланьина свадьба, а пока показывай, где этот ваш… лесной ЗАГС. И не дергайся, а то там же и тебе свидетельство о смерти выпишем – прямо в руки!
***
Крышка багажника распахнулась и внутрь хлынула тьма, разбавленная белым сиянием. Дину подхватили под колени и плечи, кто-то с натугой закряхтел, ее качнули, как мешок и… у-ух! – забросили на что-то ровное, твердое, больно врезавшееся в спину.
– На вид такая худенькая, а тяжеленная.
– Где эти трое? Ума нет, пусть хоть тяжести таскают!
Кажется, это был голос старшей из мастериц, Светы.
– Остались проверить, чтоб ее парень не начудил чего.
Бедный Андрей, как ему сейчас плохо и страшно, он же даже не знает, где она. Она сама, правда, тоже не знает. Дина почувствовала как на нее падает густая тень, ощутила запах мокрого подмерзшего меха, шерсти и чужого дыхания – над ней наклонились, проверяя, не очнулась ли она. Если сейчас она распахнет глаза, то окажется нос к носу со своим похитителем. Вместо этого она постаралась дышать рвано и неглубоко, как одурманенная. Тень над ней исчезла.
– Что там проверять, все чисто. – недовольно ответил Степан Петрович.
– А если он в полицию пойдет?
– Непременно пойдет. Сперва они три дня не станут принимать у него заявление, потом отговариваться карнавалом, намекать, что его девушка могла загулять с другим, звонить ей домой, вдруг она уже вернулась. И только когда родственники начнут истерить, станут искать… и кого же они найдут? – после многозначительной паузы продолжил он. – Я ж парню про портновскую деревеньку рассказал, пока-а поймут, что там ловить нечего. Пока-а расспросят администрацию Маланки, в которой нас никто не видел, и танцоров, которых нашели через сеть…