– Они не могут стрелять, тут люди! – как заведенная твердила Катерина, но полицейские, похоже, обезумели от желания задержать еще парочку маньяков – конечно, маньяков, иначе чего удирают?
Сирена взвыла впереди… вторая полицейская машина мчалась по набережной им навстречу. Катерина отчетливо, как в бинокль, увидела молодого парня за рулем – пряди прилипли к мокрому от пота лицу, стиснутые на руле пальцы побелели. Его напарник опустил стекло и в окне появилась рука с пистолетом.
– Бабах! – пуля чиркнула по волосам Первой… и та вскинула мотоцикл на заднее колесо. Еще одна пуля со звоном отскочила от хромированного обода… мотоцикл запрыгнул на бетонный парапет набережной и понесся по нему, как по ровной дороге. Бабах-бабах! И-и-и-и-и! – Катерина сорвалась на пронзительный визг. Мотоцикл взвился в воздух…
– Я плавать не умеююююю! – верещала Катерина
Под колесами мелькнула темная гладь реки… Мотоцикл с грохотом рухнул в воду!
Вода оказалась твердой, как бетон! В груди взорвалось болью, руки и ноги отнялись, вода залила глаза и хлынула в горло. Катерина забилась, вынырнула среди еще расходящихся кругов от утонувшего мотоцикла, судорожно отплевываясь и пытаясь схватить ртом воздух. Бетонный склон набережной поднимался над головой. Над парапетом мелькали синие огни мигалок.
– Помоги… Помогите! – она замолотила руками по воде.
Первая не оглянулась. Широкими, профессиональными взмахами разрезая воду, она плыла прочь, разорванное алое платье полоскалось вокруг ее ног.
– Пожалуйста, помогите! Пожа… – невысокая речная волна снова захлестнула Катерину с головой, рыжие волосы водорослями плыли по воде.
Ее бросили! Втянули в свои безумные игры и оставили тонуть совсем как мотоцикл! Как вещь! «Утонула Катрусенька, утонула, тильки коса ее зрынула…» – сквозь яростный гул в ушах прошелестел беззвучный и холодный, точно рыбий голос. Катерине вдруг захотелось опуститься на дно. Там не будут болеть руки. Глодать обида. Там тихо. Спокойно. Как она всегда хотела.
Блуп! Раздутая физиономия здешнего потопельника вынырнула из воды. В пустой глазнице копошился рачок, но все равно казалось, что утопленник глядит выжидающе.
– Помощи! Словом моим, хозяйки моей Силой – помощи! – преодолевая оцепенение, простонала Катерина.
Потопельник еще покачался на волнах, наконец кивнул и Катерина ощутила на своих плечах склизкие, как гнилые водоросли, раздутые пальцы. Вода разочарованно плеснула, словно не хотела отпускать добычу, и Катерину точно на водных лыжах поволокло к темнеющей посреди реки громаде острова. На краткий миг она кроме радости испытала еще и острый укол разочарование – опять мчаться куда-то, суетиться, дергаться…
Потопельник подтолкнул ее к прибрежным валунам – черная вода пенилась между камнями. Катерина попыталась взобраться… пальцы скользнули по отполированным водой гладким камням, и оставляя кровавые полосы ободранных ногтей, она плюхнулась обратно в воду.
– Лезь! – силуэт Второй возник на фоне темного неба, она легла животом на камни, протягивая Катерине обе руки. Ладони ее были твердыми, как доски, и совершенно сухими. Карабкаться даже не пришлось, со спокойной легкостью Вторая потянула, просто втаскивая Катерину наверх. Девчонка распласталась по мокрым камням, поползла, обдирая пуговицы блузки, на покрытый травой берег.
– Надо же, выбралась! – хмыкнула сидящая на стволе поваленного дерева Первая. – А я думала, ты за свою жизнь бороться не собираешься, так и потонешь.
Катерина посмотрела на себя: мокрую насквозь, растрепанную, с ободранными пальцами и в изодранной блузке. На нее: сейчас Первая почему-то казалась тоньше, изящнее, а лицо – совсем юным, словно растворились морщинки, а глаза сверкали отчаянным блеском. Магазины, театр, маньяки, гонки на мотоциклах и попытка Катерину утопить – а этой весело! Весело!
– Вы… вы сумасшедшая, бешенная какая-то! – забыв обо всем, кроме обуревавшей ее ярости, выкрикнула она. – Творите, что хотите, а что с людьми из-за вас происходит, вам начхать! Вы даже не думаете, сколько боли причиняете! Вы меня там бросили! В воде! Вы подлая, подлая! Как же вы меня достали! Не знаю и знать не желаю, что в вас такого важного, но с вами… – она ткнула дрожащим пальцем в Первую. – Я больше дел не имею!
– Уверена? – очень тихо спросила Первая… и вдруг качнулась к Катерине, в мгновение ока вырастая головой чуть не до неба… и огромная ладонь потянулась, словно желая схватить девчонку…
– Еще как уверена! Скажите ей! – Катерина метнулась за спину второй сестре. – Пусть оставит меня в покое! – прячась за обтянутой строгой шерстью темного костюма спиной от тянущегося к ней жуткого чудища, вопила она. – Я ее боююююсь!
Вторая замерла, словно оцепенев. Потом ее шея скрутилась, а голова повернулась на девяносто градусов, и провалы сияющих белым потусторонним огнем глаз уставились на скорчившуюся за ее спиной девчонку:
– Разве тебя рвет на части чудовищная, невыносимая, нескончаемая боль, и нет от нее ни спасения, ни избавления? – глухим, словно из-под земли голосом спросила Вторая.
– Нет, – пролепетала Катерина.
– Или спасаешь друзей, и боишься не устоять и выдать врагам их убежище? – снова прогудел голос.
– Нет, нет, почему вы спрашиваете, ничего такого нет!
– Потому что только это может быть извинением, чтобы бояться Живы… – она указала на сестру. – …и просить помощи у ее сестры Мораны!
– Нет… Нет! – глухо простонала Катерина и попятилась, в ужасе глядя на Первую.
Сейчас она была совсем юной. И сказочно, завораживающе красивой. Словно извиняясь, она развелась руками – дескать, что же делать, если так все и есть.
– Я действительно бешенная. – вздохнула Жива-Жизнь, сестра Мораны-Смерти. – И сумасшедшая. И подлая, и равнодушная, а уж что с людьми из-за меня бывает… – она лишь криво усмехнулась. – Но кто-то ищет во мне хорошее… и находит. Или сам это хорошее создает. А кто-то меня боится. – и она очень-очень тихо шепнула. – Мне жаль, девочка, что я так и не сумела тебе понравиться.
– Нет. – Никаких слов, кроме этого единственного у Катерины не осталось. Она сказала уже достаточно, хотя ей ведь говорили… предупреждали, а она… Слова, сказанные перед лицом Смерти… и Жизни! Разом!
– Она всего лишь ошиблась, сестра! – почти умоляюще вдруг заговорила Вторая. – Просто глупая девчонка, как сотни других.
– Отказавшихся от меня, потому что со мной бывает больно и плохо, и выбравших тебя… по глупости. – Жива снова усмехнулась. – И даже если в последний момент они об этом жалели – разве можем мы с тобой хоть что-то изменить? – она покачала головой. – Мы – не можем.
– Ты безжалостна, сестра моя Жива. – тихо прошептала Вторая.
– А жизнь вообще жестокая штука. Тебе ли не знать? Пора. Скоро рассвет. Наш с тобой выходной закончился. Неплохо было, правда? Надо почаще выбираться! – с энтузиазмом закончила Жива.
Сумрак на востоке наполнился шорохом бесчисленных крыльев, тьма дрогнула и распалась на кружащиеся над островом темные фигуры. С пронзительным печальным криком они стали приземляться на камни. Черными штрихами замерев на фоне темных небес, закутанные в черные балахоны, со встрепанными черными волосами и бледными как лунный диск лицами, они ждали свою хозяйку – мары, вечные плакальщицы, свита Мораны-Смерти.
– Пойдем, девочка. – протягивая руку Катерине, сказала Морана. – Ты сделала свой выбор, отступать уже поздно и бессмысленно. Просто пойдем.
Дергаясь, как марионетка на невидимых нитях, Катерина вложила дрожащие пальцы в ее ладонь. Закружились черные крылья, мары ринулись друг к другу, слепляясь в неопрятный ком… и разом взвились в воздух. Мгновение… и на берегу ни осталось никого: ни сестер-близняшек, ни рыжей девчонки, не подумавшей, что она говорит и кому. Лишь трава на берегу бурно ударилась в рост, превращаясь в настоящие травяные джунгли, а потом разом пожухла и рассыпалась прахом.
«…Коллектив преподавателей и студентов музыкального колледжа выражает глубочайшие соболезнования по поводу смерти нашей студентки Екатерины…»
***
Девчонка нырнула под перила и встала на внешнем парапете моста, заворожено глядя на бегущую внизу воду. По щекам ее катились слезы, из груди вырывались сдавленные всхлипы. Она медленно отвела дрожащую руку от перил… и тут же вцепилась в них снова.
– Ты будешь прыгать или как? – спросили у девчонки над ухом.
Она пронзительно взвизгнула, нога поехала, на краткий миг она повисла над бездной, обеими руками вцепилась в перила и судорожно задергала ногой, пытаясь нашарить опору. На перилах сидело… сидела… нечто… вроде бы женского полу… черные тряпки, в которые оно… она была закутана не могли скрыть скелетной худобы, молочно-бледная кожа туго обтягивала скулы, и только пышные рыжие волосы горели живым пламенем.
– Прыгай давай, я тебя поймаю! – подбодрила рыжая.
– Ты меня… спасешь? – подбирая, наконец, ногу, пролепетала девчонка.
– Чего это вдруг? – возмутилась рыжая. – Ты ж, вроде, топиться собралась? Сама, добровольно, выбрала, взвода солдат с автоматами, чтоб тебя на этот мост загнали, я не вижу. – она покрутила головой, совершенно как сова проворачивая шею так, что лицо оказалось на месте затылка, и обратно.
– А зачем тогда… ловить?
– Так жрать тебя будем! – пояснила рыжая, осматривая девчонку будто кусок мяса на прилавке. – Мара я. Такие как ты наша законная добыча. – и оскалила страшные, выпирающие как у звериного черепа, зубы.
– Это же больно! – в ужасе глядя на эти зубы, выдохнула девчонка.
– А топиться, думаешь, нет? – удивилась рыжая мара. – Сперва об воду шарахнешься, так что шевельнуться не сможешь, потом ко дну пойдешь, а вода будет в горло литься, грудь распирать, а потом…
– Не надо! – завопила девчонка, чуть не выпустив перила, чтобы зажать уши. В последнюю секунду отчаянно вскрикнула и снова вцепилась в железный поручень.
– Чего не надо? Слушай, ну ты капуша, давно б сиганула уже, а то меня там девчонки ждут! Хорошо хоть, не голодные, схарчили уже одного такого придурка, который из-за общей жестокости жизни и тотального непонимания окружающих в петлю полез. – мара страшненько скривилась. – Так что тебя мы смаковать будем: сперва ножки обглодаем, потом ручки…